Холод его пальцев застал меня врасплох — от неожиданности я коротко вскрикнула и мгновенно убрала ноги, прижимая их к себе и пряча под подол. Я сама рассмеялась своему резкому испугу, и усугубляя ситуацию потянулась к одеялу.

— Ты меня совсем заморозил. — сказала я в шутливой форме, легонько наклонив голову.

Феликс поднял глаза.

— Замёрз, — мягко пробормотал он, чуть улыбаясь уголком губ. Муж вытянул руки к огню… и я наблюдала, как тёплый свет скользит по его пальцам, по ладоням, по шрамам на одной руке и ожогу на другой. Как же много всего делали эти руки.

Через несколько секунд он снова посмотрел на меня тёплым, спокойным, совершенно домашним взглядом.

— Положи ноги обратно, — сказал он негромко. — Туда, где им место.

Я едва заметно улыбнулась и медленно вытянула ноги, снова положив их ему на колени.

В этот раз его ладони были тёплыми. Он обхватил мои ступни обеими руками, медленно размял пальцы, будто запоминая каждую косточку, каждую линию вен. Его движения были внимательными, медленными — так, может делать только человек, который хочет, чтобы тебе стало лучше.

— Так? — тихо спросил он.

Большими пальцами медленно провёл по своду стопы — и от этого прикосновения по моему телу пробежала дрожь.

— Угу… — выдохнула я, позволяя себе расслабиться.

Несколько минут мы молчали. Я слушала шум огня и ровное, спокойное дыхание Феликса. Он облокотился на кресло, откинул голову на спинку, и сидел с закрытыми глазами. А его руки сосредоточенно массировали мои ноги, словно это был самый важный ритуал дня.

Он заговорил первым, не открывая глаз:

— Я завтра поеду осматривать дороги. Вместе с Реем.

Я сразу подняла взгляд.

— Я поеду с тобой.

Феликс тихо хмыкнул.

— Ты — мать. И тебе не нужно куда-то ходить по холмам и стройкам.

— Это не делает меня слабой, — спокойно возразила я. — И ты это знаешь.

Он на миг остановил движение руками. Я ощущала, как его пальцы задержались у щиколотки — будто он хотел удержать меня не только физически, но и словами.

— Я просто… — он сделал вдох. — Хочу, чтобы ты была в безопасности.

Я коснулась его руки.

— А я хочу хоть раз навестить Селию.

Феликс поднял на меня глаза — тёмные, внимательные, чуть хмурые.

— Я буду рад ей в замке. Ты знаешь. Но сама община… — он покачал головой. — Мы не узнали о них ничего плохого, но доверия у меня это место не вызывает.

— Меня восхищает, что общиной управляет женщина, — сказала я мягко.

Феликс тихо усмехнулся:

— Истат сказал, что она — тёмный маг. Родственница короля Диких земель. Говорят, она сбежала от него и провела ритуал, который сделал эти земли неприкосновенными. И даже Истат не знает подобных заклинаний.

Он сжал мои ступни чуть сильнее, будто стал серьёзнее.

— Неизвестное всегда опасно. И я… мне спокойнее, когда ты здесь.

Я положила ладонь на его руку:

— Я знаю.

И в этот момент я поняла: он и правда старается. Он боится. Он хочет контролировать всё — потому что слишком многое потерял, слишком многое видел. И пусть его страхи иногда идут наперекор моим желаниям — это не холод, не власть. Это любовь, которую он сам ещё не научился правильно выражать.

Я наклонилась вперёд и поцеловала его в висок.

— Я никуда не исчезну, Феликс.

Он закрыл глаза на секунду, отпуская напряжение. И его ладони снова вернулись к моим ступням — уверенные, тёплые, такие родные.

Я кивнула, соглашаясь с мужем. Для него известие о моей будущей смерти оказалось куда более тяжёлым, чем для меня. Он переживал это глубже, чем показывал; я давно научилась читать тень в его взгляде, напряжение в движениях.

Но промолчать, я всё равно не смогла.

— Я напишу Селии ещё одно письмо, — тихо добавила я. — С приглашением.

