Плечи его расправились, походка стала тверже. Даже в чертах лица появилась резкость, из-за чего казалось, что это совершенно другой человек. Вот так в одночасье с капитана, словно воск со свечи, стекла личина амебы, открыв волевого и деятельного человека. На Бергера посматривали с удивлением, кажется, даже с затаенным испугом. Наверное, люди спешно искали в памяти неосмотрительные слова и поступки, которые могли совершить, забыв о том, кто живет рядом с ними. Но Саттор в этих переменах усмотрел очередную игру.

Ему нравился Стен. Майор признавал за службистом и аналитический ум, и хватку, но Рик видел перед собой обычного человека. И как у всех людей, у Бергера были слабости, и в первую очередь — это обида и ущемленное самолюбие. Они мешали капитану раньше, двигали им и теперь. До появления «Шустрого» офицер имперской Службы Безопасности был занят наблюдениями, но он смотрел в сторону полковника, потому упустил признаки угрозы, которые можно было заметить, стоило обратить взор в сторону объекта. В результате и Бергер, и Чоу были заняты одним и тем же — личной жизнью коменданта, а то, что творилось у них под носом, оставалось лишь фоном. Акцент сместился.

В общем-то, ничего не изменилось и теперь, кроме того, что Стен сменил образ и давил этой переменой на полковника, показывал, иго Бернард недооценил того, кого считал размазней и тряпкой. И ему это удавалось, потому что самоуверенности у коменданта рядом с обновленным капитаном СБГ поубавилось. Бергер был доволен, Саттор в некотором роде тоже. Нет, он ни за что не мстил Чоу, ему даже было плевать на игрища двух самцов, где самка давно перестала быть камнем преткновения. На Агату Бергер обоим ее мужчинам было плевать. Их неприязнь уже имела новый уровень. И пока службист был привязан к полковнику, ему не было дела до майора, у которого имелись опасные секреты, потому та веха, которую оставил Ястреб, оказалась незамеченной.

А вот Саттор ее заметил и готов был задушить друга, когда исчезли переживания за его жизнь и свободу. И когда Егор вызвал Рика после того, как его команду, как и обещали, высадили на развитой планете, входившей в состав Альянса, майор молчать не стал.

— Ты просто непроходимый придурок, — обласкал он Брато, услышав жизнерадостный голос.

— Что я опять сделал? — возмутился наемник.

— Какого черта ты назвался дагверской птицей? — мрачно вопросил Саттор.

— Так не ястреб же, — растерянно возразил Брато. — Мало ли хищных птиц?

— С Дагвера?

— Да кто знает-то?

— Наш службист! — тихо рявкнул Рик. — И моли Вселенную, чтобы он оставил всё, как есть. Пока он не заинтересован моим прошлым, и видит только непонятные отношения с наемниками, но если копнет…

— Черт, — буркнул Егор. — Как он вообще понял?

— Заметил взгляды твоих парней, которые те бросали на меня, и наши с тобой переглядывания. С головой у него, как оказалось, всё в порядке, и выводы делать умеет. На хрен… — Саттор помолчал, он пытался справиться с эмоциями, но все-таки не выдержал. — Сколько можно? Сколько можно подставлять? То тебя несет на Землю, и ты лезешь в судейский архив, а потом проводишь анализ за анализом проклятой записи, то козыряешь своим происхождением. Когда ты будешь включать мозг?!

Ястреб молчал. Он понимал, почему нервничает Саттор. Тема, которой сейчас коснулся майор, для Брато была болезненной. Он ведь даже после Адоры не мог до конца поверить в предательство своей первой и пока что единственной любви. Даже прорвался тайком на Землю и сумел побывать в судебном архиве, где раздобыл запись собственного суда. После долго мотался по экспертам, пытаясь найти доказательства того, что запись с показаниями Ильсы фальшивка, что это ее отец подделал откровения дочери. Однако все экспертизы сказали, что запись настоящая.

— Ненавижу! — на надрыве орал тогда в контактор Ястреб. — Как же сильно я ее ненавижу! Она все-таки сделала это, Рик! Она! Она оболгала меня в угоду своему папочке! Черт, Рик, я же готов был умереть за нее… — Брато оборвал сам себя, а после короткого молчания, он закончил, уже понизив голос: — За что?

Это был их единственный разговор за прошедшие несколько лет после побега с Адоры. Обычно друзья не трогали эту тему: Егору было больно, Рику неприятно. А в тот день пьяный в дым Брато изливал душу своему единственному близкому другу, ставшему сторонним свидетелем истории отношений курсанта космической академии и дочки ректора. Благодаря выкрикам друга, Саттор узнал об очередном безумстве.

