У меня поначалу сложилось впечатление, что армянин идёт к шатру с гулящими девками (имелся тут и такой). Признаюсь, Вазген Ашотович малость упал в моих глазах. При его-то капиталах польститься на тот страх и ужас, что выставляли здешние сутенёры на потребу невзыскательным клиентам… Я вообще молчу, что есть вещи, которые не должны продаваться, но тут Господь ему судья!

Ан нет, свернул купчина, не доходя полдесятка шагов, и впрямь двинулся к мясным лавкам, приподняв тем самым своё реноме. Шагал он размашисто, не чувствуя моего взгляда. Зато я быстро понял, что не один интересуюсь передвижениями Вазгена Ашотовича. Они держались на небольшом расстоянии, аккурат между мной и армянином. Меня, к счастью, не видели или приняли за случайного зеваку.

Я присмотрелся к «топтунам». Их было трое: один явный оборванец (как его только на ярмарку пропустили?), остальные одеты значительно лучше: ни дать ни взять основательные крестьяне, приехавшие продать излишки урожая или изделия своего промысла.

Троица вела себя мирно, я немного успокоился, но вдруг «оборванец» резко рванул вперёд. В этот момент купец проходил неподалёку от избы, служившей в городке гарнизонной гаупвахтой. На часах, зевая, скучал драгун. Он стоял на крыльце, облокотившись на фузею, упёртую прикладом в землю. Фузея, кстати, была гвардейской – она отличалась от армейской размерами, была длиннее и тяжелей. Это наводило на мысль, что солдатика по каким-то причинам вышибли из гвардии и отправили в войска.

Ещё несколько драгун сидело внутри, накачиваясь даровой водкой, которую поставили ярмарочные авторитеты. Офицеров я вообще не видел. Кажется, они сюда не заглядывали. Гаупвахта жила своей жизнью. Арестантов практически не было, и «губа», как в просторечии называли мы это заведение во времена моей армейской службы, обычно пустовала.

Караульный открыл рот и громогласно зевнул. Ему давно опротивела служба, хотелось присоединиться к бражничавшим товарищам. Но… хоть какую-то видимость порядка нужно создавать, и солдатику приходилось мучиться.

Тут-то у него на глазах разыгралась странная история. Проходивший мимо инородец с длинным крючковатым носом вдруг взмахнул руками и налетел на караульного, причём с такой силой, что у того фузея выпала из рук, а треуголка спланировала и упала прямо в лужу. Сразу же к ним подскочил самого ухарского вида молодец в рваных обносках, который мигом принял сторону пострадавшего драгуна.

– А ну, нерусь! Чего служивого обижаешь?!

Донельзя оскорблённый купец, к тому же распознавший в оборванце того, кто его толкнул на солдата, разом вскипел. Восточная кровь, что уж… Моментально забыв русский язык, Вазген Ашотович перешёл на своё наречие, абсолютно непонятное остальным сторонам конфликта.

– У! Бусурманская рожа! – рявкнул раздосадованный солдат.

Он не стремился подливать масла в огонь, колоритная физиономия купца была ему знакома, однако неосторожная фраза возымела действие. Слово, как известно, не воробей.

Глаза Вазгена Ашотовича налились кровью, он сжал кулаки, продолжая что-то выкрикивать на своем языке. И тут снова вмешался оборванец. Он опять толкнул армянина и настолько удачно, что купец упал, подмяв под себя драгуна. А главная причина этого безобразия тут же взгромоздилась сверху и стала награждать обоих дерущихся тычками без разбора.

Тут в дело вступили дружки оборванца. Один засвистел не хуже Соловья-разбойника, а второй завопил что было духу:

– Караул, православные! Служивых бьют!

Русского человека хлебом не корми, дай подраться. На призыв уже неслись, скидывая на ходу кафтаны и развязывая пояса, дюжие мужики. Никто не думал разбираться, выяснять, кто прав и виноват. Били первого, кто подвернулся под руку.

На шум выскочили остальные драгуны. Они быстро уяснили главное: среди пострадавших их товарищ, а на нём распластался тип нерусских кровей.

– Ну, сукины дети! Берегись! – рявкнул кто-то из драгун, распаляя себя и друзей.

