— А как вы узнали? — спросила Мосс.

— Позвонила ее мать. Сказала, что ее убили с особой жестокостью и что она больше не придет на работу.

На вид ему было около семидесяти.

— Можно поговорить с вашей матерью?

Он отступил в сторону и пропустил их в дом. Из холла открывался вид на большую лестницу. Потолок здесь был высоким, на уровне второго этажа.

— Она в гостиной, — сказал Чарльз.

Женщины прошли за ним мимо старых напольных часов у лестницы, под огромной стеклянной люстрой. Чарльз сутулился и имел странную, неровную походку. Первая комната, которую они миновали, была заставлена книгами. В ней стояла огромная елка, со вкусом украшенная белыми фонариками. За ней была просторная гостиная, окна которой выходили в заснеженный сад. Эта комната имела более жилой вид — здесь стояли большой телевизор, множество кресел и столик, на котором лежали журналы и книги. На самом большом диване сидела пожилая женщина. Эрика ожидала увидеть сморщенную беспомощную старушку, но Эльза Фрятт оказалась миниатюрной женщиной с волевым подбородком, стальным взглядом и идеально ровной спиной. Одета она была в шерстяную юбку и твидовый пиджак. Единственной ее уступкой холодному времени года были тапочки из овчины. Короткие волосы были красиво уложены, но морщинистое лицо несло отпечаток всех прожитых лет.

— Доброе утро, я — Эльза Фрятт, — представилась она, вставая и пожимая им руки. — Со слуховым аппаратом я слышу абсолютно все, — добавила она, показывая на уши.

Передвигалась она, в отличие от сына, легко. В ее выговоре сквозила едва заметная резкость и какой-то хрустящий звук, родину которого Эрика никак не могла угадать. Вместе с Мосс они представились и показали удостоверения.

— Хотите кофе с пирожками? — предложила Эльза. — Чарльз, ты ведь умеешь пользоваться кофемашиной?

— Да, конечно.

— Подогрей пирожки из магазина. И выкинь те, что купили на ярмарке.

Чарльз кивнул. Эрика смотрела, как он, весь потный, идет к двери, и подумала, не болен ли он.

— Лично я предпочитаю покупные пирожки, а не домашние. А вы как? — спросила Эльза.

— Мне все равно, лишь бы были пирожки, — ответила Мосс.

В камине горел огонь. Они уселись на противоположном диване, а Эльза сложила руки на коленях и впилась в них взглядом голубых глаз.

— Вы пришли поговорить по поводу Мариссы? — спросила она, качая головой и цокая. — Какой ужас. И кому понадобилось убивать такую молодую девушку?

Она приложила скрюченный палец ко рту и снова сокрушенно замотала головой. Казалось, она вот-вот заплачет, но ей удалось сдержать слезы.

— Можно ли сказать, что Марисса была вашей сиделкой? — спросила Эрика.

Услышав это слово, миссис Фрятт лишь отмахнулась.

— Скорее она была компаньонкой. Ходила для меня в магазин, вела ежедневник. Я доверяла ей то, что вряд ли можно доверить обычной домработнице.

— Если позволите такой вопрос: много ли у вас прислуги?

— Нет, — засмеялась она. — Из-за моих слов может сложиться впечатление, что я веду красивую жизнь. Но это не совсем так. Ко мне каждый день на несколько часов приходит женщина, чтобы убраться и приготовить мне обед. Еще есть садовник, и он же делает все, что нужно от мужчины по дому. Чарльз много чего делает. Марисса стирала мне одежду, помогала мне с магазинами и всеми личными нуждами.

— Сколько она у вас проработала?

— Чуть больше года. Я вывесила объявление в местном кафе и в Интернете. Вернее, не я, а Чарльз все это сделал. Я хотела найти кого-то, кто живет рядом.

— Вы знали, что Марисса еще работала танцовщицей? — спросила Эрика.

— Конечно. Я несколько раз ходила на нее смотреть.

— В стрип-клубы? — удивилась Мосс.

Миссис Фрятт посмотрела на Мосс так, словно только что заметила ее присутствие.

— Стрип-клубы? Я ни разу не была ни в одном стрип-клубе. Я ходила смотреть на Мариссу в «Кафе де Пари» на Лестер-сквер. И раз в неделю она выступала в Сохо — не помню название клуба. Он маленький, и там гораздо веселее. Она не занималась стриптизом. Бурлеск — это искусство, и она была профи, — произнесла миссис Фрятт, закусив губу и еле сдерживая слезы. — Извините. Она просто была такой живой. С ней было намного веселее.

