— Почему вы стали писать книги за других, а не от себя, как настоящие писатели? — спросил Тристан. Кейт бросила на него взгляд. Гэри был ей так же неприятен, но если начать демонстрировать это, то он может отказаться разговаривать.

— Я был сыт по горло этой журналистской мясорубкой, — сказал он. — Мне поступило это предложение, после того как вышел мой материал про Девять Вязов и моя знаменитая статья. Мне заплатили сто тысяч. Я выплатил ипотеку. Думаю, это делает меня настоящим писателем.

— Энид хоть раз говорила о Питере «не мой сын» во время суда? — спросил Тристан.

— Нет… Вы хоть раз слышали подобное, Кейт?

— Я не присутствовала на заседаниях. Только дала показания, — сказала Кейт. Мысленно она вернулась в те четыре дня, когда она, униженная, стояла в суде перед адвокатами Питера Конуэя, которые рвали ее на части.

— Разумеется, ведь когда начался суд, у вас уже был от него ребенок, так?

— Да.

Повисла неловкая пауза, во время которой Кейт пристально посмотрела на Гэри.

— Но вы ведь используете эти слова в заголовке как цитату, — сказал Тристан.

Гэри повел плечами.

— Это журналистика. Этот заголовок отражает настроение публики, а это то, к чему всегда стремится любой хороший таблоид.

«Ага, а журналисты вроде тебя еще и поимеют между делом всех, кто попадется на пути», — подумала Кейт. Она прилагала огромные усилия, чтобы абстрагироваться от своих эмоций.

— Так как же возникла идея для книги? — спросила Кейт, возвращая их разговор в нужное ей русло.

— Я познакомился с Энид Конуэй во время судебных заседаний, — сказал Гэри. — В перерывах между слушаниями она то и дело стреляла у меня сигареты. Болтала о том о сем, ничего особенно откровенного, но достаточно для того, чтобы наладить контакт. Я слышал, как она спрашивала другого журналиста, сколько она может получить за свою историю, и тогда я подумал, что на ее историю будет спрос. Я пошел к издателю с моей идеей, за пару недель до того как вынесли обвинительный приговор, и они достаточно быстро все устроили.

— Сколько раз вы встречались с Энид, когда работали над книгой?

Гэри откинулся в кресле, поставив пустую чашку на колени.

— Раз шесть-семь.

— А где вы с ней встречались?

— Здесь. Как правило, писатель сам приезжает к рассказчику, но Энид хотела посмотреть Брайтон и пожить в Гранд-отеле. Издательство оплатило ей номер на неделю. Она хотела остановиться в том же номере, в котором жила Маргарет Тэтчер, когда в отеле случился взрыв![165] Но он был уже забронирован, поэтому ей дали соседний номер люкс. Несколько раз мы встречались там и несколько раз здесь, у меня… Интересная была работенка.

— В каком смысле? — спросил Тристан.

Гэри закатил глаза.

— Она же мать известного серийного убийцы, и, к тому же, во время нашей работы выяснилось, что книга получается немного не такой, как планировалось, — сказал он. — Исходя из моего заголовка издатель сделал вывод — и кстати, одобрил такое решение, — что «Не мой сын» будет своего рода раскаянием, что Энид отречется от своего сына. Но по ходу наших бесед я пришел к выводу, что она безумно его любит и все отрицает.

— Она отказывалась верить, что Питер убил тех девушек? — спросила Кейт.

— О, нет. Она знала, что это сделал он. Она была уверена в том, что он ничего не мог с собой поделать. Сказала, что ее саму изнасиловал злой человек, и из-за того, что отец Питера был злым, он был вынужден постоянно бороться с темной стороной собственной личности. Она говорила, что хорошего в нем гораздо больше, чем плохого. Что он не виноват в том, что убил тех девушек. Что это все гены.

Кейт закрыла глаза, от этих слов ее замутило. Большую часть времени ей удавалось не думать о том, что Джейк был сыном Питера, и, хотя она понимала, что слова Энид — это следствие глубокого отрицания, она сильно беспокоилась за будущее Джейка. Она выронила чашку, и та, упав на пол, разлетелась на части.

— Ой, простите, — едва слышно сказала она, поднявшись и начав подбирать осколки.

