Оно, конечно, правильно, но до чего усложняет нам жизнь! И никого из холуёв фон Оштайна на горяченьком поймать не удалось, а то бы быстро их раскрутили на «добровольное» сотрудничество.

Есть для таких случаев иная метода, но она подошла бы, будь фон Оштайн пруссаком или англичанином. Австрийцы – союзники, переть на рожон нельзя. Засыплемся, так вони не оберёшься. И Ушаков потом так против шерсти погладит, что ссылку в Сибирь за милость посчитаешь. Но это так, лирика.

Расходились явно довольные друг другом. Знать бы, о чём разговор… Может, Губанов выдал парочку государственных тайн, а может, обсудил детали недавней игры: их с фон Оштайном неоднократно видели за одним карточным столом.

Брать или не брать? Презумпцию невиновности пока не придумали, но ломать жизнь невинного человека… простите, джентльмены, я пас!

– Петь, мой черёд! Ну сколько можно? – взмолился предок.

– На, держи. – Я передал трубу Ивану. – Тешься, дитя!

– Сам такой! – Он с жадностью стал рассматривать распудренных и разодетых красавиц. Те ходили, распустив павлиньи хвосты, жеманно улыбались и томно обмахивались веерами.

Я не преминул подкольнуть предка:

– Смотри, глазки не поломай!

Иван лишь ухмыльнулся. У него к моим шуткам давний иммунитет.

Дождавшись конца мероприятия, отправились по домам спать.

На следующий день выяснилась официальная причина, по которой Губанов появился в столице. У него росла дочка, и помещик искал для неё гувернёра^[27].

– Вот и повод познакомиться поближе, – объявил я.

В тот момент эта мысль показалась мне на удивление удачной.

– А ты хоть знаешь, что от тебя потребуется? – улыбнулся Ваня.

– Неважно. Кого захотят, того и изображу. Мне ведь надо казаться, а не быть, – перефразировал я знаменитый девиз.

После наведения справок выяснилось, что у Губанова уже имеется подходящая кандидатура. Остались маленькие формальности.

Я заглянул на съёмную квартиру, которую занимал молодящийся сорокалетний павиан (по здешним меркам почти старик), и привёл весьма убедительные резоны, по которым тому не следовало соглашаться на предложение Губанова. В итоге конкурент сразу сошёл с дистанции. В этот раз я был убедителен как никогда.

Наши спецы «нарисовали» несколько рекомендательных писем. С ними я посетил съёмный дом Губанова. Специально оделся чистенько, но бедно, чтобы создать образ человека с хорошими манерами, нуждающегося в деньгах и потому согласного на любую работу, даже на переезд из столицы.

Губанов принял без проволочек. Внимательно изучил рекомендации, сразу же спросил, почему не на службе.

– К большому несчастию, по здоровью оказался негоден, – ответил я смиренно.

– А по виду не скажешь, – удивился он. – Да на вас, сударь, не сочтите за обиду – пахать можно!

– Внешность бывает обманчивой, – кротко произнёс я, стараясь не смотреть в глаза нанимателю.

Помещик покрутил рекомендательные письма, снова внимательно перечитал и изрёк:

– Принимаю тебя, но с одним условием: дочку мою и пальцем не тронь! Не смей за ней волочиться! Учи её языкам, манерам учи, да так, чтобы заграницей не стыдно показать было. Но не вздумай чего лишнего! Враз на голову укорочу! Ты понял?

Я кивнул.

– Постараюсь добиться вашего уважения, даже если мне откажут в благосклонности.

– Коль так, то собирайся. Завтра поутру выезжаем. Много у тебя пожитков-то?

– Откуда быть богатству? Почитай что на мне, то и все мои пожитки, – признался я.

– Эвона как. Тогда ступай на кухню, скажи, я велел, чтоб покормили, – смилостивился наниматель.

На ночь я всё же сбегал домой, собрал узелок, обсудил с Иваном детали, а рано утром (ещё петухи спали) уже трясся в телеге вместе с двумя крепостными Губанова. Барин катил отдельно в более комфортабельной карете.

В поместье выбежала нас встречать толпа народу. Среди встречавших была и дочка Губанова, весьма миловидная особа с пухлыми щёчками и веснушчатым носом. Не скажу, что она запала мне в душу, но что-то в ней было.

Первый урок состоялся вечером. Девушка представилась Лизой. Барышня провинциальная, но при этом приятная в общении, без тараканов в голове и жеманства.

Мы говорили о литературе, живописи, музыке. Если я оказывался в затруднении, в нужный момент на помощь приходил Ваня. Мыслесвязь неоднократно вытаскивала меня из неловкого положения. Интересно, будут ли побочные действия от этого подарочка, коим меня наградило после перемещения в прошлое?

Поскольку мне не доверяли, общение происходило в присутствии Лизиной кормилицы. Впрочем, она нам не докучала: сидела в уголочке и тихонько вязала, но что-то мне подсказывало, что ни единая моя фраза или действие не ускользали от её внимания.

Быстро выяснилось, что Лизе нравится поэзия. Я, чтобы придать себе весу, прочитал несколько стихов знакомого по прежней жизни поэта. Сложно объяснить почему, но многие из них врезались мне в память. Ночью подними – прочту без запинки.

Я встал, принял подобающую для декламатора позу, мечтательно приподнял подбородок.

В школе меня хвалили за артистичность, даже давали роли в спектаклях, которые ставила наша учительница литературы. Главных героев предлагали другим, зато мне доставались весьма яркие и харизматичные персонажи, играть их было сплошное удовольствие.

Начал я с любовной лирики. Она показалась наиболее подходящей: нейтральной с точки зрения различия эпох и всегда производящей самое сильное впечатление на прекрасный пол.

Больше всего очаровательной слушательнице понравились эти строки:

– Боже мой! – воскликнула девушка. – Как это необычно и чарующе! Признайтесь, это вы написали?

Первым желанием было присвоить авторство себе, но я себя пересилил:

– К сожалению, нет.

– Эти стихи совсем не похожи на те, к коим я привыкла. Но в сей странности что-то есть.

Лиза была права. Поэзии восемнадцатого века ещё не хватало той лёгкости, которую привнесет в нее Пушкин.

– Единственное, что я не поняла: что такое «искусственный свет»? Разве свет бывает искусственным?

– Почему нет? Свет от факела, лучины или свечи… Он не естественный, а рукотворный, сиречь искусственный. Но по сравнению с тем светом, что излучаете вы, любой иной покажется искусственным, – с помощью комплимента выкрутился я.

Лиза зарделась, а кормилица сразу навострила уши. Я быстро замял опасную тему, поскольку не собирался кружить девушке голову, но последствия этой фразы чувствовались до конца занятия. Лиза то и дело бросала на меня многозначительные взгляды, а мне они нравились всё больше и больше. Продлись урок на пару минут дольше, и я бы начал флиртовать по-настоящему.

– А ещё подобных стихов не почитаете?

– Что-нибудь найдём, – пообещал я, прикидывая, что можно без опаски предложить очаровательным ушкам.

Тут в дверь постучали. Нас пригласили на ужин, и я облегчённо вздохнул: не хватало ещё привязаться к Лизе. Смешивать личное и службу чревато большими неприятностями.

Столовался я вместе с хозяевами и их роднёй. Место мне выделили не самое почётное, но прислуге дали понять, что я – гость в доме желанный и относиться ко мне надо со всем причитающимся пиететом.