— Похоже, надвигается гроза, — произнес его сиятельство. — Смотрите, какие темные тучи. И ветер поднялся.

Я перевела взор на деревья. Их верхушки гнулись, послушные ветру.

— Это Хэлл примчался навестить нас, — улыбнулась я.

— Кажется, он собирается ворчать, — усмехнулся дядя. — Слышите?

Где-то еще вдалеке слышался первый раскат грома. А еще спустя минуту на стекле появились первые тонкие росчерки дождевых капель. Теперь я посмотрела вниз и негромко рассмеялась:

— Хэлл ворчит не на нас. Глядите, дядюшка.

Граф проследил за моим взглядом и негромко рассмеялся – среди аккуратно подстриженных кустов спешно вышагивал сам герцог Ришем. Однако тучи не пожелали ждать, когда его светлость доберется до укрытия, и обрушили на герцога все свои горести, зарыдав в полную мощь. Жертва дворцовых сплетен совершенно неблагородно сорвался на бег, а вслед ему уже грозил сердитый гром. Еще миг, и перед дворцом сверкнула молния.

— Хэлл промахнулся, — с некоторой досадой произнес его сиятельство.

— Не богохульствуйте, дядюшка, — я укоризненно покачала головой. — Хэлл – известный озорник, и в этом он вполне преуспел.

— Хвала Хэллу, — улыбнулся граф. Он отвернулся от окна и проворчал: — Надеюсь, герцог успел изрядно промокнуть, чтобы подхватить простуду. Умрет вряд ли, что весьма огорчает, но хотя бы походит с красным носом.

— Магистр Элькос исцелит герцога слишком быстро, чтобы вы сумели налюбоваться его красным носом, — улыбнулась я.

— Магия – зло, — сварливо отозвался глава моего рода. — Иногда я даже радуюсь, что ее стало так мало в нашем мире.

— Магия – это восхитительно, дядюшка, — возразила я. — И если бы ее было больше, то мы ездили бы не на лошадях, а на самодвижущихся повозках, как наши пращуры. Хорошо, хоть что-то еще маги могут. А так будто и нет их вовсе.

Граф вернулся в кресло, вытянул ноги и закинул за голову руки. Он удовлетворенно вздохнул. Я не спешила обратно в кресло. Устроившись на подоконнике, я вновь устремила взгляд на улицу. По дорожкам уже разлились большие лужи. Цветы, еще недавно наполнявшие резиденцию тонким ароматом, закрыли свои чашечки и склонили головки, прячась от беспощадных капель.

— Конечно, вы правы, дитя мое, — голос графа привлек мое внимание, и я обернулась к нему. — Магия – это великое чудо, но все чудеса однажды заканчиваются. Когда-нибудь и некогда величайшая сила покинет наш мир, и людям придется полагаться только на свои возможности. Впрочем, мы уже давно научились этому. Сейчас маги – это реликт и показатель богатства и могущества государства. Хвала богам, Камерату есть еще чем похвастаться. И пусть магов, равных Элькосу у нас не так много, но у соседей дела с мастерами этого ремесла обстоят еще хуже.

Я все-таки вернулась и села напротив графа. Его рассуждения мне были интересны уже тем, что это было не беседой о погоде. Усевшись в кресло, я воззрилась на его сиятельство с живейшим интересом. Похоже, ему польстило мое внимание, потому он продолжил:

— Но знаете ли вы, дитя мое, что существуют еще накопители? Их, конечно же, осталось не так много, но у почтенного придворного мага они имеются. Он как-то поделился со мной, что, пожалуй, смог бы открыть врата в другой мир, — я округлила глаза, и дядюшка легко рассмеялся: — Да-да, Шанни. То, о чем мы можем читать в легендах, считая вымыслом, возможно и в наши дни. Правда, Элькос на подобное никогда не пойдет. Он бережет свои сокровища пуще, чем гвардейцы королевскую корону.

— Что такое накопители, ваше сиятельство? — полюбопытствовала я.