Я была искренне рада, что наши отношения с Селией, наконец, наладились — стали мягче, теплее, стали более доверительными. Мы переписывались регулярно, я чувствовала поддержку и заботу сестры.

Мачеха же… она так и не смогла смириться с выбором родной дочери. Она винила меня так тихо, чтобы никто не мог уличить её в грубости. И всё же я чувствовала каждый её взгляд, каждый вздох.

Но открыто выступать против меня она не решалась. Финансовая помощь, которую мы исправно отправляли отцу, прекрасно удерживала её острый язык от любых выпадов. Деньги оказались куда действеннее уговоров. А страх перед Феликсом, и тем, что он видел её имя в списке, и вовсе гарантировал мне приятное время препровождения с ней и отцом.

Селия приезжала в замок всего один раз. Для матери Феликса и для Арианы это знакомство стало первым — они приняли её с открытой добротой, словно начинали всё с чистого листа.

Но сама Селия… она всё ещё держалась настороженно, будто не могла отпустить тени прошлого. Её неприязнь к нашему дому, замку герцога, к семье, к Рею, и самому Феликсу была почти осязаемой.

Даже теперь, после всего пережитого, после того, что случилось с ней, Селия не верила, что человек, однажды коснувшийся тьмы, может полностью от неё сбежать. И я видела, как она сжималась, заметив Рея в коридоре, как взгляд её инстинктивно искал выход.

Когда Селия недолго жила со мной во время беременности, она помогала по-настоящему, без притворства — приносила настои, сидела рядом долгими вечерами, читала вслух. Но стоило заговорить о том, чтобы задержаться у нас подольше, как она замыкалась.

Покидать общину она категорически отказывалась, словно только там чувствовала себя защищённой.

Я надеялась — и молилась про себя — что страхи Феликса не оправдаются. Что та загадочная, скрытая от всех община действительно безопасна. Что Селия, наконец, сможет жить так, как ей хочется, а не так, как диктует ей память о прошлой жизни.

И, пожалуй, впервые за долгое время я позволила себе просто надеяться.

Феликс поднялся с кресла и протянул мне несколько конвертов, прерывая мои размышления о семье.

— Письма от короля, — сказал он спокойно, но я уже почувствовала, как внутри всё сжалось. Я снова испытала тот же страх, что и там на обзорной площадке.

Я развернула первый лист.

Король писал, что хотел бы получить подробности о тревожных вестях с Диких земель, которые так впечатлили герцога. Или, возможно, — добавил он почти шутливо — рождение сына так повлияло на Феликса, что тот утратил покой и целиком ушёл в укрепление северных рубежей. Он отмечал, что всё это очень похоже на его кузена — но всё же хотел бы услышать объяснения лично.

Дальше король писал, что был бы рад видеть Феликса снова при дворе. Герцогу не обязательно возвращаться к обязанностям мастера теней, но присутствие герцога Терранса во время заседаний совета было бы крайне желанным для короны.

А затем следовали те слова, читая которые, я непроизвольно задержала дыхание.

Королева Элинор желала видеть меня, герцогиню Оливию Терранс, в числе своих фрейлин. Полагая, что именно со мной у неё может сложиться дружба — и что, я идеально подойду для этой должности. Я невольно напряглась, почувствовав, как пальцы стали холодными.

Но продолжение письма звучало ещё хуже.

И Феликс, забрав у меня письмо, продолжил рассказывать вслух:

— Король пишет, что после долгих обсуждений с Элинор они решили… — он на мгновение осёкся, будто обдумывая слова, — что королевская чета с радостью окажет услугу и возьмёт на себя заботу об устройстве договорного династического брака для нашего сына.

Он сделал паузу, я даже не дышала.

— Они хотели бы укрепить связи с Югом. Элинор, кажется, просто в восторге от идеи выдать за нашего сынв свою племянницу. Девочка на год старше… но, как королева пишет, «это не помеха, когда речь о судьбе двух великих домов».

— Далее, стоит подпись с изящным росчерком: «С любовью, твой кузен. И твой Король.»

— Что ты думаешь об этом? — спросила я, заглядывая ему за плечо, не в силах оторвать взгляд от бумаги в его руках.

Феликс провёл рукой по волосам, будто взвешивая каждое слово, которое собирался произнести.