«Долбаная бюрократия. Им же усилия прикладываешь, чтобы из говна вытащить, они же еще и сопротивляются…» — злобно подумал Жека.

Однако, надо признать, сотрудники никогда через главный вход не заходили на работу. Это был именно вход для посетителей и просителей. Чиновники приезжали на работу на машинах — у них был отдельный служебный вход с парковки, находящейся с противоположной стороны администрации.

«Попробую там зайти», — подумал Жека. — «Кажись, там раньше охраны не было».

Жека обошёл здание и офигел — двор администрации теперь был огорожен бетонным забором, дорога перекрыта шлагбаумом, и проезд на территорию осуществлялся по пропускам на служебных машинах. Конечно, самым оптимальным вариантом было сделать так, как посоветовал мент, — записаться на приём по телефону, но Жека, зная по опыту здешнюю бюрократию, справедливо предположил, что телефон, по которому надо записываться, будет постоянно занят, и хрен по нему до кого дозвонишься. Поэтому сделал просто — улучив момент, когда ППСник, стоявший на охране, пошёл в кандейку поставить чайник, тут же перелез через шлагбаум и пошёл по парковке медленной походкой усталого человека, вынужденного таскаться хер знает где.

Как Жека и думал, служебный вход никто не охранял, поэтому спокойно зашёл в здание и поднялся на второй этаж, в отдел госреестра. Народу не было вообще! При этом мусор никого не пускал в администрацию. Учитывая, что вся страна лежала на боку, иначе как вредительством назвать это было сложно.

Начальником и главным финансовым инспектором была та же девушка, у которой ровно год назад Жека продавал и покупал акции, открывал торговые фирмы. И она, естественно, Жеку узнала! Ну как не узнать человека, которого ещё год назад раз десять в течении весны и лета показывали по телевизору и о котором бубнили из каждого утюга, какой он хороший и как много сделал для города.

— Евгений Александрович! Вы ли это? — недоверчиво спросила финансовый инспектор.

— Я, — согласился Жека и положил на стол газету с конвертом внутри, в котором лежало 10 штук рубликов. — Пришёл регистрировать коммерческое предприятие. Сфера деятельности — инвестиции и консалтинг-услуги. Название — «Инвестгрупп».

— Ой, я прям так рада! — улыбнулась финансовый инспектор и смахнула газету в открытый ящик стола. — Подождите немного, я сейчас распечатаю вам документы. Вы только подпись поставьте. Банковский счёт у вас тот же будет, что и раньше, валютный? Во Внешторгбанке?

— Не только валютный, — помолчав, сказал Жека и подал бумаги. — И валютный, и рублёвый. Рублёвый я открыл в филиале коммерческого «Инкомбанка». Налоговый индекс такой же.

Через десять минут новоиспечённое предприятие было зарегистрировано и поставлено на учёт в государственном финансовом реестре. Девушка-финансовый инспектор улыбнулась и подала Жеке пачку документов.

— Примите моё поздравление, Евгений Александрович. Успехов вам в бизнесе.

— Спасибо! — в ответ улыбнулся Жека и вышел в коридор, где нос к носу столкнулся с Конкиным Кузьмой Валерьевичем, мэром города Н-ска, старым, ещё советским номенклатурщиком, главой горисполкома Н-ска до августа 1991 года. После путча партиец Конкин быстро перекрасился в демократа и стал за рыночную и либеральную реформу, продвигаемую Ельциным и младореформаторами — Чубайсом, Гайдаром и Хакамадой.

Конкин, увидев Жеку на очень близком расстоянии от себя, вскрикнул от неожиданности и чуть не выронил бутылку коньяка, которую нёс, скрывая под полой серого пиджака. Но не выронил — реакция у бывалого алкоголика была отменной, как ни странно.

— Соловьёв! Вот так встреча! — Конкин стоял с бутылкой в руке и, открыв рот от удивления и выпучив глаза, смотрел на Жеку. — Ты живой или призрак?

Словно не доверяя собственным глазам, Конкин пощупал Жеку за лацкан пиджака и как будто поверил. Ясное дело, дуркует.

— Ладно, раз пришёл, пошли ко мне, — махнул рукой мэр. — Я что-то не пойму, то ли ты дурак, то ли притворяешься…

Однако не было ни то и ни другое. Жека был разумен как никогда!

