Я сжала пальцы в кулаки, ногтями впиваясь в ладони — лишь бы радостной улыбкой не выдать себя. Что-то мне подсказывало, что это не просто жалость и дружеское участие.

— Мы не часто общались, — начала она со скромной любезностью, — но вы всегда были так вежливы и милы со мной.

— О, только не говорите, что вы тоже пришли пожалеть меня из-за поступков моего мужа, — ответила я, опуская глаза, изображая грусть и усталость.

— Нет-нет, что вы, — мягко перебила она, чуть склонив голову. — Мы просто решили… поделиться и с вами.

Молодая девушка присела рядом осторожно, будто она боялась запачкать платье, на самый край лавочки.

— Мы? — переспросила я, не сдержав любопытства.

А в голове пронеслось:

«Давайте же, леди Эльна, назовите имена.» — я была уверенна, что она просто жертва этой ситуации, и в её участии я сомневалась, но вот другие участники.

— Дамы двора, знатные леди… — улыбнулась она чуть шире, чем следовало. — Мы все поддерживаем друг друга. Мы женщины должны помогать друг другу в этом не простом мире.

Леди Эльна ловко уклонилась от моего вопроса.

— Спасибо, — ответила я, стараясь говорить ровно. — Я и правда получила много поддержки от женщин в последние дни.

— Знаете, — начала леди Эльна, слегка понизив голос, — у стены в конце городского парка есть одно особое место.

— Стена плача? — уточнила я.

— Нет, — покачала она головой. — Это неправильное название. Место называют стеной женских слёз. Говорят, если прийти туда в определённый час, рассказать о своих невзгодах и оставить дар… то колдунья, если сочтёт подношение достойным, — она сделала ударение на последнем слове, — решит вашу проблему.

— Но стена длинная, — заметила я, стараясь звучать естественно, хотя сердце уже билось быстрее. — Там много ниш и участков, посвящённых павшим воинам и потерянным возлюбленным. Как понять, что именно меня услышат?

Леди Эльна наклонилась ко мне ближе, так что край её платья коснулся моей руки.

— Вам нужен тот участок, где стоит статуя влюблённой девы, — прошептала она. — В самой стене есть фальшивый кирпич. Туда вы должны положить письмо и дар. После — обратитесь к богине. Помолитесь и поделитесь с ней своей болью. Просить лучше днем, забирать поздно вечером.

Я чувствовала, как тон её голоса будто меняется, из дружелюбного в чуть торжественный, возбужденный и нервный.

Леди Эльна резко поднялась. Её ладонь легонько коснулась моего плеча, словно благословляя или предупреждая.

— Мне помогло, — сказала она тихо, но уверенно. — Все говорят, что муж теперь смотрит на меня с нежностью.

Графиня Дюран взглянула на меня сверху вниз, глаза блестели нежностью и заботой.

— Я правда хочу вам помочь… но больше ничего сказать не могу, герцогиня.

Леди Эльна изящно поклонилась и поспешила прочь, растворяясь среди деревьев, оставляя за собой легкий аромат весенних цветов.

Договориться с мужем оказалось куда сложнее, чем я ожидала.

Феликс, который без колебаний поддержал мой план при дворе и с готовностью согласился терпеть слухи, шёпоты и косые взгляды, теперь, когда дело дошло до действий, словно превратился в каменную стену. Он и слышать не хотел о том, чтобы я отправилась в город одна — даже ради высшей цели.

Он упорно не признавал очевидного: все эти косые взгляды в последние дни обращены были вовсе не к нему, а ко мне, его жене. И поэтому, как мне казалось, я имела полное право сама решать, как лучше поступить.

Я чувствовала — это наш шанс. Возможно, единственный. И позволить ему уплыть было бы непростительной ошибкой.

— Сэр Артур поедет с тобой, — произнёс он тем тоном, который когда-то заставлял целый ряд советников склонять головы и менять решения.

Я лишь улыбнулась, сдержанно и тихо, хотя внутри всё кипело. Артур — верный до фанатизма, преданный герцогу как пес. Он бы отчитался перед герцогом о каждом моём шаге, каждом слове, каждом взгляде. Мы с ним вызвали бы куда больше подозрений, чем если бы я поехала в город с самим Феликсом.