Служивые с охоткой ринулись в самую гущу. После ожесточённой драки основная масса бойцов разбежалась, на земле остались только оборванец и армянин (негодяй сделал всё, чтобы купец не сумел удрать). Драгуны заломили им руки и поволокли в здание гаупвахты.

Не надо быть Эйнштейном, чтобы сложить два и два: всё происходящее затеяно специально. Купца вывели из игры нарочно. Я ринулся назад, добежал до нашей лавки. Иван уже знал о случившемся. Он сразу указал на здоровый замок, повешенный на дверях амбара.

– Тут двое примчались, – сообщил предок. – Сказали, что Вазгена в поруб кинули. Помощник сразу собрался, амбар закрыл и побежал на выручку. Ты его видел?

– Нет, не попадался. Наверное, разминулись. А те двое… можешь их описать?

– Чего описывать, – удивился предок. – Вон они, возле амбара ошиваются. Любуйся.

Я присмотрелся и сразу опознал дружков «оборванца». Они и впрямь стояли в подозрительной близости от лавки армян, но ничего не предпринимали. Пока.

– Смотри за ними в оба, – предупредил я. – Рожи знакомые.

– Ого! Откуда их знаешь?

– Видел. Они за Вазгеном следили, а потом их кореш драку с ним затеял.

– Думаешь, нарочно?

– Не думаю. Выжидают, уроды, когда на них внимание перестанут обращать.

– Морды у них зверские, – заметил Иван.

– Что есть, то есть. Кирпича просят и не одного. Проклятье!

Пришла покупательница, и я вынужденно отвлёкся на неё.

Женщина сама не знала, что ей нужно, и принялась методично выносить мне мозг. Перебрав «тысячу и одну мелочь», остановила выбор на расшитом узорами кожаном кошельке. Сторговались быстро. Я отдал ей товар дешевле, чем купил, было не до того.

Покупательница удовлетворённо кивнула и исчезла. Я с нетерпением кинулся к Ивану.

– Есть изменения?

– Сам взгляни. Эти добры молодцы замком занялись, и что-то мне подсказывает – недолго будут с ним возиться. Ага, вот видишь – я прав.

Один из грабителей стремительно исчез внутри, а второй со скучающим видом встал на стрёме.

– Надо брать! – решил я. – Делаем так. Выходим наружу, идём к армянскому амбару, болтая о всякой чепухе. Как только подходим к тому, что снаружи, ты его вырубаешь, а я беру на себя того, кто внутри.

– Договорились.

Мы вышли, не заперев шалаш. Пусть хоть сгорит, нас интересовали вещи поважнее.

– А я говорю, обоих приголубит, – начал я.

Ивану потребовалось какое-то время, чтобы сообразить и подхватить игру:

– С какой такой стати? Дрекольем отходит рази что…

– Ты Маньки не знаешь, у неё душа во! – проговорил я, поравнявшись с разбойником.

Тот было напрягся, но потом сообразил, что нам не до него. Уж больно увлечено мы обсуждали столь волнующую тему.

Изображая широту души придуманной Маньки, я развёл руки, будто заправский рыбак, травящий байки о доселе невиданном улове. Движение на миг отвлекло часового, и Ваня не сплоховал. Экономным движением вырубил разбойника, однако упасть на землю безвольным кулем не дал. Аккуратно подхватил под микитки и посадил на травку отдыхать.

Я сразу нырнул в приоткрытую дверь. Подельнику оглушенного бандита приходилось действовать быстро. В любой момент могли вернуться хозяева, и воришка шуршал что Электроник из легендарной книжки и не менее легендарного телефильма. Он настолько увлёкся процессом, что не услышал, как я оказался у него за спиной и стал молча наблюдать за его действиями. Меня хватило секунд на тридцать.

– Любезный, – сказал я, кладя руку ему на плечо. – Вы, верно, заблудились?

Вор замер. Думаю, у него вся спина превратилась в одну сплошную мурашку. Ме-е-едленно повернул голову и пролепетал:

– Я…

– Головка от известного изделия, – прокомментировал я, опуская кулак на его тыкву.

Когда в амбар заглянул Иван, клиент был уже упакован и готов к выносу. Тащить на себе пару не самых лёгких молодчиков желания не имелось, и я сходил в гаупвахту, где предъявив нужные бумаги, навёл такого шороху, что нам мигом сыскали и подводу, и караульных. Заодно мы забрали и третьего разбойника.