В кабинете у Конкина сделали ремонт — отодрали старые деревянные панели, поменяли потолки. Затёрли стены модным, дорогущим «Ротгипсом», поставили современные светильники, заменили линолеум на паркет, купили дорогую импортную мебель, на окнах повесили новомодные белые жалюзи. В кабинете гордо стоял компьютер, подаренный ещё Жекой. Над креслом главы города большой портрет Ельцина, в углу обязательный российский триколор. Город последний хрен без соли доедает — мэр евроремонт себе забабахал.

— Уютно у тебя тут стало, Кузьма Валерьич, — похвалил Жека, присаживаясь сбоку большого стола для совещаний.

— А ты как хотел… Есть добрые люди, пожертвования делают, — заметил мэр, поставил на стол бутылку армянского коньяка, достал две стопки, налил одну, протянул одну Жеке.

— Спасибо, — поблагодарил Жека и осторожно попробовал коньяк. Хорош.

— Вот скажи мне, Соловьёв, ты когда-нибудь что-нибудь плохое видел от меня? — поучающим тоном спросил Конкин.

— Не видел, — покачал головой Жека и закурил сигарету, пододвинув хрустальную пепельницу. — У меня к тебе, Кузьма Валерьич, никаких претензий, одна благодарность. Хорошо работали.

— Правильно, — согласился Конкин. — И я к тебе не лез. Молодой, перспективный, щедрый коммерсант. Занимайся чем хочешь. У тебя в городе полный приоритет был. Ото всех. Налоговая не кошмарила — я так сказал. Газетчики только хвалебные статьи писали. Телевизионщики то же самое. Менты вас не напрягали. Депутатом тебя от демократической партии выдвинули и избрали. На мэра хотели выдвигать. Дочку заместителя председателя Госкомимущества себе отхватил без двух минут в жёны. И что?

— Что? — спросил Жека.

— Ты плюнул на нас на всех, Соловьёв, со своими выкрутасами, — с досадой сказал Конкин. — Это ладно у нас Иваныч в Москве свой человек, а то бы полетели головы с плеч. Из-за тебя меня в Москву не взяли. Даже в область не берут. Ну, это личное, конечно, пардон… Но вот скажи, хорошо ты поступил? Тебя всего шоколадом облили, а ты говном всех в ответ окатил.

— Верно говоришь, Кузьма Валерьич, — согласился Жека. — И в этом я виноват. Но я бизнесмен. И смотрю на шаг вперёд. А давайте с другой стороны посмотрим. Пришли левые москвичи на завод. Подняли они его? Нет. У них в планах хапнуть побольше, потом всё закрыть, порезать в металлолом и отправить работников на биржу труда за миской супа. А я о будущем города думаю. Кредиты брал, чтоб завод модернизировать. И что, они думали, что я буду продолжать снабжать их своими деньгами, чтоб они собственность, которую у меня отжали, восстановили за мой же счёт? Это ж каким дураком и терпилой я тогда был бы? Сейчас у московских воротил завод в их распоряжении. Что они машину не запускают?

— Ты прекрасно знаешь почему, — перебил Конкин. — Они ждут собрания акционеров, потому что не знают, кто предъявит контрольный пакет акций и сколько он будет в процентах. Вот давеча совещание у меня с городскими промышленниками и бизнесменами было. Я задал вопрос нынешнему директору комбината, когда они восстановят работу по МНЛЗ. Он ответил, что всё висит в воздухе и они вкладываться в комбинат не будут, пока не получат его в полную собственность. Пока у них не будет 51 процента акций.

— Ах вот как… — ухмыльнулся Жека. — Это получается, я должен был вкладываться, не зная, чей это завод, и при этом потом отдать им его. А они не хотят.

— Это ваши проблемы! — с досадой махнул рукой Конкин и опять налил коньяк. — Я человек маленький. От меня что требовалось, я делал. Говори, зачем пожаловал и чего нам от тебя ждать.

— Я приехал заявить свои права на контрольный пакет акций, — заявил Жека. — И продолжить финансирование строительства машины. Всё будет в рамках закона.

Конкин скептически покачал головой и залпом выпил коньяк. Жека видел, что он оказался меж двух огней. С одной стороны, надо быть на стороне Москвы, потому что это люди Сахара и Дуреева, с другой стороны, надо бы оказать поддержку родному городу. За полный развал экономики по головке не погладят. А если трудящиеся ещё бастовать надумают и касками на площадях стучать, то вообще пиши пропало.