— Можно ли узнать, сколько Марисса зарабатывала у вас?

— Деньги я не обсуждаю, — сказала она, задрав нос. — Я очень хорошо ей платила. Она работала три-четыре часа ежедневно.

— Миссис Фрятт, я все пытаюсь распознать ваш акцент, — сменила тему Эрика. — Вы, видимо…

Эрика сделала паузу, но миссис Фрятт ничего не сказала.

— Можно узнать, откуда вы?

— Из Австрии. Это имеет отношение к делу?

Эрика удивилась.

— Нет. Просто обратила внимание. Я сама из Словакии.

— Да, я тоже заметила ваш акцент, вы редуцируете гласные.

— Я учила английский в Манчестере. Там я жила, когда приехала из Словакии.

— Вот как, — ответила миссис Фрятт, склонив голову набок и холодно улыбаясь Эрике.

— А вы где приобрели свой симпатичный… Где вы выучили английский? — не менее холодно спросила Эрика.

— Моя семья приехала в Англию, когда началась война. Мой отец был дипломатом.

В этот момент в комнату вошел Чарльз с большим подносом, на котором стоял красивый фарфоровый чайный сервиз: чашки, блюдца, молочник и сахарница. Миссис Фрятт наблюдала, как он пытается куда-то его пристроить. Когда он поставил его к себе на колено, она не двинулась с места, чтобы убрать стопки книг и журналов на столе. Чашки и френч-пресс уже начали сползать набок. Мосс еле успела встать и взять у него поднос.

— Господи! Сначала поставь поднос, а потом убирай вещи, — отчитала его миссис Фрятт. — Мужчины не в состоянии продумать свои действия даже на один шаг вперед.

Судя по взгляду, который Чарльз бросил на мать, он был готов ее убить. Но вместо этого он просто сгреб книги и журналы и освободил стол.

— Чарльз — первоклассный ювелир с энциклопедическими знаниями о драгоценных камнях, металлах и старинных украшениях, но в быту он безнадежен.

Чарльз взял поднос и поставил его на стол.

— Все готово, мама.

Он вышел из комнаты. Миссис Фрятт разлила кофе.

— Когда магазин закрыт, ему некуда себя деть.

— Магазин? — переспросила Эрика.

— Он ювелир в Хаттон-Гарден, — похвалилась Эльза. — Женился на милой еврейке, и им в наследство достался магазин. Конечно, все держится на нем. Он знает все. Его приняли в обществе, а это очень тяжело заслужить, если вы понимаете, о чем я.

Некоторое время все молча пили кофе.

— Вы кого-то подозреваете? — прервала тишину миссис Фрятт.

— Мы узнали, что Марисса вела очень насыщенную жизнь. Она вам что-нибудь рассказывала?

— Немного. У меня сложилось впечатление, что она профессионал. Ее очень хвалили и ценили, и она хотела уехать. Я видела девушек, с которыми она танцевала. Мне показалось, они очень дружны. А вот эта ее вульгарная подруга — как же ее зовут? — ужасное создание в очках с толстыми линзами… У нее еще такое имя, типичное для комедийных сериалов.

— Шэрон, — подсказала Мосс.

— Да, она. Марисса говорила, что она к ней липла, как банный лист, от нее было не отвязаться. Надоедала ей постоянно, чтобы она стала лицом парикмахерской, где она работала, — миссис Фрятт скорчила гримасу омерзения.

— Как я понимаю, вы туда не ходите? — спросила Эрика.

— Нет. Я хожу в «Чарльз энд Чарльз» в Челси, и качество услуг стоит всех затрат на дорогу туда.

— Значит, у вас не сложилось впечатления, что у Мариссы были враги? — спросила Мосс.

— Ну, насколько я ее знала… Не забывайте, она была… Я понимаю, что так больше не говорят, но она была моей подмогой. Мне она нравилась, но между нами пролегала пропасть в виде разницы в возрасте и социальном положении, и мы не могли быть очень близки. По крайней мере, я с ней близка не была. А вот ей ничто не мешало жаловаться мне на свою ужасную мать. Толстую алкоголичку и мразь во всех отношениях. — Миссис Фрятт подалась вперед и подлила им кофе. — Марисса, правда, рассказала мне кое-что нехорошее. Несколько недель назад она возвращалась с выступления домой, шла со станции Крофтон-парк. Было поздно и темно. Когда она проходила мимо кладбища, к ней подошел очень высокий мужчина в противогазе.