— Не беспокойтесь, — сказал Гэри. Он подошел к Кейт и положил руку ей на плечо. — Вы в порядке?

— Она в порядке. Вы не оставите нас на минутку? — спросил Тристан, неодобрительно посмотрев на хозяина.

— Конечно. Я пойду схожу за тряпкой, — сказал он и вышел из комнаты.

— Вы можете продолжать? — спросил Тристан, заметив слезы в глазах Кейт. Он усадил ее обратно на диван и начал собирать осколки.

— Не знаю, — сказал она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Я всегда стараюсь смотреть на все это объективно, но… — она расплакалась. — Питер — отец Джейка, и все это дерьмо в нем тоже есть. Мне так страшно, когда я думаю об этом. Джейк просто ребенок, который хочет жить нормальной жизнью, но будет ли она у него?

Тристан сложил осколки чашки на стол, а затем взял Кейт за руку.

— Я специально читал в интернете про серийных убийц. Знаете, у скольких из них дети оказались нормальными? Сын Чарльза Мэнсона живет себе тихо-спокойно со своей подружкой. Дочь Кита Джесперсона сейчас читает лекции и помогает детям серийных убийц… Не удивлюсь, если Энид Конуэй наплела все это дерьмо в погоне за тиражом.

— Ни один человек ведь не знает, какими вырастут его дети? — сказала Кейт.

— Именно, — ответил Тристан. — Когда меня взяли за то разбитое стекло в машине, моя мама так взбесилась, думала, что теперь я точно пойду по кривой дорожке, но гляньте на меня сейчас. Я работаю в университете Эшдина, а не чищу туалеты. Я работаю на вас, а этим можно гордиться.

Кейт посмотрела в его добрые карие глаза и порадовалась, что тогда, после собеседования, решила дать ему шанс. Он стремительно становился для нее вторым сыном.

— Спасибо тебе, — сказала она, улыбаясь и сжимая его руку. Гэри вернулся с тряпкой и замер в дверном проеме.

— Простите, если я вас расстроил, — сказал он.

— Нет, ничего. Я же сама задала вопрос, — сказала Кейт, вытирая лицо и собираясь с силами.

Гэри протянул ей коробку с салфетками, она взяла одну и высморкалась. Он вытер с пола остатки чая и уселся обратно в кресло.

— Хотите продолжить? — спросил Тристан Кейт.

— Да, это касается не только меня, — сказала Кейт. Она утерла нос салфеткой и посмотрела на Гэри: — Вы знали, что Питер Конуэй рассказывал своим коллегам-полицейским, что у его матери были проблемы с головой и она постоянно находилась в лечебнице?

— Я слышал об этом. Энид сказала, что это ложь…

— Питер говорил об этом мне и моим коллегам. Трижды.

— Энид не упоминала этого. Она страстно любила Питера, и, мне кажется, это было нечто большее, чем материнская любовь, — сказал Гэри. — Она рассказывала, как наряжалась для него во время слушаний. Чтобы его подбодрить. Вы, должно быть, помните, в чем она приходила в суд. Короткие юбки, чулки, подвязки. Сидела там, ноги ему показывала. Кружево… Я помню, мы еще шутили об этом, сидя на балконе для прессы.

Кейт снова почувствовала тошноту, но была намерена продолжать.

— Она рассказывала об отношениях с Питером, когда он рос? — спросила она.

— Она говорила о каникулах в Девоне, но там все вроде бы было нормально, не считая эпизода с фермерской женой и того, что она украла у них курицу. Она много говорила о тех двух годах, что Питер жил и работал в Манчестере, когда сама она жила в Лондоне. Говорила, что безумно по нему скучала. В то время она работала в букмекерской конторе в Уайтчепеле и выходные у нее были раз в две недели. Они приезжали друг к другу по очереди. Как-то раз, когда она приехала в Манчестер, они выпивали в пабе, а потом пошли в квартиру, где жил Питер. Он показал ей свою новую камеру и начал ее фотографировать. Она сказала, что они начали дурачиться, она позировала для него смеха ради, а потом он попросил ее сменить наряд, а сам в это время продолжил снимать. Кончилось все тем, что он фотографировал ее голой.

— Вот же блин! Свою собственную мать? — спросил Тристан.