Вот последний всадник скрылся в лесной чаще, его конь будто на прощание махнул хвостом.

Через несколько минут зазвучали выстрелы. Стая птиц, вспугнутых канонадой, взмыла высоко в небо, на котором по-прежнему не было ни облачка…

– Стоять, пёсий сын! – Двое полицейских резво кинулись ко мне, едва не столкнувшись на бегу.

Я поднял руки:

– Стою, братцы!

Из-за спины появился Иван, он нервно отстранил ретивых служак закона.

– Не троньте его! Он со мной.

Мрачные полицейские отступили.

– Где воевода?

Секретарь Фёдора Прокопича потерянно произнёс:

– Ещё с утрева отбыть изволил. К обеду обещался быть. Однако что-то припаздывает. Не знаю почему.

– Всё ясно. Опять от нас прячется, – раздосадовано сказал Иван.

– Никак нет. Он с разбойником арестованным поехал, – пояснил секретарь.

Я зло выругался. Мотивы, которыми руководствовался воевода, были понятны. Фёдор Прокопич думал о своём кармане.

– Допросные листы Сапежского есть?

– Имеются, – закивал секретарь.

– Где они?

– Фёдор Прокопич не отдавал распоряжений насчёт вас.

– Где бумаги?! – теперь уже рявкнул я.

– Чичас будут. – Перепуганный секретарь бросился к большому сейфу и, немного покопавшись, извлёк папку.

Я вырвал её у него из рук.

– А теперь всем выйти отсюда! Ну!

Полицейские недоумённо переглянулись, но секретарь, который вдруг осознал, что со СМЕРШем шутить не стоит, потянул их за собой из кабинета.

Мы с Ваней остались наедине.

Я положил на стол первый лист, углубился в чтение. Почерк у писавшего протокол, слава богу, оказался разборчивый.

Потрошили Сапежского грубовато, но грамотно. Вот пошли признания по прошлым делам, включая те самые злополучные нападения на Забелиных и Лоскутовых. Ага, вот и то, что привело нас сюда: убийство настоятеля Марфинского монастыря – отца Лариона.

Хм… никакой связи с князем Четверинским. Якобы действовал из корыстных соображений: хотел взять монастырскую казну, настоятеля убили случайно: старец оказался слаб сердцем.

Кстати, прояснилась загадка с тем, как разбойники проникли за стены богоугодного заведения. Монашеская братия чистотой нравов не отличалась, только, в отличие от брата Азария, предпочитала прекрасный пол. Сапежский и его помощники накинули на себя женские тряпки и ввели тем сторожа в заблуждение. Тот беспрепятственно распахнул ворота перед «гулящими девками».

Про завещание покойного императора ни слова. Всё ясно – либо воевода не разрешил вносить (и этот вариант самый сомнительный), либо Сапежский прекрасно понимает возможные последствия огласки. Если информация о тестаменте всплывёт, всё, песец котёнку! Размажут по стенке! А так хоть слабая надежда на помилование и ссылку в Сибирь.

В принципе, нас его молчание устраивало. Если завещание пропадёт бесследно, так тому и быть. Но… что если Сапежский нашёл завещание и ведёт свою игру? Нет, его просто необходимо допросить, теперь уже по нашей, смершевской, части.

Я высказал соображения вслух. Иван согласился.

– Послушаем, что скажет сей заклятый злодей.

Тут меня осенило. Если воевода отправился за разбойничьим кладом, то… вряд ли Сапежский вернётся из поездки живьём. Логика тут просматривалась чёткая. Даже не знаю, на что надеется главарь шайки.

– Вот что, братишка, сдаётся мне, что не представится нам такая возможность – устроить допрос. Не увидим мы больше Сапежского живьём.

Иван удивлённо вскинулся, но потом поразмыслил и кивнул:

– Вынужден согласиться с тобой. Фёдору Прокопичу невыгодно оставлять Сапежского живым.

– Если злодей получит по заслугам, не буду иметь ничего против. Давай закроем дело с убийством отца Лариона и князя Четверинского, а потом вернёмся в Петербург. Мне тут всё порядком остопи… короче, обрыдло. Разве что на могилку к Наташе схожу. Больше меня здесь ничего не держит.

– Хорошо. Дождёмся воеводу, отдадим ему показания Лестока…

– Фон Вердена! – поправил я.

– Фон Вердена. Сделаем копии с допросных листов Сапежского и зачнём собираться. Мне тоже здесь душно. На море хочу, к Балтике!

