Я мчалась, ожидая одно-единственное послание, которого так тогда и не получила, а в остальном меня терзало не волнение, а вот такое же любопытство. Правда, было оно более оживленным, чем сейчас, когда я сопровождала Амберли, но особого трепета не испытывала. И разница в наших чувствах была совершенно понятна. Баронесса Мадести ожидала ухаживаний и предложения руки, а я возможности сойтись с королем. И если бы не дядюшка с его неверной трактовкой моих устремлений, то уж и не знаю, удалось ли бы мне это когда-нибудь… Если бы только вышла замуж на сановника и так смогла сблизиться с государем, но тогда мне бы ужасно мешал супруг, который уж точно не поддерживал бы моих взглядов. Их и сейчас никто не поддерживал, кроме меня и, пожалуй, магистра Элькоса, для которого женщина на службе Отечеству была привычна… если, конечно, она — маг. Но не будем о печальном…

Итак, мы с сестрицей явились в гостиную, заставленную цветами. Матушка уже была здесь, и она стояла, задрав подбородок, так демонстрируя свою обиду. Пожав руку Амбер, я отпустила ее и устремилась к родительнице. Обняла ее за талию и, уложив голову на плечо, умиротворенно вздохнула:

— Как же хорошо, милая моя матушка, — сказала я. — Наша Амберли произвела впечатление на гостей, это так восхитительно.

— Не могу с этим не согласиться, — чуть ворчливо ответила старшая баронесса Тенерис. — Отойдите, Шанни, я всё еще сержусь на вас.

— За что? — изумилась я.

— Вы закрыли дверь перед моим носом! — воскликнула родительница. — Это совершеннейшее неуважение…

— Как жаль, — я отошла от нее и опустила голову. — А я так старалась угодить вам. Вы ведь не любите ждать, матушка, и я старалась не заставлять вас делать этого. Простите, что пыталась быть расторопной. — После вернулась к опешившей от моей наглости баронессе, вновь обняла ее и уместила голову на плече: — Мне искренне жаль, что расстроила вас. Очень жаль, — и я протяжно вздохнула и призналась: — Я люблю вас, дорогая моя.

— Шанни! — всплеснула одной рукой родительница. — Ну как же так можно? Только я намереваюсь не разговаривать с вами, и вот мое сердце уже трепещет от ваших слов, и у меня нет сил на вас сердиться и дальше.

Распрямившись, я заглянула ей в глаза, улыбнулась и поцеловала в щеку:

— Ох, прекратите заигрывать со мной, — сказала она и отвернулась, но улыбку я успела заметить. — И хватит уже разговаривать, пора рассмотреть подношения. — Матушка обернулась к Амбер: — Ну, что же вы стоите, дитя мое, идите скорей и полюбуйтесь на результаты вашего триумфа.

— Отчего те цветы стоят в стороне? — спросила сестрица, прижав к груди подрагивающие от волнения руки.

— Те, что стоят в стороне, прислали Шанриз, — ответила баронесса Тенерис, и я, удивленно хмыкнув, направилась к подношениям, адресованным мне.

— Шанни! — возмутилась Амберли. — Ты же обещала!

— Я же рядом, — обернулась я к ней.

— Но не подле меня, — насупилась трусиха.

Закатив глаза, я вернулась к сестрице, взяла ее за руку и повела к первой корзине цветов. После сама выудила оттуда конверт с посланием и посмотрела на Амбер:

— Мне и прочитать? — насмешливо спросила я.

— Да, — кивнула она, но после отрицательно мотнула головой и забрала у меня конвертик. — Я сама.

— И пока ты воюешь с безобидной бумагой, я загляну в то, что прислали мне, — сказала я, однако поспешила заверить: — Я скоро буду вновь рядом и уже не отойду, обещаю.

— Хорошо, — кивнула Амбер. После судорожно вздохнула, поджала губы и решительно надорвала конверт.

Перехватив взгляд матушки, я улыбнулась ей и уже не останавливалась. Для меня цветов было совсем немного, но это меня нисколько не оскорбило, потому что иначе я чувствовала бы себя виноватой. Вчерашний день принадлежал Амберли, и утро это тоже было посвящено ей. Что до меня, то кто-то из гостей имел виды и на меня. Одно дело родственник при Дворе, другое дело стать мужем фрейлины, особенно когда та является любимицей тетушки государя, как вчера заверял всех болтун и весельчак — граф Дренг. И пусть мы оба знали, что в его словах правды лишь на пригоршню, но веса это мне несомненно добавило.

