— Я не дура! Ты не дал мне возможности отойти от фритюрницы! — крикнула Нина сквозь рев картофелечистки, но Макс, не обращая на нее внимания, отошел к тележке, чтобы передохнуть.
Кончился июль, а Нина продолжала трудиться в кафе «У Сантино». Свою работу она ненавидела, но ее влекло к Максу. Она выяснила, что ему двадцать семь лет и что у него репутация хулигана: однажды он явился на работу с огромным синяком под глазом и разбитой губой. Чем упорнее Макс ее игнорировал, тем упорнее она пыталась вызвать его на разговор. Фирменную футболку с эмблемой «У Сантино» она теперь носила меньшего размера, перестала надевать на работу бюстгальтер и старалась уходить на перерыв одновременно с ним. Но он по-прежнему не замечал ее, на все ее вопросы отделывался односложными ответами, не поднимая головы от газеты или от экрана телефона.
На исходе августа Нина и вовсе приуныла. За ужином в местном итальянском ресторане мама познакомила ее со своим новым приятелем — Полом. Внешне он был так себе — грузноватый, с проплешиной на голове, да и чувством юмора не блистал, но мать, Нина это видела, была по уши в него влюблена, и она поняла, что скоро Пол переселится к ним.
В первых числах августа — это была среда — Нина по окончании долгой смены в кафе села в машину и поехала домой. Масуэлл-Хилл, где она жила, от Крауч-Энда находился недалеко, дороги были свободные. На перекрестке в конце центральной улицы она остановилась на светофоре. Пока ждала, когда какая-то старушка с хозяйственной сумкой на колесиках — та тащилась еле-еле — перейдет дорогу, увидела, как с тротуара на проезжую часть шагнула знакомая фигура. Это был Макс. Он встал перед ее автомобилем, посмотрел на нее через лобовое стекло, затем, оглядевшись, подошел к машине со стороны пассажирского кресла и постучал в окно, чтобы она открыла дверцу. Не раздумывая, Нина нажала кнопку центрального замка и разблокировала двери.
Макс залез в машину, сел рядом с ней. На нем были синие джинсы, белая футболка и коричневая кожаная куртка. Его русые волосы свисали до плеч, под левым глазом виднелся небольшой порез. От него несло пивом и потом.
Светофор на перекрестке вспыхнул янтарным светом и переключился на зеленый.
— Зеленый. Поехали, — произнес он.
Нина тронула машину с места и в заднее стекло увидела двух полицейских. Те выбежали из переулка и стали оглядывать улицу во всех направлениях. Макс немного сполз в кресле, достал из кармана пачку сигарет и закурил. Нина посмотрела на него, хотела сказать, чтобы он не дымил в салоне, ведь это автомобиль ее мамы, но у нее отнялся язык. Близость Макса ее необычайно волновала. Он взглянул на нее, затем опустил стекло и положил на нижний край окна локоть. Нина осознала, что не думает, куда едет, и только что пропустила поворот к своему дому. Она посмотрела по сторонам, пытаясь сообразить, что ему сказать. Он взглядом прочесывал дорогу. Она никогда не видела таких невероятных глаз. Они у него были бездонные и блестели, словно где-то в их глубине пылали угольки.
— Куда едем? — нарушила она наконец молчание.
— Твоя машина. Ты за рулем. Какого черта спрашиваешь, куда мы едем? — Макс выбросил в окно окурок. Нина заметила, что он осматривает салон — скользнул взглядом по стопке компакт-дисков со старыми записями группы «Уэстлайф»[108], лежавших под магнитолой, по стикеру «Спокойствие и Акуна Матата» на приборной панели, — и внезапно смутилась, чувствуя себя неотесанной дурой. Макс открыл бардачок, стал в нем рыться.
— Куда полез? — возмутилась она.
Он извлек на свет розовую тряпочку в синий горошек и вскинул брови.
— Твое?
— Нет. Машина мамина. Это ее. — Нина наклонилась к нему, пытаясь выхватить у него находку, но Макс отвел руку с вещицей подальше от нее.
— Она держит в бардачке свои трусики?
— Это тряпка, чтоб стекло вытирать.
— По мне, так это трусики, — хохотнул Макс. — Она забыла их надеть после свидания с твоим папашей?
— Папа умер.
— О черт. Прости, — извинился он, снова убирая тряпку в бардачок.
— Ладно, проехали. А бойфренд у нее есть. Тот еще придурок.
