Далее пришлось отбиваться и спасаться бегством. Но так как ворота были закрыты, то единственная лазейка, которую обнаружили курменайцы, – это строящееся подворье самих чавузов. Туда как раз пришли правнучки Олды, чтобы покормить его. Ворота оказались приоткрыты, туда смутьяны и забежали. А дальше были угрозы и шантаж.

Несмотря на похвалу дайна, Олды, разумеется, особого сопротивления оказать не мог в силу своего возраста. Однако отборной бранью нарушителей вверенного его заботам подворья полил. И добавил свой обед на голову одного из смутьянов. Принесенная ему похлебка была еще горячей, так что некий ущерб он все-таки нанес. После этого старика и голосящих девушек закрыли в сторожке Олды. Ну а дальше Элькос всех заморозил, и на этом бессмысленная и глупая выходка потерпела крах. А теперь шли облавы, новые допросы и опять облавы. И дайн, похоже, решил поучаствовать в очередном задержании. Мне он об этом не говорил.

Вздохнув, я не стала отчаиваться и решила дотянуться до супруга через перстень. А когда его одобрение было получено вместе с наставлениями, я отправилась на старое подворье. Юглус, шедший со мной, не скрывал своего неодобрения. Они с Бериком, как и Танияр с Элькосом, на Архама злились, несмотря на причины, побудившие его предать брата.

– Тебе повезло, друг мой, что Отец защитил вас от внушения, – поглядев на телохранителя, сказала я. – Иначе убивать меня мог и ты, и Берик, и даже Танияр. А могло быть и иначе. Если бы не огонь Белого Духа, вы попросту перебили бы друг друга и не мешали Алтааху.

– Нет…

– Да, – прервала я его. – Тебе повезло не стать куклой в чужих руках. Я с таким знакома еще с родного мира. Только мной управляли при помощи зелья. И если первый раз меня спас подарок магистра, который развеял чары, то во второй всё задуманное удалось, и я сама желала происходящего. И лишь на следующий день, всё осознав, ужаснулась. Так что я Архама понимаю как никто другой и злиться на него не намереваюсь. Он жертва, Юглус, а не предатель.

– Добрая ты, – проворчал ягир.

– Справедливая, – поправила я и вошла в ворота.

Старое подворье встретило нас тишиной. Не абсолютной, как это было несколько дней назад, но голоса слышались со стороны, где обитало семейство Фендара. На хозяйской половине царило пугающее молчание. Впрочем, и это тоже не совсем верно. Когда мы вошли в дом, детские голоса сразу же донеслись до слуха, но вот оживления не было.

– Милости Отца, – поздоровалась я с Эчиль и девочками.

– Ох, Ашити, – вздрогнула от неожиданности свояченица.

– Тетя! – воскликнула Тейа.

– А где малыши? – полюбопытствовал Йейга.

– Р-рыр-рхи! – пророкотала Белек.

– Нет, рырхов со мной нет. – Я с улыбкой развела руками. – Они уже не нуждаются во мне, как раньше, и сами решают, когда и куда им пойти. Сейчас они на подворье.

Эчиль подошла ко мне. Взгляд ее был испытующим, и я обняла ее. Однако быстро отстранилась.

– Как Архам?

– Сидит в своем логове, даже разговаривать не хочет, – со вздохом ответила свояченица. – Я хотела его накормить, но он отказался. Даже глотка воды не выпил за всё время. Я спрашиваю: «За что ты так с собой?» А он говорит: «Я предал брата». Что случилось, Ашити? Никто из вас не рассказывает, а я не понимаю, как он мог предать, когда был рад, что вернулся, и Танияр его простил. Он ведь ни разу дурного слова не сказал ни о ком из вас. И та работа, которую вы поручили, ему нравилась. Так и говорил, что быть помощником брата ему больше нравится, чем кааном. Говорил, что наконец чувствует себя полезным. И вдруг – предал.

Эчиль не видела того, кто их усыпил. Просто почувствовала уже знакомый запах… и всё. Впрочем, Архам и вправду этого не делал. Он пришел на подворье по зову махира, когда там уже все спали. Ну а что было дальше, вы уже знаете. Обитатели же подворья пропустили все известные события, и потому наша свояченица пребывала в неведении того, что сделал ее муж.