Выудив первое послание, я прочитала витиеватое восхваление моей красоты и изъявление надежды на скорую встречу. Это послание я откинула на кресло, стоявшее рядом. Следом полетело еще одно такое же, к нему присоединилось третье, а вот при виде четвертого на моих губах расцвела широкая улыбка. Я узнала оттиск печати моего доброго друга. Добыв из конверта послание, я развернула его и прочла:

«Безумно скучаю без вас, моя дорогая подруга. Вечера ее светлости стали совсем унылы, на них не хватает вас и вашего задорного смеха. Считаю часы до вашего возвращения и льщу себе надеждой на то, что и вы успели истосковаться без своего наперсника и преданного вам друга.

P.S. Передавайте вашей родственнице мои поздравления и наилучшие пожелания. Дренг сказал, что баронесса Мадести-Доло чрезвычайно мила и приятна.

Искренне ваш, Фьер Гард».

— Ох, Фьер, — умилилась я.

— Что вызвало вашу улыбку, Шанни? — спросила матушка, подойдя ко мне. — Кто тот счастливец, чье послание вы не выбросили так равнодушно, как предыдущие?

— Это барон Гард, матушка, — ответила я. — Он милейший человек, и если бы барон не был уже женат, то я не желала бы для нашей Амбер лучшей партии.

Не говоря ни слова, родительница выдернула из моей руки записку, пробежала ее глазами и фыркнула:

— Какое бесстыдство, — сухо сказала она. — При живой супруге да такая вольность в общение с благовоспитанной девицей. Нет уж, вот таких женихов нам и вовсе не надо.

Вернув себе послание барона, я аккуратно сложила его и сунула в карман, спрятанный среди складок платья.

— Не стоит оскорблять человека, которого вы совершенно не знаете, — не менее сухо ответила я. — Его милость ни разу не показал в отношении меня вольности или неуважения. Напротив, он доказал, что является достойным и благородным человеком. — И чтобы не ругаться незадолго до моего отъезда, я улыбнулась ее милости и взяла за руки: — Матушка, уверяю вас, если бы вы узнали барона так же хорошо, как я, то непременно поддались бы его обаянию и веселому нраву.

— Ох, Шанни, мне так не нравится всё, что происходит с вами, — со вздохом произнесла родительница. — Я была против затеи его сиятельства, но кто же будет слушать женщину? Разве же это место для вас? Послушайтесь моего совета, дитя мое, благополучием рода должны заниматься мужчины, а женщине надлежит исполнить свой долг — выйти замуж, родить детей и служить не кому-то, а собственному супругу, оберегая его честь, дом и благосостояние. Для того мы и рождаемся женщинами. Так решили Боги.

— Чушь, — отмахнулась я. — Так решили не Боги, а мужчины. Если же они не уверены в себе и опасаются соперничества тех, кого почитают слабей себя в силе душевной и в силе разума, то это лишь открывает их собственную слабость. По-настоящему сильный человек не опасается показать свою уязвимость, он способен демонстрировать чувства и способен совершать поступки, за которые ему не будет стыдно, даже если весь свет будет считать их глупостью. Жаль только, что даже тот, в ком есть сила, не может сделать решительный шаг, потому что тысяча слабых ему этого не позволят и не простят.

Отвернувшись от опешившей родительницы, я достала еще одно послание, нервно порвала конверт, задев и вложенный лист бумаги. Прочитав еще одно витиеватое послание, подобные которому уже лежали на кресле, я в сердцах разорвала его. Мне вдруг стало не до лестных слов и чужих надежд. Задетая родительницей тема всколыхнула мои боль и досаду.

— Что с вами, дитя мое? — негромко спросила меня матушка. — Что ранит вас, Шанни? — Она подошла ближе, обняла меня за плечи и попросила: — Расскажите.

Обернувшись к ней, я растянула губы в улыбке:

— Пустое, дорогая моя, это всё пустое.

Поцеловав баронессу Тенерис в щеку, я направилась к Амберли. Она застыла у одной из корзин с цветами и с тревогой смотрела в нашу с матушкой сторону. Приподняв брови в фальшивом изумлении, я вопросила: