— Шанриз Тибад-Стренхетт-Тенерис-Доло, или ты сейчас же откроешь рот, или я вытрясу из тебя всё, о чем ты так загадочно умалчиваешь, — предупредил меня Ив.

Рот я открыла, показала ему язык и хмыкнула, когда король мрачно изрек:

— Восхитительно.

И вот уже после этого, ощутив полное умиротворение, я вздохнула и произнесла:

— Кантор.

— Даже слышать не желаю об этом… — начал было Его Величество, но замолчал и велел: — Продолжай.

— Уже понял? — спросила я, усмехнувшись. Король изломил бровь, и я продолжила: — Канторийцы не могут простить Камерату разрыв помолвки и то, что ты предпочел Его Высочеству герцога Ришемского. — Государь скривился, будто съел кислого, однако я внимания на его гримасу не обратила и продолжила: — Они портят тебе кровь, но могут только кусать…

— Однако и эти укусы меня уже бесят, — мрачно изрек Ив.

— Так давай вырвем им зубы. Пусть им не досталась Селия, зато ты можешь сосватать им свою дальнюю родственницу. — Государь расширил глаза в изумлении. — Разумеется, родственницу. Разве же не принцесса Камерата связала королевство и остров тем самым договором, который существует и по сей день?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Но она была не Стренхетт. Тогда царствовала другая династия…

— Но пращур-то с прежней династией у вас один, — отмахнулась я. — Иначе Стренхетты не получили бы трона. Стренхетт – младшая ветвь Фореттов. Форетты в прямом родстве с Гамлингами. А та принцесса была – Гамлинг. А стало быть, юная герцогиня Мэйтская приходится тебе дальней родней. Канторийцы кричат о том, что Камерат не держит слово, что ты пренебрег соглашением и отдал сестру за Ришема. Так отдай им еще одну сестру. Ты сможешь успокоить змея, который жалит тебя на протяжении всего времени после того, как им было отправлено известие о свадьбе принцессы с герцогом Ришемским. Соглашения останутся в силе. Можно даже пойти им на уступки в мелочах, чтобы канторийцы посчитали ущерб возмещенным. Разумеется, с выполнением всех прежних обязательств с их стороны. В то же время ты польстишь Мэйту тем, что назовешь его дочь сестрой и сам займешься обустройством ее счастья. И за это посредничество, если хорошо подумать, то и с этой стороны можно найти выгоду. В результате, ты соединишь два одиноких сердца и ощутишь умиротворение, получив всю возможную пользу от этого союза.

Ивер прищурился, разглядывая меня, а после откинул голову и рассмеялся.

— Ах, ты ж маленькая пройдоха! — воскликнул он, отсмеявшись. — Мне нравится! Нет, правда. Мы действительно можем заткнуть пасть злопамятным негодяям, а заодно снискать благодарность и пользу с Мэйта. Я даже готов сам встретить и сопроводить «сестрицу» ко двору жениха. А то и подготовить ей приданое и сыграть свадьбу. Мэйт уж точно возражать не станет. Однако, — король снова нахмурился, — дурь Селии приходится расхлебывать и по сей день. Не была бы сестрой…

Он не договорил, но и без того было понятно, что своей сестрице он мечтал оторвать голову раз сто за прошедшие полтора года. Она и вправду доставила немало хлопот брату проступком, который перечеркнул не только его веру в добродетель принцессы, но и добрые отношения с соседями, союз с которыми был важен Камерату. И когда Селия прислала государю письмо с жалобой на мужа, не слишком-то баловавшего супругу своим вниманием, Ивер только злорадно ухмыльнулся и ответил, что не смеет вмешиваться в отношения мужа и жены, чей брак освятили сами Боги.

Эту самую фразу произнесла сама Селия в день своей свадьбы. И сказала она ее столь напыщенно, что даже ее супруг закатил глаза. Что до брата, то он только поджал губы и одарил сестру мрачным взглядом. Но, наверное, вам бы хотелось узнать про свадьбу принцессы и Нибо Ришема побольше? Что ж, расскажу.

Я не стану углубляться в ненужные подробности. Скажу лишь, что поженились они вскоре после наступления нового года, то есть, когда сошел снег, и земля покрылась ростками свежей зелени. Воздух был наполнен ароматом надежды и возрождающейся жизни. В те дни и моя душа ощутила успокоение.

