— Я должен был разобраться с этим сам... Не нужно было впутывать Орден. Они не сосредоточились на преступности в городах... Они полезли в мою семью. Его голос срывался на глухой гнев.

— Они поймали герцогиню... с любовником... на месте прелюбодеяния.

Я резко вдохнула, в груди всё сжалось. Орден Порядка был строг до жестокости в отношении семейных уз, особенно когда речь шла о женщинах. Мужчинам прощалось многое. Женщинам — ничего.

Я хотела было спросить, какое наказание грозит ей, но он продолжил, не давая мне вставить ни слова.

— А так как герцогиня была обнажена в тот момент... — он замолчал на секунду, словно проверяя мою реакцию. Его взгляд был тяжелым, пронизывающим. — Служители Ордена обнаружили на её спине черные руны.

Я замерла. Мир вокруг будто пошатнулся. Я смотрела на него, не в силах понять, не в силах принять услышанное.

Черная метка.

Как? Как моя сестра могла получить знак служителя Диких Земель? Ведь всех, кто носил такие знаки, ловили, допрашивали... пытали... а затем казнили.

Глухая волна ужаса накатила на меня, лишая дыхания.

— Я должен знать, как поступить, — наконец произнёс герцог. Его голос был хриплым, будто каждое слово давалось ему с трудом. — Я запретил им пытать её, в пределах той власти, что у меня осталась... Но её уже привезли в королевский дворец. — Он на мгновение замолчал, словно сам боялся сказать дальше.

Я крепко сжала ладони в кулаки, стараясь держаться, но внутри всё уже дрожало. — Король... разрешит пытки, — тихо сказала я. — После сегодняшнего собрания это будет выглядеть как единственный способ хоть что-то узнать о заговоре. О Диких землях...

Герцог кивнул. — Да. — Его лицо было каменным, глаза тускло светились отчаянием. — Но я буду бороться до последнего. Ради тебя я сделаю всё, чтобы спасти её... Спасти её от мучений. От казни. Он провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть с себя усталость этих ужасных решений.

— Я хочу добиться, чтобы её признали неспособной отвечать за свои поступки... Чтобы её отправили в дом умалишённых под стражу. Титул герцогини, возможно, ещё сможет защитить её от худшей участи.

Я понимала цену его слов. Оставаться женатым на женщине, обвинённой в предательстве, лишиться надежды на законного наследника... Это был тяжкий крест особенно для такого человека, как он.

Я молчала, не зная, что сказать, какую просьбу осмелиться высказать. В груди теснилось чувство вины и боли. То, что он уже предложил могло стоить ему карьеры, земель, богатства, а может даже и жизни. Защищать падшего, самим считаться падшим.

Герцог смотрел на меня спокойно, но в его взгляде читалась горечь. — Может быть, — сказал он медленно, — совместными усилиями мы сможем оградить тебя и твою семью от последствий её ошибки.

— Мы еще не знаем, что она сделала для падших. Ее предательство может стоить многих жизней. — Ответила я, понимая, что мне придется взять часть ее вины на себя. Его слова были горькой правдой. В этом королевстве кровь отвечала за кровь, род — за род. Ошибки одного становились виной всех.

Я подняла на него глаза, полные слёз, и, сделав шаг вперёд, едва слышно попросила: — Пожалуйста... Позволь мне поговорить с ней. До того, как всё начнётся. Позволь мне увидеть её сейчас…

Он не сразу ответил. Несколько секунд, которые казались вечностью, он молча смотрел на меня, борясь с собой. И наконец, тихо, почти шёпотом, сказал: — Конечно. Я не смог бы тебе отказать.

Эва, бедная девочка, всё ещё дрожала от страха, пытаясь отговорить меня от безрассудного похода в темницу. — Миледи, это же темница! Там страшно, холодно... Негоже вам туда спускаться. А если что-то случится?.. — дрожащим голосом шептала она, сжимая края своего передника.

Я коснулась её руки, стараясь придать спокойствия. — Не переживай за меня, Эва. Просто дай мне свой плащ. Мой слишком броский — герб семьи, нашивки... Они слишком выделяются в таком месте. — Я старалась говорить твёрдо, хотя внутри ощущала странную пустоту. Мой дар теперь молчал. Ни нитей событий, ни слабого эха будущего. Лишь черная, плотная тишина, словно сама тьма поглотила все.

