— Но конопля, — сказал Романов, — насколько я знаю, не самый страшный из наркотиков… теперь давайте про опиум.

— Опиум, как вы наверно и сами знаете, добывают из плодов мака, — продолжил Власов, — на недозрелых коробочках делают надрезы, выступивший млечный сок и содержит фенантреновую группу, вызывающую сильные галлюцинации. Мак также растет у нас почти повсеместно, но нужных кондиций достигает опять-таки только в южных регионах, это та же Средняя Азия плюс Алтай и Кавказ.

— Сколько наркоманов сейчас насчитывается на учете в диспансерах? — задал, наконец, главный вопрос Романов, — и какова динамика их численности?

— Точных цифр я не скажу, — ответил Власов, — нужно поднять документы, но приблизительно это будет так — на учете состоят около 50 тысяч человек, это выявленные, так сказать, легальные наркоманы. К ним можно смело приплюсовать столько же скрытых… а динамика… динамика оставляет желать лучшего, идет прирост минимум в 5 процентов за год.

— И про Афганистан еще несколько слов добавьте, — попросил Романов.

— Да, вы совершенно правы, — тут же согласился Власов, — из Афганистана поток наркотических веществ возрастает каждый год… в среднем на десять где-то процентов. Надо отдать должное талибам, это непримиримое крыло оппозиции…

— Я знаю, кто такие талибы, — отозвался Романов, — продолжайте.

— Так вот, у них посевы опиумного мака строго запрещены — Коран не позволяет… конечно полностью искоренить это дело не под силу даже Корану, поэтому и на их территории кое-кто кое-что сеет и собирает, но если брать ситуацию в целом, то основной поток опиума и героина идет с территорий, контролируемых Дустумом и Ахмад-Шахом… это север и северо-восток страны. Доставляется товар почти исключительно через Таджикистан — пограничники борются с этим злом, но как вы сами понимаете, из возможности не безграничны.

— А с регионов, подконтрольных Наджибулле, что-то идет к нам?

— С глубоким прискорбием придется признать, что да… он же ведь не господь бог, Наджибулла, абсолютно все контролировать не может. Но по сравнению с тем, что течет от Дустума, это на порядок меньше.

— Какую долю занимают афганские наркотики в общем балансе? — задал умный вопрос генсек.

— 10–15 процентов на текущий момент… но надо признать, что героин это самый разрушительный наркотик из существующих сейчас, лицо, принимающее его, живет не больше трех лет… а зачастую и полтора-два года.

— У вас есть какие-то предложения по ограничению этой заразы? — строго спросил Романов, — в первую очередь героина…

— Наркотики в первую очередь принимает молодежь, — глубоко вздохнул Власов, — поэтому на нее и надо делать основной упор. А так-то вариантов борьбы всего два — пропаганда здорового образа жизни с одной стороны и ограничение предложения вредных веществ с другой…

— Пропаганду давайте оставим в стороне, хотелось бы услышать про ограничения.

— Предлагаю основать новую структуру в рамках нашего министерства, — бухнул Власов.

— Бюрократические нагромождения, — поморщился Романов, — это немного не то, что ведет к цели… хотя впрочем не возражаю — как назвать думаете?

— Я пока не думал над этим… — даже растерялся Власов, — наверно это не так уж и важно… например Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств. Хватит нам прятать голову в песок, как страусам, и делать вид, что наркоты у нас нет…

— Хорошо, пусть будет ОБНОН, — согласился Романов, — где-то рядом с ОБХСС будет располагаться. Еще что-нибудь можете предложить?

— Еще… — Власов запнулся на пару секунд, затем четко выложил пункты, — надо внедрять своих людей в цепочки транспортировки наркотиков, ну или вербовать кого-то оттуда, раз, надо искоренять посевы спорыньи, это основной компонент ЛСД, который варят в домашних условиях, два…

— Коноплю и мак тоже приплюсовать бы к этому списку, — бросил ремарку генсек.

— Хорошо, приплюсуем… ну и в-третьих — хорошо бы еще законодательство подправить, уж очень вегетарианские там статьи, касающиеся наркотиков… высшую меру, конечно, не стоит добавлять, но сроки и условия применения ужесточить было бы неплохо.

