Находились они на половине короля, где испокон веков жили дворцовые маги. Так они не только всегда были под рукой правителя, но и защищали его и могли оказать необходимую помощь. Я не мешала магистру, лишь надеялась, что неприятная мне компания уже не попадется на нашем пути, и вздохнула с облегчением, увидев, что коридор пуст. Куда бы герцог ни увел разгневанную принцессу, но сделал он это быстро.

Мы с магом прошли мимо гвардейцев, мимо библиотеки и свернули в ответвление, уводившее в сторону от королевских комнат. Элькос открыл дверь, пропустил меня вперед, и я охнула, разглядывая огромные покои, не шедшие в сравнение с комнатами моего дяди, о своих я уже даже и не вспомнила. Они были сопоставимы с каким-нибудь чуланом, если, конечно, сравнивать с большими, залитым светом апартаментами мага.

— Боги, как же восхитительно, — вырвалось у меня.

— Судя по тому, что вы были допущены в личную библиотеку Его Величества, вы сделали шаг к похожим покоям, — усмехнулся магистр, и я обернулась к нему.

Элькос откинул веселье и дурачества, став непривычно серьезным. Он устало провел по лицу ладонью и указал на кресло:

— Присаживайтесь, Шанриз.

Заинтригованная и настороженная я последовала приглашению и воззрилась на мага, ожидая, что последует дальше. Извинившись, он ненадолго покинул меня, а когда вернулся, то в руках его находился небольшой бархатный футляр. Магистр устроился напротив, не спеша открыть тайну, что и зачем он принес. Вместо этого Элькос отложил футляр на подлокотник, закинул ногу на ногу и, окинув меня пристальным взглядом, заговорил:

— Признаться, не так я видел вашу будущность, Шанни. Я думал, что вы составите хорошую партию, и я устрою вам невероятную свадьбу, даже готовился к ней. Мечтал увидеть ваших малышей и преподнести чудесные дары. Мне думалось, что я увижу вас во дворце, но в роли супруги какого-нибудь сановника или подающего надежды юноши, однако вы явились сюда, чтобы стать любовницей короля. — Я вспыхнула, вдруг ощутив жгучий стыд. — Не обижайтесь, Шанни, я столько знаю вас, что почитаю за родную племянницу, а не за дочь моих добрых знакомых, потому говорю, что думаю, пока у меня есть такая возможность. Я могу понять ее светлость, роль которой при Дворе свелась к тому, что она просто родственница и воспоминание о прошедших временах былого царствования. Я могу понять главу вашего рода, стул под его сиятельством и вправду уже недурно раскачали, и с потерей места он утеряет благоволение государя, что скажется на всем его роде. Но я не могу понять вас, дитя мое, к чему вам вся эта возня? Вы – чистая душой девица, неиспорченная богатством и властью. Вам бы кружить головы кавалерам на балах и посещать оперу, привлекая к себе всеобщее внимание, разбивать сердца и выбрать достойнейшего из достойных. Зачем вы сунули голову в эту петлю, которая может придушить вас до смерти? Постель монарха – не самое надежное место, неужто ради сиюминутных благ вам хочется утерять, возможно, блестящее будущее?

— Я не стремлюсь в постель государя! — воскликнула я, не успев сдержать порыв под натиском обвинений и нотаций, и добавила уже тише: — Я не хочу становиться его любовницей, мне нужна его дружба и покровительство.

Элькос поддался вперед, во взгляде его было недоумение:

— Не понимаю, — мотнул головой маг. — Поясните.

Покривившись, я поднялась с кресла. Вот теперь я сожалела, что не выдержала молча нападки Элькоса. Наверное, сказалось, что и я считала его почти родным мне человеком. Магистра было столько много в нашей жизни, что иначе он и не воспринимался. Его добродушные шутки, подарки, помощь в шалостях – всё это превратило постороннего мужчину в доброго друга.

— Шанни, я не выдам вас, — снова заговорил маг. — Хотите, могу дать вам клятву, скрепленную магией, она свяжет мои уста, если я даже случайно соберусь произнести нечто, что выдаст ваше тайну. Но я хочу понять, хочу искренне поддержать вас, а не только в память о моем добром к вам отношении. В конце концов, знать, почему ребенок, которого я столько держал на своих коленях, едва выбравшись из гнезда, отдает себя на заклание роду и женщине, чьи душевные качества всегда вызывали у меня неприятие.

