— К покушению на меня и Переса де Куэльяра, — закончил машину мысль Романов.

— Правильно, к покушению, — согласилась Маша.

— И что не так в этом покушении?

— Да все там так, — она вывела на экран очередной слайд с крупными физиономиями двух наемных киллеров. — Только не должно их быть было в Степанакерте в том времени.

— Тоже сбой в матрице?

— Нет, тут что-то другое… из винтовки Баррета, кстати, пуля должна была напрочь вышибить мозги из твоего Куэльяра. Но не вышибла — спишем на случайность.

— А вообще, как там потомки оценят мою деятельность относительно Карабаха? И вообще по поводу национального вопроса?

Маша неожиданно достала и кармана блузки пачку сигарет, предложила Григорию, и они одновременно задымили, как два паровоза.

— Я смотрю, — констатировал ситуацию генсек, — что в 22 веке с табакокурением так и не справились…

— Есть такое дело, — не стала отрицать очевидное Маша, — а что до национального вопроса… с ним вопрос сложный… извини за тавтологию.

— Извиняю, — ответил Романов, — так что там по этому вопросу у моих потомков? В 22 веке решили его?

— Увы, но не до конца, — рубанула правду Маша, — кое-где иногда встречаются отдельные рецидивы. Но в общем и целом все же лучше, чем у вас. Так вот, относительно Карабаха… сам смотри — размежевание, которое ты придумал, это неплохо, но не более. Все равно сохранятся отдельные трения и непонимания между общинами, они же ведь все равно рядом жить будут…

— И какой же оптимальный выход? — озаботился Романов. — На Марс одну из этих общин мы переселить точно не сможем.

— На Марс не надо, — быстро ответила Маша, — хотя до него мы в следующем слайде дойдем. А азербайджанцев с армянами надо было просто-напросто разбавить другими национальностями… по крайней мере в 22 веке именно так и делают.

— Ладно, — покрутил головой Романов, — хватит про это. Давай уже про Марс поговорим.

— Давай, — с готовностью согласилась Маша, перещелкнув следующий слайд, — с космическими делами ты справился на ура, тут не убавить, ни прибавить. Единственный прокол, это тот самый пресловутый Марс.

— И почему же это прокол? — поинтересовался Романов.

— Потому что даже через сто пятьдесят лет у землян до него руки не дойдут, — пояснила Маша. — Далеко, бесперспективно и неприбыльно, если коротко.

— Это резервная планета, — возразил генсек, — на тот случай, если жизнь на Земле вдруг станет невозможной.

— Ну да, на самый крайний случай пойдет, — поморщилась Маша, — но могу тебя заверить, что даже в 22 веке такой необходимости не возникнет. А Луна и мощная орбитальная станция — это здорово.

— Я рад, что хоть в чем-то смог угодить своим потомкам, — попытался улыбнуться Романов, но без особенного успеха. На этом у тебя все или еще что-нибудь есть?

— Конечно есть, — Маша выключила проектор, пододвинула свой стульчик поближе и продолжила, — самый главный вопрос остался — относительно тебя и твоей миссии.

— Слушаю со всем вниманием, — включился Романов.

— Дело в том, дорогой Гришенька, — начала говорить она, глядя собеседнику прямо в глаза, — что согласно моим данным жить тебе осталось ровно сутки с этого момента.

— Вот как, — попытался сделать покерное лицо генсек, но у него это плохо получилось, — и от чего же я умру через сутки?

— Позволь это оставить за скобками, — меланхолично отвечала Маша, — это сейчас не слишком важно. И кто тебе дал соответствующие вещества, тоже пока опустим. Займемся главным…

— Было бы любопытно узнать, что после такого захода главное, — горько усмехнулся Романов.

— А главное, Гришенька, состоит в том, давать тебе сейчас антидот или не давать, — не менее горько усмехнулась Маша.

— И какое же будет у тебя мнение, позволь справиться? — Романов сумел сдержать нервную дрожь и задал вопрос почти что обычным голосом.

— Угадай с двух раз, Гришенька… — ответила Маша.

— Я рад, что хоть в чем-то смог угодить своим потомкам, — попытался улыбнуться Романов, но без особенного успеха. На этом у тебя все или еще что-нибудь есть?