— Тоже согласен, — кивнул Романов, — давайте законы мы перекинем в соответствующие ведомства… я думаю, в ближайшее время этот вопрос решим… а все остальное вы берете на себя, разрабатываете подробную программу действий, скажем, на следующий год, потом вернемся к нашему разговору.

А сразу вслед за тем, как министр покинул кремлевский кабинет, секретарь неожиданно доложил, что аудиенцию просит секретарь Союза кинематографистов Лев Кулиджанов.

— И что ему надо? — уточнил генсек.

— Поговорить о текущих проблемах… — отозвался секретарь.

— Ну пусть заходит.

Лев Александрович, высокий и тучный мужчина в том же примерно возрасте, что и Романов, зашел, поздоровался и сел в кресло.

— Помню-помню ваше творчество — «Когда деревья были большими», «Синяя тетрадь», «Преступление и наказание».

— И «Карл Маркс, молодые годы», — тут же добавил тот.

— Правильно, и Карл Маркс тоже. Давненько я не занимался кинематографическими проблемами, — весело сообщил ему генсек, — рассказывайте, что у вас там наболело.

— Понимаете, в чем дело, Григорий Васильевич, — задушевно начал беседу режиссер, — советское кино это очень мощный инструмент нашей идеологии, так ведь?

Вопрос был риторическим, поэтому Романов на него не стал даже отвечать.

— А кроме того оно признано во всем мире, а также приносит весьма ощутимые деньги в союзный бюджет, верно?

— К чему вы клоните, Лев Александрович? — уточнил генсек, — знаете, такими разговорами вокруг да около я сыт по горло — каждый день на совещаниях выслушиваю по несколько часов. Давайте уже прямо и без обиняков…

— Хорошо, — ответно улыбнулся Кулиджанов, — давайте будем говорить прямо и без обиняков. Короче говоря, в текущий момент наше кино немного замедлило свое поступательное движение — если в 70-х годах каждый год выпускалось минимум по 5–10 шедевров, то в 80-х это количество снизилось до 1–2… ничего страшного в этом нет, обычные издержки роста, которые преодолеваются со временем. Однако проблема тут заключается в том, что наш Союз массово атакуют молодые его члены… глядя на общую ситуацию в стране, они хотят поднимать темы, которые ранее, скажем так, не афишировались…

— Например? — поднял брови Романов.

— Например, эротику и секс, — бухнул Кулиджанов, — а также подростковую преступность, некоторые трения в межнациональных отношениях и критику власти по самым разным поводам.

— В самом деле? — усмехнулся Романов, — молодежь хочет секса и эротики?

— Ай-яй-яй, какая неожиданность, — закончил свою мысль он, — кто бы мог подумать…

— Раньше эти темы в нашем обществе были довольно строго табуированы, Григорий Васильевич, — отвечал ему режиссер, — но сейчас благодаря вашей деятельности многое же меняется… вот и приносят на Мосфильм, например, такие сценарии.

И он вытащил из папки с тесемочками пару листочков, заполненных убористым шрифтом.

— Интересно, что сейчас молодежь в сценариях пишет, — заинтересовался генсек, — расскажите в общих чертах.

— Вот номер один в списке… рабочее название «Маленькая Вера».

— Уже интересно — почему Вера и отчего она маленькая?

— Ну тут довольно обычная история одной рабочей семьи из маленького города, отец сильно пьющий, дочь Вера непутевая, есть даже какой-никакой конфликт — дать показания на отца, он порезал зятя, тогда его посадят, а если не дать, то он продолжит дебоширить…

— Ну и что же тут такого сексуального? — спросил Романов.

— В сценарий включена очень откровенная сцена между Верой и ее молодым человеком…

— Тааак, — почесал в затылке генсек, — ну когда-нибудь это должно было случиться, перенос сцен секса на экран — в Голливуде, насколько я знаю, редкий фильм обходится без этого. Так что не вижу ничего страшного… следующий пункт в вашем списке какой?