— Поясните, — теперь потребовала я и вернулась в кресло.

Элькос усмехнулся и ответил мне взглядом, полным иронии. Досадливо хмыкнув, я ответила:

— Хорошо, откровение за откровение, магистр.

— Значит, торги, — констатировал маг. — Я бы и так вам рассказал, потому что мне есть, что поведать вам, и о чем явно умолчали ваши покровители. Впрочем, граф и не может знать всех подоплек, он всего лишь служащий Тайного кабинета, и в секретах Камерата разбирается лучше дворцовых перипетий, хоть и немало в этом сведущ.

— Простите, — потупилась я. — Я начинаю привыкать жить за ширмой даже с близкими людьми. Мне вовсе не хотелось вас обидеть, но приходится постоянно следить за тем, с кем и о чем я разговариваю. Полностью я доверяю только его сиятельству. Но с герцогиней я должна быть дружна, потому что на данный момент она одна имеет необходимый вес, чтобы оказать помощь в том деле, которое я задумала. Впрочем, об этом она ничего не знает, даже графу я не открылась полностью, иначе меня посчитают умалишенной и выпроводят прочь. Тогда своей цели я могу уже не достигнуть, и всё останется, как есть.

— Очень загадочно, — улыбнулся маг, — и невероятно интригует. Но радует, что герцогиню вы оцениваете верно и не забываете, что граф – единственный, кто будет защищать вас до конца. Это его долг, а потому он и вправду достоин доверия. Итак, откройтесь мне, я вас не выдам. Клянусь.

Протяжно вздохнув, я устремила на Элькоса испытующий взгляд, после подумала, что он никогда не выдавал меня родителям. А матушка, узнай она о моих чудачествах, точно бы молчать не стала. За мной был бы установлен надзор, а такого никогда не было. Но матушка – не король. Впрочем, я не затеваю заговора против Его Величества и королевской власти, всего лишь хочу перемен…

— Хорошо, — наконец ответила я. — Скажите, господин Элькос, вас не угнетает сложившееся положение вещей? Вам не кажется, что женщины имеют прав не меньше, чем мужчины? — Он приподнял брови в немом вопросе, и я села на любимого конька, разом вывалив на магистра всё свое негодование, устремления и видение будущего.

Он поначалу хмыкал, чем еще больше горячил меня, а после слушал молча. Уж не знаю, впечатлился ли маг моим красноречием, но к концу долгой и жаркой речи задумчиво потирал подбородок и даже иногда кивал, то ли соглашаясь со мной, то ли каким-то своим мыслям. Даже принес воды, когда я облизала пересохшие губы. Я выпила ее с благодарностью, а после снова упала в кресло, с которого успела вскочить раз двадцать.

— И что вы теперь скажите обо мне? — спросила я. — Можете назвать меня сумасбродной, а я вам отвечу, что имею право на собственное мнение. Оно обосновано и имеет немало положительных примеров, пусть и в прошлом. Когда женщины правили страной…

— И последняя из них едва не превратила Камерат в провинцию Саммена, решив подарить целое королевство, как доказательство своей любви чужому государю, — усмехнулся магистр, а я покривилась. — Именно после ее свержения, кровопролитнейшей войны с Самменом и сменой правящего рода был принят законом, по которому женщины были лишены права наследования.

— О, — отмахнулась я. — Вы притянули единственный неудачный пример. Но я приведу вам иной. Галсинда Мудрая была прекрасным правителем. При ней Камерат процветал, чего нельзя сказать о Гейрихе Хвором. Сей правитель растратил казну на фаворитов, увеселения и капризы. Из-за него Камерат лишился земель, присоединенных еще при той же Галсинде. И он подписал унизительный договор, причиной которому послужила война, которая, кстати, тоже едва не привела к тому, что Камерат мог утерять звание королевства.

— Ваши знания поражают, — усмехнулся Элькос.

— Я люблю читать толстые нудные книги, — в ответ усмехнулась я, вспомнив слова короля на нашей совместной прогулке.