Тина наконец постигла смысл наставлений отца и слов Альена. Ничто не научит ее лучше, чем собственные шишки. Ей дают советы, ей подсказывают, нужно просто научиться слушать и делать выводы, не опираясь на свою самоуверенность. Пора учиться различать, что в жизни важно, а что – всего лишь блажь. Пришла пора учиться на тех уроках, которые преподает жизнь. Папенька верно сказал, нужно учиться нести ответственность за свои поступки, дела и решения. И хватит прятаться за шорами детских фантазий – реальность оказалась намного жестче, чем рисовалась в байках папеньки и моряков. Это в историях все романтично и красиво, а в жизни умирают. И пусть пока смерть коснулась знакомых, но чужих ей людей, но Альен уже дважды был ранен за время этого путешествия.

Мадемуазель Лоет с дрожью вспоминала, как, очнувшись в карете связанной, она дрожащим голосом спросила:

– Что с молодым человеком, который был со мной? – Этот вопрос отчего-то оказался важней, чем вопрос о том, где она и что с ней будет.

– Это она о том сопляке, которого ты подстрелил? – спросил один пират, и второй ответил:

– Да.

Мир в то мгновение померк перед глазами Тины. Она вдруг представила, что Альена больше нет, и в душе разлилась ледяная пустота, заморозившая даже ток крови по венам и артериям. Девушка не кричала, не пыталась кидаться на пиратов, не обвиняла, не оскорбляла, она просто застыла, глядя в одну точку, а в голове с назойливостью мухи крутился только один вопрос: «Как мне жить без него?»

Ее привезли в порт, развязали и пригрозили пристрелить, если она закричит или попытается бежать. Впрочем, бежать у нее бы и не вышло: оба пирата плотно сжали Тину с обеих сторон, кучер пристроился сзади, ткнув в спину дуло пистолета. Она послушно шла, слабо осознавая происходящее. Потом пришел Ржавый, сел напротив и что-то говорил, мягко и вкрадчиво, повторив несколько раз, что ей ничего не угрожает до тех пор, пока девушка будет вести себя хорошо. Наверное, поэтому Тина и запомнила эти слова. И ожила она лишь в тот момент, когда услышала голос папеньки и Ржавый подтолкнул ее, велев:

– Покажись отцу.

Окончательно она пришла в себя лишь тогда, когда услышала волшебное и такое необходимое слово «живой». Живой! И мир опять заиграл красками. В то мгновение Тину даже не испугало то, что теперь она во власти одного из самого страшных пиратов их времени. А после бояться стало поздно. Тем более что обращались с ней вполне сносно, не позволяя обижать пленницу и давая ей определенную свободу. Девушку не связывали… в полной мере, но к ее ноге была привязана длинная веревка, примотанная к одной из мачт. С брига ее не видели, и веревка не мешала пленнице передвигаться, но прыгнуть за борт она не смогла бы, потому что тогда повисла бы вниз головой. Выполнить условия капитана Лоета капитан Вард не мог, это было слишком неосмотрительно. За тем, чтобы Тина не развязала веревку, следил один из матросов, а нож, который девушка носила с собой, забрали, пока она была без сознания, обыскав еще в карете.

– Мадемуазель Лоет, покиньте палубу, – услышала Тина и обернулась к Ржавому, стоявшему за ее спиной.

– Можно мне еще немного постоять? – спросила девушка.

– Нельзя, – жестко ответил пират. – Надвигается шторм.

Вздохнув, Тина бросила последний взгляд на «Счастливчик», туда, где стоял Альен, с которого она не сводила взгляда все это время. Мадемуазель подняла руку, и молодой человек тут же ответил ей.

– Я не люблю просить дважды, – снова произнес пират, и Тина оторвалась от борта.

– Ухожу, – проворчала она.

Он посторонился, пропуская девушку, проследовал за ней до каюты, где разместили пленницу, пропустил внутрь и некоторое время смотрел, как она усаживается за стол.

– Нас сильно помотает, – наконец сказал Урсус. – Попадала уже в шторм?

– Нет, – ответила Тина, не глядя на своего тюремщика.

– Не визжать, на двери не кидаться, все равно не выпущу. Сейчас, – он ненадолго исчез, но вскоре вернулся с книгой в руке. – Держи, интересная. Будет выворачивать – ведро у тебя есть.

– Спасибо за заботу, – усмехнулась девушка.

– Пользуйся, – ответил ей такой же усмешкой Ржавый. – Моя доброта дорого стоит, потому что большая редкость.

Дверь закрылась, и Тина услышала, как повернулся ключ в замочной скважине. Она откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки и вытянула ноги, привычно повторяя любимую позу папеньки и дедушки Мовильяра. Это Тина успела заметить за время, проведенное в его обществе. Прикрыв глаза, девушка тихо запела:

Эту песню Тина услышала когда-то от Кузнечика. Он сидел у ворот их особняка, смотрел на небо, затянувшееся тучами, и напевал старую песню. Сколько тогда было лет мадемуазель Лоет? Кажется, десять. Она присела рядом с мужчиной, чтобы послушать, как он поет. Кузнечик подмигнул дочке капитана, приобнял ее за плечи, и они вместе раскачивались в такт простенькой мелодии.

– Эта песня про шторм? – догадалась Тина.

– Почти, – усмехнулся Кузнечик, поддев кончик носа девочки согнутым пальцем. – Шторм тут как наказание. Расплата за грехи, понимаешь, лапа?

Тина важно кивнула, и бывший пират хрипловато рассмеялся.

– Ничего-то ты не понимаешь, чистое создание, – сказал он.

– Тогда объясните, – потребовала девочка.

– Да что уж тут объяснять, – Кузнечик усмехнулся и снова приобнял Тину. – За все в этой жизни нужно платить, лапа. И за свободу тоже. Хотя… какая это свобода? Это не свобода, маленький ангел, это только видимость. Ты творишь беззаконие и непотребства, нарушаешь законы Всевышнего, и вроде все легко и весело. Кажется, что тебе плевать на виселицу, на пытки палачей, на клинки и пули, на саму смерть плевать, а потом происходит то, что тебе не подвластно…

– Шторм?

– Да, лапа, тот же шторм. От людей можно сбежать, ранения заживут, пистолет врага даст осечку, а стихия – она не дает шанса. Тут как Всевышний решит: выберется корабль из ловушки ветра и волн или нет. Шторм чистит душу, Тина, получше какой-нибудь тригарской бани. Все нутро вывернет и даст тебе полюбоваться твоим же дерь… твоей сутью. Люди проходят через страх.

– Мой папенька ничего не боится.

– Все боятся. Нельзя не бояться; только дурак кричит, что ему не страшно. Перед стихией все равны: и король, и моряк. Она никого не выделяет. Захлестнет одинаково и потащит на дно. Шторм, малютка, – это страшно. Но когда рядом умелый и умный капитан, остается только не сгинуть по собственной дурости.