— Вроде бы это какие-то кристаллы, в которых скапливается магия: остаточные выплески, намеренно слитая сила мага, а еще собранная с артефактов, когда они ослабевают. Один такой Элькос носит на пальце. Его кольцо с большим и немного нелепым камнем, — я с пониманием кивнула, этот белый камень я видела. — Наш уважаемый мастер сказывал мне, что этот камень что-то вроде ловушки. Он вбирает в себя магию, те самые остатки, которые оказались излишними, и таким образом придворный маг возвращает себе растраченную впустую силу. Он даже говорил, что камень способен собрать силу отовсюду, где обнаружит ее. Элькос отправляет собранные в перстне потоки в накопители, и те, сохраняют их и даже усиливают. Что-то вроде винной выдержки. Бывает очень любопытно послушать нашего дорогого магистра, когда он в благодушном настроении и готов делиться своими секретами.

— Как увлекательно! — не удержалась я от восклицания.

— Весьма, — улыбнулся дядя и, подавшись вперед, потрепал меня по щеке. — Или я уже слишком стар и сентиментален, или же мне просто нравится с вами разговаривать, Шанни, но что-то я стал болтлив не в меру.

— Не отказывайте себе в этом, ваше сиятельство, — улыбнулась я. — Особенно если это приносит вам удовольствие. Мне так уж точно.

— Не сомневаюсь, — рассмеялся дядя.

Расстались мы с дядюшкой только с наступлением темноты. Это могло бы считаться предосудительным, если бы не наше родство и возраст графа. Мы и поужинали в его комнатах, а после выбрались на улицу. Дождь давно и благополучно закончился, и даже выглянуло солнце, быстро подсушившее листву. Однако тепло спало, и, покинув уютный кров, вскоре я ощутила дрожь. Его сиятельство, как галантный мужчина, накинул мне на плечи свой сюртук.

— Вы замерзнете, дядюшка, — заметила я. — Уж лучше пошлем за шалью.

— Скоро стемнеет, — ответил граф, — и вам придется вернуться в свои комнаты, потому не будем тратить время на беготню. Я, отнюдь, не дряхл, не волнуйтесь, Шанни. И я знаю, как согреться. Идемте.

— Куда? — удивилась я.

— Покатаемся на лодке, заодно продолжим прерванный разговор без случайных встреч и лишних ушей.

Я возражений не имела. Мы почти не разговаривали, пока шли к лодкам, привязанным к большому деревянному пирсу, еще пахшему свежим деревом. Как я уже знала, его делали к лету каждый год и устанавливали у берега. Здесь были и скамеечки, и резные перила, чтобы можно было задержаться и полюбоваться озером и его обитателями. Но сейчас пирс был пуст. Дождь и прохлада разогнали праздных гуляк. Кроме нас с его сиятельством были только лодочник и его помощники, которые расходились, когда дворец засыпал. Впрочем, один всегда оставался на случай, если кому-то взбредет в голову покататься на лодке под звездами.

— Нам не нужен лодочник, — чуть прохладно произнес дядя, глядя на согнутые в почтительном поклоне спины.

Он помог мне сесть в лодку, сноровисто забрался сам, и наше маленькое суденышко оттолкнули от пирса. Граф взялся за весла, и лодочка резво побежала по озерной глади. Склонившись, я опустила пальцы в холодную воду, передернула плечами и закуталась плотней в дядин сюртук.

— Итак, продолжим наш разговор, — сказал его сиятельство, и я согласно кивнула.

Мы обсуждали придворных. Начали еще до ужина, во время ужина продолжили, но прервались, решив прогуляться, а теперь возобновили беседу. Дядя, наконец, пользуясь временем, которое выпало нам сегодня, рассказывал мне об обитателях королевского дворца в подробностях. Не обо всех, разумеется, на это ему и всего дня не хватило, но о самых приметных. О тех, кто имел вес, и кого можно было разделить на союзников и недругов.

— Граф Атленг – министр иностранных дел, — произнес дядя. — Он – личность примечательная, имеет гибкий ум и сильный характер. Иметь такого в союзниках весьма недурно, но он не станет поддерживать: ни нас, ни Ришема. Более того, он испытывает неприязнь и к герцогу, и к графине. И уж точно уже относится с подозрением к вам. Граф стал со мной холоден с тех пор, как вы поступили на службу к герцогине.

— Почему? — живо заинтересовалась я.

Дядюшка поднял весла в лодку и позволил течению нести нас.

— Его сиятельство против наличия фаворитки у государя, — пояснил глава моего рода. — Он полагает, что женщины отвращают Его Величество от женитьбы.

Я удивленно вздернула брови. Заподозрить в государе слабоволие и податливость было сложно. Да и наследник ему был необходим, так что женитьба должна оставаться лишь вопросом времени.