Макс улыбнулся и покачал головой.
— На свете таких полно. Жвачка есть?
— Нет.
Он закрыл бардачок и стал смотреть в окно на бегущую мимо дорогу.
— Это случилось давно, — произнесла Нина.
— Что?
— Папа давно умер. От сердечного приступа.
Макс всматривался в уличные вывески. Нина чувствовала, что он теряет к ней интерес, и злилась на себя. Зачем она упомянула про отца?
— Высади меня здесь. — Макс показал на паб, что стоял на углу улицы. Нина затормозила у обочины, он взялся за ручку на дверце.
— Ты куда? — выпалила она.
— В паб.
— Я никогда не была в «Русалке». — На вид это было сомнительное заведение, с заколоченными окнами на фасаде.
— Девушки вроде тебя туда не ходят. — Он открыл дверцу.
— Откуда ты знаешь, какая я? На работе все пялишься на меня, оцениваешь, бросаешь непристойные взгляды, а потом запрыгиваешь в мою машину и считаешь, что я должна просто тебя подвезти!
— Но это же вроде машина твоей мамы?
— Мамы. Я просто хотела сказать, что не надо строить предположения насчет людей, они почти всегда ошибочны.
В возникшей тишине Нина почувствовала, что у нее горит лицо.
Макс криво усмехнулся, глядя на нее.
— Я на пару минут. Дело у меня там. Подождешь?
— Здесь?
— Да. А где же еще?
В ответ Нина лишь раскрыла рот и снова его закрыла.
— Ты куда-то торопишься? — спросил Макс.
— Нет.
— Тогда ладно. Посиди тут. Я мигом, и потом ты мне все про себя объяснишь. — Он снова одарил ее обольстительной улыбкой, от которой она ощутила слабость в ногах.
Нина дождалась, когда Макс войдет в паб, затем вытащила телефон, набрала номер Кэт и рассказала ей о том, что произошло.
— Думаешь, он убегал от полиции? — спросила Кэт с беспокойством в голосе.
— Не знаю.
— И что у него за дела в «Русалке»? Дурное заведение, полиция там вечно наркотики ищет.
— Пытаешься мне все испортить?
— Нет. Просто волнуюсь за тебя, я ведь твоя подруга. Позвонишь, когда домой доберешься?
Нина увидела, что Макс выходит из паба.
— Да, обещаю. — Она отключилась и убрала телефон.
Макс сел в машину и сунул в карман толстую пачку пятидесятифунтовых купюр.
— Я знаю, что обещал угостить тебя выпивкой, но мне нужно заскочить в «Ягненка с флагом» на Конститьюшн-Хилл. Не возражаешь? — Он положил руку ей на колено и улыбнулся. Нину словно током ударило.
— Конечно, нет, — ответила она с улыбкой.
Нина довезла Макса до паба «Ягненок и флаг» и полчаса прождала его в машине. Вернулся он с двумя бутылками «Хайнекена». Она завела мотор.
— Прямо, — сказал он.
Она поехала вперед. Темнело, уличные фонари не горели.
— Держи. — Макс протянул ей бутылку, а сам глотнул из второй.
— Я не пью, когда веду машину, — отказалась Нина чопорным тоном, обеими руками вцепившись в руль.
— Тогда перестань вести машину, — хмыкнул он, приподняв брови. Нина видела, что впереди тупик, фонари не горят, дома по обе стороны от дороги тоже темные. Макс наклонился к ней, погладил ее по волосам. — Тормози. Давай выпьем, — сказал он, улыбаясь.
— Ладно, — улыбнулась она в ответ. От него исходил пьянящий запах — смесь лосьона после бритья и влажного пота. В V-образном вырезе его футболки поблескивала упругая кожа мускулистой груди. Нине казалось, что она сейчас взорвется от возбуждения. Она съехала к обочине и заглушила мотор. Макс дал ей бутылку, она глотнула пива, которое, пенясь, выплеснулось из горлышка. Нина опустила бутылку пол ноги и тыльной стороной ладони отерла губы.
— Черт, вся облилась.
— Ну, не знаю, мне нравится, когда девушка пахнет пивом.
Макс наклонился и притянул ее голову к своему лицу, их губы встретились. Он начал целовать ее — сначала нежно, потом более пылко, языком раздвинув ее губы. Бутылка выпала из ее руки, но она не заметила. Забылась, одурманенная его страстью и вожделением. Опомнится она не скоро. А когда опомнится, будет уже поздно.