— Конечно есть, — Маша выключила проектор, пододвинула свой стульчик поближе и продолжила, — самый главный вопрос остался — относительно тебя и твоей миссии.

— Слушаю со всем вниманием, — включился Романов.

— Дело в том, дорогой Гришенька, — начала говорить она, глядя собеседнику прямо в глаза, — что согласно моим данным жить тебе осталось ровно сутки с этого момента.

— Вот как, — попытался сделать покерное лицо генсек, но у него это плохо получилось, — и от чего же я умру через сутки?

— Позволь это оставить за скобками, — меланхолично отвечала Маша, — это сейчас не слишком важно. И кто тебе дал соответствующие вещества, тоже пока опустим. Займемся главным…

— Было бы любопытно узнать, что после такого захода главное, — горько усмехнулся Романов.

— А главное, Гришенька, состоит в том, давать тебе сейчас антидот или не давать, — не менее горько усмехнулась Маша.

— И какое же будет у тебя мнение, позволь справиться? — Романов сумел сдержать нервную дрожь и задал вопрос почти что обычным голосом.

— Угадай с двух раз, Гришенька… — ответила Маша.

Романов встал, прошелся вдоль этого ангара, сделав по дороге пару физических упражнений. Потом вернулся к Маше и спокойно ответил.

— Я думаю, что раз вы выбрали меня для этой важной миссии, то значит на полдороге не бросите. Где там ваш антидот?

— Молодец, — похвалила его Маша, — хорошо держишь удар. А антидот вот он, — она вытащила откуда-то коробочку с яркой этикеткой и названием «Анти-все», открыла и вытрясла на ладонь одну капсюлу.

Романов принял у нее эту капсюлу и закинул в рот.

— Запить бы еще чем-нибудь, — продолжил диалог он.

— И так хорошо впитается, — заверила его Маша, — коробочку с собой возьми, это штука помогает в самых разных непредвиденных ситуациях. Еще что-то хочешь спросить? Просто у меня минута осталась до деактивации…

— Конечно хочу, — спохватился генсек, — кто меня отравил, скажешь?

— Сам узнаешь со временем, — поморщилась она, — следующий вопрос.

— В двух словах — что еще у меня осталось неучтенного, можешь уточнить? Над чем сосредоточиться в ближайшее время, короче говоря…

— Алиева с Кунаевым убери куда-нибудь подальше, — быстро проговорила она, — и с Примаковым поосторожнее. А в остальном все у тебя все хорошо… должно быть, если ошибок не наделаешь. Ну все, мне пора — будь здоров, Гриша.

И она растаяла в предрассветном воздухе. Романов очнулся в холодном поту, сел на постели и осмотрелся… все вокруг было примерно таким же, как и вечером, когда он засыпал. Супруга мирно сопела на левом боку, будильник показывал 5.55 утра. Ну надо ж присниться такому, пробормотал генсек, пробираясь к туалету, а когда возвращался обратно, нащупал в кармане пижамы коробку из-под лекарственных препаратов. Вынул, включил свет на кухне и прочитал ее название — там значилось «Анти-все».

Он открыл коробку и просмотрел содержимое — всего там оставалось три капсюлы бело-коричневой расцветки. Ну, значит, еще три попытки у меня есть, с облегчением подумал он. Вот только куда бы припрятать это добро?

Прошло три года

И на дворе стоял соответственно стылый ноябрь 1988 года. Григорий Васильевич Романов сидел в своем кабинете в Кремле и смотрел в стенку, пытаясь разглядеть там решение клубка проблем, свалившихся на его голову за последние дни. Внезапно затрезвонил телефон от секретаря.

— Григорий Васильевич, тут Примаков просит аудиенцию.

— А я ему назначал? — спросил генсек.

— Нет, но он утверждает, что дело неотлагательное…

— Хорошо, пусть заходит.

Дверь неслышно растворилась и в нее просочился Евгений Максимович Примаков, действительный член Политбюро, Председатель КГБ и секретарь Совета безопасности. За прошедшие три года он довольно сильно сбавил в весе и приобрел обширную лысину.