– Он хотел убить меня и Тамина, – сказала я, но тут же добавила, пока Эчиль в ошеломлении хлопала ресницами: – Им управлял махир, сестрица. Архам стал орудием илгизита, но он помнит всё, что говорил и делал, потому и казнит себя. Я пришла, чтобы ему помочь. Отведи меня к своему мужу, я постараюсь его успокоить.

Она машинально кивнула и даже направилась прочь из детской, но опомнилась и велела:

– Тейа, смотри за Белек, я сейчас вернусь.

Эчиль шла впереди, но время от времени оборачивалась, открывала рот, порываясь что-то сказать, но вновь отворачивалась и шла дальше. Мы прошли через дайвар и свернули к той двери, из которой когда-то появилась Селек. Это было мое первое похищение илгизитами, и я подглядывала за Танияром. Тогда он впервые по-настоящему показал брату зубы, думая, что в моем исчезновении виноваты они с матерью.

Дальше был узкий сумрачный коридор, в котором имелось три двери, и к одной из них Эчиль и свернула. Она остановилась и посмотрела на меня. Я опять обняла свояченицу и, шепнув:

– Верь в своего мужа, – показала ей уйти. А затем постучалась. – Архам, – позвала я, – открой мне.

За дверью царила тишина, и я позвала его снова. Подождав немного, я ощутила беспокойство. Все-таки он три дня уже не ест и не пьет. А может, и вовсе уже наложил на себя руки…

– Архам, если не откроешь, дверь будет сломана.

– Уходи, – наконец донесся слабый ответ.

– Значит, ломаем дверь.

– Я виноват, уходи.

– Юглус, неси топор, – велела я.

– Зачем топор? – удивился мой телохранитель. – Я и так открою.

– Уходи, Ашити! – повысил голос Архам. – Я не могу смотреть на тебя после того, что сделал. Я предал брата и должен быть наказан. Уходи!

Поджав губы, я посмотрела на Юглуса и остановила его, когда он достал нож и уже намеревался исполнить мой приказ. Отрицательно покачав головой, я шепнула:

– Оставь нас одних. – Телохранитель ответил суровым взглядом, и я пояснила: – Просто отойди.

Просверлив в моей голове дыру взглядом, верный ягир все-таки отошел в конец коридора и даже отвернулся. Усмехнувшись, я привалилась плечом к стене и заговорила с деверем, уже не упрашивая его открыть.

– Архам, я знаю, что ты почувствовал, когда пришел в себя. Знаю, потому что сама была на твоем месте. Я тоже всё понимала и думала, что делаю то, чего хочу, а утром готова была умереть от осознания произошедшего. Ненавидела того, кто это со мной сделал, но изменить уже ничего было нельзя, и я выбрала путь жить дальше.

– Тоже кого-то предала или убила? – с толикой насмешки спросил Архам.

Он меня слушал, и это уже было хорошо. И я решила, даже если потребуется просидеть под дверью сутки, всё равно никуда не уйду, пока он мне не откроет.

– В некотором роде именно так и было, – ответила я. – Я предала себя и свои убеждения. И даже убила… тоже себя, точнее, часть себя. И было такое со мной дважды. В первый раз я вовремя очнулась, во второй нет. Это было еще в родном мире. А здесь мной немного управлял Рахон, еще при первом похищении. Так что я лучше других могу понять, что с тобой происходило. – Он промолчал, и я продолжила: – Архам, Танияр знает, кто внушал тебе черные помыслы, а я не злюсь вовсе. Во мне нет обиды, потому что я узнала тебя, пока мы шли из Дааса в Айдыгер. Это была хорошая дорога, Архам, я вспоминаю ее с теплотой. Мы долго делили на двоих тяготы пути и много говорили. Ты не предатель, братец, ты хороший человек, которым слишком долго управляли другие. Сначала мать, потом махир, и за то ты не можешь себя простить. Это неправильно. На тебе нет вины, Архам. Селек была твоей матерью, и ты верил ей, защищал. А как не верить матери? Ею двигала корысть, тобой – любовь. Но когда ты избавился от этого ярма, ты ведь сумел поверить в себя, сумел начать жизнь заново. И сейчас ты должен повторить это.

– Не могу… – произнес он едва слышно.

– Ты ведь верный сын Белого Духа, братец, – продолжила я. – Разве нет? Я знаю, что своей веры ты никогда не предавал. А если так, то как же можешь казнить себя за то, что следовал путем, который Он предначертал тебе?