— На черта?! — рявкнул он, когда Ястреб выдохся. — На черта ты опять суешь нос в это дерьмо? Соскучился по шахтам с астрием? Давно не орал от боли и галлюцинаций? Или думаешь, у меня повторно выйдет фокус с твоим освобождением? Какого хрена, придурок?!

— Я хотел знать, — хрипло ответил Брато. — Я надеялся, что это фальшивка…

— То есть маленькая сука оказалась дороже нашей с отцом свободы и жизни? А если бы тебя взяли? Черт! Да им даже не надо было бы тебя допрашивать, просто вколоть свою бурду, и ты соловьем спел бы им арию о своем побеге. Да на хрен,

Егор! Твои любовные страдания стоят нескольких жизней! Черт с нами с тобой, но мой отец! Герой Геи — предатель и пособник несостоявшегося убийцы императора?

Ты хоть иногда думаешь, что творишь?

— Прости, — едва слышно ответил Егор. — Прости, брат, я бы не подставил вас…

Но мне нужно было знать…

— Катись в задницу, идиот!

Та их ссора тоже была единственной за очень долгое время. Рик мог понять друга, и понимал его, но… Но он не желал понимать безответственности и того, насколько Брато обесценил риск, на который пошли Сатторы для его освобождения. Тогда Рик готов был удавить приятеля своими руками, если бы он оказался рядом. Более того, Якоб Стивенс — друг Георга и адвокат Брато уже успел подвергнуть эту запись, наверное, двадцати проверкам, и все они подтвердили подлинность. Так какого черта Егор поперся на Землю, зная, чем это может закончиться для него и его друзей? Неужели нежелание разочаровываться в девчонке, которую он знал всего год, стоило жизни и свободы тех, кто не пожелал смириться с несправедливым приговором и смертью двадцатилетнего парня? Да, Рикьярд Саттор был тогда в бешенстве, и любовные терзания приятеля его волновали мало.

Впрочем, Егор вновь попытался связаться с Риком уже на следующее утро, а потом еще раз сто вызывал его, потому что Саттор продолжал кипеть и не хотел отвечать, зная, что опять сорвется и наорет на отчаянного дурня. Потом Брато перестал вызывать друга, но отправил несколько сообщений, которые Рик прослушал только через два дня, когда злость прошла. После этого сам вызвал Брато.

— Рик… — тот ответил сразу, но так и не нашелся, что сказать дальше.

— Ты — идиот, — мрачно произнес Саттор.

— Полный, — не стал спорить Егор.

— Если еще раз подставишь моего отца, я больше никогда не отвечу тебе. Ты мне брат, Егор, но отец — святое.

— Я знаю, Рик.

— Надеюсь, больше глупостей не будет.

— Нет, обещаю.

И вот снова. Снова он был неосмотрителен. И если когда-то в Егоре говорила его боль, то теперь самоуверенность, от которой бывший курсант никак не мог избавиться. И вроде бы мелочь, но она была ниточкой, за которую можно было потянуть и размотать весь клубок, дойдя до главного секрета Рикьярда Саттора. Брато ценил друга, уважал и скорей пустил бы разряд из шотера себе в голову, чем сознательно подставил его, но вот такие мелочи порой не учитывал, и это бесило.

— Рик… — наконец, произнес Ястреб. Он помялся, но все-таки продолжил: — Я сглупил.

— Да, — не стал возражать Саттор. Он выдохнул и продолжил спокойней: — У меня есть в запасе сказка, которую я рассказал Насте, и если придется, повторю Бергеру. Но вроде он настроен дружелюбно, и моя личность его интересует мало. Всё внимание службиста отдано коменданту, пусть так и остается. Буду лавировать между ним и непосредственным командиром, дадут боги, уйду без последствий.

И это было еще одной проблемой, потому что Рик оказался между двух огней. Бергер мог использовать майора, чтобы ударить по полковнику, но Саттору такой расклад не нравился. Их отношения с Чоу и так были натянутыми. Рик не жалел, что заставил Бернарда нести ответственность за связь с Авророй Мовсесян, однако обострять ситуацию жестким противостоянием не собирался. И союз со службистом был бы тем камнем преткновения, о который можно было разбить лоб. Не смертельно, конечно, но неприятно. Да и подставлять свой экипаж не хотелось. У коменданта было достаточно законных способов, чтобы попортить кровь личному составу «Шустрого». Однако и от Бергера нельзя было отворачиваться. Он был умен, а потому опасен. И Рик призвал себе в помощь дипломатию и осторожность.