— Ты должна выполнить мое желание.

— Почему? — растерянно и тихо спросила я.

— Потому что проигравший выполняет желание победителя. Я выиграл, и значит, право загадать желание выпало мне. Ты должна выполнить мое желание.

— И что же желает победитель? — кажется, уже зная ответ, спросила я.

— Поцелуй меня, Шанни, — попросил король, и я рассеянно улыбнувшись, ответила:

— Я не умею.

— Я ведь уже целовал тебя, повтори то, что чувствовала, — он улыбнулся.

— Но…

— Просто сделай это, после ты непременно испортишь момент, но сейчас исполни то, что я загадал. Прошу.

Мой трепет был велик, наверное, и король почувствовал его. А еще в голове вдруг всколыхнулся целый рой мыслей… Но был и вновь ускорившийся бег сердца, и кровь, бросившаяся мне в голову, и затаенное желание не противиться сейчас, в эту самую минуту. И устав от внутренней борьбы, я подняла руки, накрыла ладонями плечи государя и, подавшись к нему, коснулась его губ своими губами. По-детски, невинно, почти не понимая, что делать дальше.

— Просто отвечай мне, — шепнул Его Величество.

Теперь он сам прижался к моим губам и повел в том упоительном танце, который вдруг вскружил голову, затуманил разум и проник в кровь сладкой отравой. Мои веки сомкнулись сами собой, и разум погрузился в странную негу, полную еще незнакомого чувственного трепета, превзошедшего все прошлые ощущения…

— Солнечный луч, — услышала я его прерывистой шепот, когда наши уста разомкнулись. — Шанриз.

Я открыла глаза и не сразу смогла собрать себя воедино.

— Как же ты восхитительно прекрасна, — с улыбкой сказал Его Величество.

Он снова склонился к моим губам, но в этот раз я накрыла губы короля кончиками пальцев и улыбнулась:

— Желанием был один поцелуй.

— Ах ты, маленькая вредина, — усмехнулся государь. — Желаешь еще что-то добавить?

— Вы знаете всё, что я могу сказать, — ответила я. — Вы ведь ждали этого.

— Неужели я тебе совсем не нравлюсь? — чуть прищурившись, спросил Его Величество.

— Нравитесь, государь, я говорила вам об этом, — я окончательно отстранилась. — Но чужой мужчина остается чужим, и я уже поступаю дурно, позволяя себе целовать вас и принимать ваши поцелуи.

— Да сколько можно?! — сердито воскликнул король.

— Данность неизменна, мой ответ также, — я склонила голову: — Простите, государь, что огорчаю вас.

Он поджал губы, прожег меня взглядом и… успокоился.

— Хорошо, — беззаботно произнес монарх. — Да будет так. Но ведь мы же остаемся друзьями, верно?

У меня перехватило дыхание. Неужели получилось? Неужели он готов остановиться на этом и продолжать наше общение, лишь как приятели? И где-то в глубине души я ощутила тут же неприятный укол и даже разочарование, однако подавила это странное чувство и кивнула:

— Разумеется, Ваше Величество.

— Тогда пройдемся. Мы с вами давно не разговаривали, ваша милость, восполним пробел.

Прогулка вышла приятной. Государь в этот раз больше говорил о себе, позволяя мне знакомиться с ним гораздо ближе. В этот день я узнала о шалостях короля, когда он был еще наследным принцем. Его Величество с удовольствием рассказывал мне о своих сестрах, о родителях и воспитателях. В его повествование покойный король представал таким же, как и мой батюшка – самым обычным отцом, бранившего сына за его проказы.

— И знаете, что сделал мой отец, увидев, платьице мой средней сестрицы на любимой собачке матушки?

— То самое платье, в котором Ее Высочество должна была праздновать свой день рождения? — уточнила я.

— Точно, — щелкнул пальцами государь, и его губы растянула совершенно хулиганская ухмылка.

— И что сделал Его Величество? — с улыбкой спросил я.

— Он оттаскал меня за уши, — гордо ответствовал нынешний монарх. — Вы себе не представляете, какие у меня были после этого уши. Большие, оттопыренные и красные. Они горели так ярко, что пришлось натянуть на меня шапку, чтобы скрыть их от приглашенных гостей. Сестрице надели другое платье, и потому она прорыдала половину вечера.

— А вы?