— Эва могла бы сопровождать меня, — осторожно предложила я, заранее зная, что он никогда не согласиться на этот вариант.

И действительно — герцог хмуро покачал головой.

— Ни слова больше об этом, Оливия. Эва не способна защитить даже себя. Как она поможет тебе?

А вот и ещё одно проявление характера давно знакомого мне Феликса — вежливый, спокойный, но непреклонный. Его забота была похожа на железную клетку, обитую бархатом, и чаще всего она простиралась только на тех, кого он считал «своими», — на близких, на семью. В прошлой жизни я тоже знала эту сторону герцога, хоть и проявились эти качества по отношению ко мне намного позднее.

В результате долгого, изматывающего спора всё же было решено: я поеду в город с полным сопровождением. Формально — под охраной и заботой, а на деле — под надзором.

Со мной должна будет поехать Эва, а одним из группы сопровождающих станет Рей.

Но настоящий замысел был совсем иным. Именно Рэй, укрывшись под плащом Эвы, должен был проводить меня в парк. Его присутствие не вызвало бы столько подозрений — в отличие от сэра Артура, чья верность герцогу была известна всем. Рей всё ещё мог выглядеть в глазах придворных «моим человеком».

Парень умел быть незаметным, он скромный, неприметный, сдержанный, он выглядел скорее молодым слугой, чем магом, чьё имя не раз звучало в коридорах дворца. К тому же многим было известно, что я сама приняла его на службу — и что маг прибыл в замок вместе со мной.

Я прекрасно знала — за нами всё равно будут следить.

Разведчики герцога могли оказаться повсюду: продавцы на площадях, уличные музыканты, газетчики, нищие у ворот и даже рыцари, появляющиеся «совершенно случайно» в самых неподходящих местах. Каждый из них мог оказаться глазами и ушами моего мужа.

Но и в этом крылась опасность — ведь каждый встречный мог оказаться не слугой герцога, а шпионом заговорщиков.

Поэтому каждое наше действие приходилось просчитывать с пугающей точностью.

По мощёным улицам, ещё влажным после ночного дождя, шла пара в длинных плащах с глубокими капюшонами, полностью скрывающими лица и фигуры. На первый взгляд — две девушки, служанки богатых и титулованных особ, отстроивших себе дома в лучшем квартале города.

Дом, из которого они вышли, выделялся среди прочих — не пышной отделкой, не золотом на окнах, а размером и тишиной, царящей вокруг. Двор, выложенный камнем, ровная решётка ворот, высокий фасад с большими окнами, согласно последней моде в строительстве, окруженный деревьями, что вообще считалось роскошью для узких улиц столицы.

Теперь же задняя дверь тихо закрылась за двумя фигурами, будто дом сам пожелал отгородиться. Силуэты людей скользили вдоль стен, словно тени, стараясь не задерживаться под взглядами редких прохожих.

Они шли быстро, почти бесшумно, минуя шумные улицы. На перекрёстках уже кипела жизнь — мальчишки разносили хлеб, торговцы расставляли корзины, где пахло рыбой и свежей зеленью, из кузницы слушался звон молотка.

Всё это создавало привычный утренний шум столицы, и на его фоне две фигуры в одинаковых плащах терялись, растворялись, становились частью ритма города.

Сквозь узкие переулки и арки они продвигались всё дальше — туда, где шум постепенно стихал, уступая место шороху листвы и журчанию воды. Каменные дома сменялись стенами старых усадеб, в воздухе чувствовался аромат влажной травы и холодного железа.

Впереди, за очередным поворотом, уже виднелась серая стена города — старая, крепкая, покрытая мхом, и вдоль неё начинался парк.

И только внимательный наблюдатель заметил бы, что шаги идущих слишком разные, движения слишком уверенные. Это не прогулка, не случайное утро двух подруг.

Я шла быстро, укутанная в плащ до самых щиколоток. Я не стала переодеваться в грубое платье горожанки, не сняла украшений, даже оставила кольца на пальцах. Пусть так.