– Это в тебе романтическая натура играет. Да и соскучился, небось, по незабвенной Екатерине Андреевне.

– Соскучился. Надеюсь, её ещё замуж не выдали.

– Ну нет, – отрубил я. – Если и выдадут, то только за тебя, братишка!

– Ох, сомнительно что-то…

– А ты не сомневайся, а действуй.

Словесную пикировку прервал насмерть перепуганный секретарь. Он влетел в канцелярию с такой скоростью, будто за ним гнались.

– Господа! Там… там!

– Я вроде велел всем отсюда убраться, – сердито повернулся я.

– Вы не понимаете! Там… там!

– Там-там – барабан в Африке. Что случилось?

– С воеводой беда приключилась. Там раненого привезли.

– Фёдора Прокопича?

– Полицейского, который с ним был.

Мы, не сговариваясь, ринулись наружу. Перед входом в канцелярию стояла телега. Увидев нас, возница поклонился, заломив в руках шляпу-пирожок.

– Стало быть… вот. Я туточки по делам ехал, гляжу, а он из леса навстречу выходит. Весь в кровише! Грит: «В город вези»! Стало быть, я и отвёз.

Я склонился над телегой. На ней лежал и тяжело дышал раненый.

– Картанеев, иудушка! – чуть слышно прошептал он. – С Сапежским сговорился и в засаду нас привёз. Мы только подъехали, а на нас со всех сторон кинулись. Никто оружие достать не успел.

– Что с воеводой? Жив?

– Его с собой забрали. Я видел своими глазами.

– Остальные полицейские?

– Убили их. А меня нет. Я мёртвым притворился, они и поверили.

– Почему ты решил, что Картанеев предатель? – я вспомнил, что так представлялся полицейский, который доставил нас к воеводе в первый день пребывания в Марфино. Потный толстяк в засаленном мундире. Если память не изменяет, он говорил, что раньше служил в Ингерманладском полку. Точно, это тот самый.

– Он в меня стрелял. А потом с остальным шибаями ушёл.

– Место покажешь?

– Я шагов с сотню прошёл, а потом меня подобрали. Возница знает где. Он покажет, – полицейский замолк, потеряв сознание.

– Везите его к лекарю. Срочно! – приказал я, а потом обратился к секретарю:

– Немедленно подготовить воинскую команду. Поедем искать воеводу. Ты! – я вперил взгляд в возницу, – будешь проводником. Покажешь, где раненого нашёл.

Мужик часто закивал и надел шапку.

– Стал быть… может, награда мне какая причитается? Я ить лошадёнку свою гонял. Таперича с вами ишо надо. Стал быть, впустую день пропадёт.

– С тобой расплатятся, – пообещал я.

Возница разом повеселел.

– Вы, господа, не переживайте. Я ить всю округу исхаживал, мне там каждый кустик знакомый. Довезу куда нужно. Не заплутаете.

Иван тронул меня за рукав рубахи:

– Петь, ты уверен, что правильно поступаешь?

– То есть?

– Да что берёшь всё в свои руки.

– А кому ещё заниматься? Хоть и сволочь изрядная этот Фёдор Прокопич, но по-иному нельзя. В остальном согласен: весёлые дела, – в сердцах сказал я Ивану. – Не успели с убийствами разобраться, так теперь ещё и воеводу выручать нужно. Чувствую, не скоро ещё в Питер попадём. Так что твоя свадьба с Екатериной Андреевной переносится на неопределённый срок.

– Шут с ней, с этой свадьбой!

– Не шут, Ваня. Тут дела амурные, серьёзные. Если тебе без Екатерины свет Андреевны жизнь не мила, значит, вопрос необходимо решать. Причём в твою пользу. Только чуток погодить придётся.

– Да я хоть сто лет ждать готов!

– А вот это уже лишнее. Ты с ней повенчаться должен добрым молодцем, а не старым хрычом. Ну а пока готовься, Ваня. Может, ещё сегодня с разбойниками сцепимся. Если повезёт.

Громыхая башмаками, строился отряд драгун. Оперативно сработал секретарь, быстро поднял всех по тревоге.

Я прошёл вдоль строя, вглядываясь в усатые лица солдат. Пусть их выправка далека от гвардейской, нет той бесшабашности и удали, что излучают прошедшие огонь и воду семёновцы, преображенцы или измайловцы, неважно. Они готовы идти в бой и умереть. Но вот умирать не надо. Пусть возвращаются живыми и желательно здоровыми.