— А я был суров и неприступен, а еще ужасно обижен на отца, на матушку, на сестрицу и вообще на весь свет, потому что мою шутку не оценили. Я столько возился, всовывая собаку в платье, и выглядела она уморительно. Но вместо аплодисментов, у меня горели уши, а сестрица-плакса подвывала весь вечер и действовала на нервы. Ужасный был день, совершенно неблагодарные люди, — и он, насупившись, скрестил на груди руки, став и вправду похожим на надутого мальчишку.

Я весело рассмеялась, а после покачала головой:

— И как же вам было не совестно, государь?

— Мне было семь лет, и я был весьма изобретательным и самолюбивым юношей, требующим признания своих талантов, — отчеканил монарх.

— Но не признали, — хмыкнула я.

— Нет! — воскликнул он с искренним возмущением.

— А сестра?

— Плакса и ябеда, — фыркнул король, и я рассмеялась уже в полный голос.

Про Селию у него таких историй не было. Про младшую сестру государь не спешил рассказывать, все его истории были или до ее рождения, или же уже после, но они касались уже отрочества и юношества, и в повествовании появились совсем другие люди, бывшие принцу приятелями.

— С кем же из них вы были близки духовно? — спросила я с искренним интересом.

— Ни с кем, — пожал плечами Его Величество. Он немного помолчал, а после посмотрел на меня: — Пожалуй, только с Селией. Сейчас мы уже не так близки… У нас с сестрой сложные отношения. Поначалу я ее ненавидел всей душой, думаю, понимаете почему.

— Смерть Ее Величества, — вспомнив, с чем было связано рождение принцессы, с пониманием кивнула я.

Государь невесело усмехнулся и кивнул. Мы брели с ним по берегу Братца, любуясь на расцветающий закат. Я смотрела на монарха, сейчас испытывая сочувствие и желание дотронуться, провести по плечу рукой, чтобы показать поддержку. Наконец, решилась и осторожно тронула его кончиками пальцев, чуть не отдернула руку, но поджала губы и решительно опустила ладонь на плечо короля. Он повернул голову, короткое мгновение смотрел на меня с удивлением, а после улыбнулся и накрыл мою руку своей. Снял со своего плеча и сплел наши пальцы. И мы продолжили прогулку.

— Я любил матушку, — произнес Его Величество. — Больше, чем отца. Она запомнилась мне удивительной женщиной. Доброй и ласковой. Сейчас я понимаю, что они с отцом не были близки… не важно. — Государь склонился, сорвал цветок, почти сомкнувший на ночь лепестки, и протянул его мне. Я приняла этот маленький дар и улыбнулась, так благодаря, а мой собеседник продолжил: — Так вот, когда родилась Селия, мне было одиннадцать лет. Тогда я понимал уже немало… И когда отец сказал, что матушка покинула нас, но оставила сестру, поручив нашей заботе, я отказался смотреть на девочку. У нас с отцом всегда как-то не складывалось, он был ласковей с дочерьми, больше баловал их. Держал на коленях, рассказывал какие-то истории, а мне полагалось взращивать в себе мужчину и будущего господина земель Камерата. Так что ласка мне перепадала от матери. Может, потому я и любил ее больше… Боги, Шанриз, зачем я говорю вам всё это?! — вдруг воскликнул король и, усмехнувшись, покачал головой: — Как забавно… Я весьма скрытный человек и никогда не спешу делиться тем, что лежит у меня на душе. Даже своей покойной жене я не открывался так, как сейчас вам. Но что-то есть в вас… уютное. — Он остановился и развернулся ко мне. — Вы другая, Шанриз, я чувствую вас совсем иначе, чем всех остальных… Впрочем, это тоже неважно. — Государь тряхнул головой: — Хорошо, раз я начал, то стоит довести эту слезливую историю до конца. — И мы возобновили путь: — В общем, наши отношения с отцом, и без того прохладные, стали вовсе невыносимыми. Он бранил меня, я огрызался. Как-то наговорил кучу гадостей, обвинил в смерти матери и пожалел, что ушла она, а не Селия.

Я крепче сжала его руку и ощутила ответное пожатие. Сейчас я видела того мальчика, который вдруг остался без своей отдушины. Только долг, только требования, учителя и строгость. Мне было жаль юного принца, которого больше некому было приласкать и успокоить его печали.