Эва колебалась ещё мгновение, но потом сняла с плеч шерстяной серый плащ и накинула мне на плечи. Я натянула капюшон низко на лицо.

Мы отправились вниз, в самую жуткую часть дворца. Помощник герцога, Карл, шёл впереди, держал фонарь, отбрасывающий дрожащие тени на каменные стены. За мной неспешно, с тяжёлой походкой, шёл герцог, давая понять, что он рядом — но в разговор вмешиваться не станет.

С каждым шагом воздух становился тяжелее, сырее. Пахло гнилью, старым потом и горьким металлом крови. Толстые железные двери с крошечными решетками вели в камеры. Я машинально стискивала края плаща, чувствуя, как замирает сердце.

Когда мы остановились, Карл тяжело повернул ключ в заржавевшем замке, и дверь скрипнула, открывая камеру.

Селия сидела на каменном полу, свернувшись в комок. Бледная, измождённая, в тонкой ночной рубашке, она выглядела призраком самой себя. Её длинные чёрные волосы свисали с плеч, лицо было испачкано, глаза — пусты, как у пленённого зверя.

Я невольно сжала кулаки, прогоняя горечь. Мы никогда не были близки. Мачеха всегда выстраивала между нами стены — одну восхваляя, другую принижая, превращая наше детство в нескончаемую борьбу за внимание и одобрение отца. Но теперь, глядя на сестру, я не чувствовала злости. Только ужас и жалость.

Карл, заметив мой взгляд, пожал плечами, равнодушно бросив: — Это влияние ордена. Прелюбодеяние — значит расплата телом. Его голос был холоден, почти удовлетворён. Словно он считал всё происходящее справедливым.

Я повернулась к нему с ледяным взглядом. — Карл, принесите сюда плащ, тёплое одеяло, чай и еду. Немедленно. В моём голосе не было просьбы — только приказ. Он недовольно поморщился, но, понимая свою подчинённость мне как представительнице дворянского рода, склонил голову и вышел.

Оставшись наедине с Селией, я осторожно присела на камень напротив неё. Сердце колотилось так, что больно било в рёбра.

— Селия, — я опустилась на колени перед ней, хотя холодный каменный пол жёг кожу, — расскажи мне, что ты сделала? Пожалуйста, сестра... Я постараюсь тебе помочь. Мой голос дрожал. В сердце росла неукротимая тревога.

Селия смотрела на меня безумным, затуманенным взглядом, в котором плясали искры тьмы. А затем, вдруг, начала громко смеяться — пронзительно, истерично, будто над самой судьбой.

— Я думала, я победила тебя! — выкрикнула она, всхлипывая сквозь смех. — Я — герцогиня! Я вышла за такого мужчину... сильного, красивого... мечту всех придворных девушек. Её голос взвивался к потолку сырой камеры, отдаваясь болезненным эхом.

Селия обняла колени руками и начала раскачиваться взад и вперёд, как маленькая испуганная девочка, пугая меня всё сильнее своим состоянием.

— Думаешь, он уважал свою жену? — прошептала она, вскинув на меня глаза полные боли. — Он восхищался только тобой. Только тобой! — Оливия то... Оливия это... — она кривила губы в мрачной пародии на влюблённый тон. — Думаешь, я жила в этом дворце, как в раю? Думаешь, мне доставалось хоть что-то, что мне было обещано? Она стиснула зубы так сильно, что на висках вздулись жилки.

— Милая, Селия... — осторожно начала я, чувствуя, как в горле встает ком. — Это не так. Мы с герцогом не любовники. И поверь, мой брак с лордом Форшем... — я горько улыбнулась, — его нельзя назвать счастливым. Не думай, что кому-то что-то досталось без борьбы. Я протянула руку, словно пытаясь поддержать сестру.

— Я правда сделаю всё возможное, чтобы тебе помочь, используя каждую связь, каждое знакомство...

Селия лишь горько усмехнулась.

— Помочь? — прошипела она. — Не смеши меня. Даже отец отвернётся от меня, как только узнает. Он вычеркнет меня из родословной, будто меня никогда не существовало.

Я смотрела на неё, чувствуя, как сердце трещит под тяжестью непонимания. Что же произошло? Что довело её до такого?