Стряхнув с плеч груз обиды, еще лежавший на них, я устремила взор в будущее и пришла к выводу, что пережить можно всё, кроме смерти. А я, хвала Богам, была живой, и значит, надо было жить и получать от жизни всё, что она готова мне дать. И потому на свадьбу Ее Высочества и его светлости я шла с легким сердцем, не простив короля за его низость, но более и не перемалывая в себе затаенную обиду.

Не скажу, что и до этого только и делала, что жалела себя. О нет! Для того чтобы сетовать на Богов, виня их в том, что стала жертвой королевского коварства, я была слишком сильна духом. Да и жизнь всегда мерила иной мерой, чем все остальные. В конце концов, где-то в глубине души я, наверное, была готова к тому, что однажды монарх перейдет ту грань, которая пролегала между моим девичеством и зрелостью. Просто было до крика обидно, что он избрал путь подлости, лишив меня права самой решать свою участь. Однако сделанного было уже не изменить, а потому и лелеять утерянное смысла не было.

Да и он после того раза не спешил предъявлять свои права, сдержав данное мне обещание. Даже поначалу не притрагивался, не клал голову на колени и не лез с поцелуями, разве что мог, прощаясь на ночь, поцеловать руку. А еще, как уже говорила, не мешал мне приблизить тех, кто был мне приятен, и в чьем обществе я расслаблялась и отдыхала душой. И, наверное, был прав, когда отказался оставить меня одну. Его присутствие, вызывавшее поначалу протест и неприязнь, но вскоре вновь стало привычным и чем-то обыденным.

А к моменту, когда пришло время заканчивать спектакль с ухаживаниями герцога Ришема за принцессой Камерата, я сама взяла государя за руку, показав, что снова готова к сближению.

— Как же я по тебе соскучился, — сказал он тогда. Я лишь учтиво улыбнулась, но от какого-либо ответа воздержалась.

Однако на свадьбу шла, держа его под руку и слепя придворных драгоценностями, которые преподнес мне государь, и улыбкой. По богатству и красоте наряда я могла бы соперничать с невестой, если бы не зеленый цвет платья. В тот раз я отступила от правила «скромно – не значит бедно». Кто-то из придворных даже брызнул ядом мне в спину:

— Будто не фаворитка, а королева, — но об этом мне донесли после, чем позабавили.

Однако вернемся к Селии и Нибо. Принцесса была хороша, ее платье создавали лучшие портные столицы… как и мое. Но более всего ее украшало не сияние драгоценностей или роскошный наряд, а свет, искрившийся в глазах. Она была по-настоящему счастлива, потому что сбылась ее мечта.

Ее жених казался более сдержанным. Его улыбка была скорей учтиво-вежливой. И в глазах не было и блика того сияния, которым светилась невеста. Как всегда, невероятно красив, подтянут, в мундире цветов своей гвардии и с герцогским венцом на голове, Нибо Ришем сорвал в тот день ни один вздох восхищения с женских уст. Признаться, даже я, наконец, увидела в его светлости мужественность. Впрочем, тому способствовало наше с ним похищение, когда герцог показал себя защитником и воином, а не тем наглым и настойчивым сердцеедом, каким я знала его до этого.

Соединяли их в храме Сотворения. Обряд провел сам государь, как глава рода. Впрочем, обычно это делал глава рода жениха, принимая в свое лоно невесту. Но Ришем сам был главой своего рода, а потому не мог венчать себя и Селию, и в этом случае сыграло роль то, что король – отец своих подданных, и потому вручил Нибо свою сестру под благословение патриарха – проводника воли Богов. Однако окажись они в равном положении, то обрядом бы заведовал священнослужитель. Вот такие правила… Но продолжим.

После храма герцоги Ришемские проехались по столице, выслушивая поздравительные выкрики толпы, а затем вернулись во дворец, где был приготовлен пышный праздник, который помогал готовить магистр Элькос, что, в общем-то, и так понято. Чудес и развлечений было немало. Не говоря уже о яствах и винах. Да и о гостях. Послы, придворные, ришемский двор, прибывший на свадьбу своего господина.