Мысли о собственной силе, вперемешку с обидой и злостью, будто прошли по телу током. И именно это помогло мне собраться. Это отношение, его жалость, разожгли во мне упрямое желание — доказать, прежде всего себе самой, что я всё ещё сильна.

Я огляделась. В полумраке сарая свет костра дрожал на стенах, отбрасывая длинные тени. И вдруг я поняла: если я хочу жить, если собираюсь бороться — это мой шанс. Может быть, единственный.

Дербиш отошёл к котелку, небрежно повернувшись ко мне спиной. Спиной! Он не видел во мне угрозы — в девушке, которая по самой природе своего рождения была слабее его физически.

План созрел мгновенно: два шага — до черенка лопаты, заботливо оставленного у ограждения, ещё один — к котелку, и за ним — долгожданная свобода.

В одно мгновение я вскочила, подгоняемая стремительным биением сердца. Внутреннее помещение сарая будто расцвело перед глазами яркий красками — резкими, ослепляюще ясными. В груди вспыхнул жар, руки двигались сами собой.

Я схватила черенок лопаты и обрушила удар. Мужчина вскрикнул, схватившись за голову, но я не дала ему ни малейшего шанса прийти в себя — замахнулась снова.

Перед глазами промелькнул урок герцога: беги — второго шанса может не быть. Я рванулась к двери, хватая по пути дорожный мешок, стоявший у порога.

Снаружи оказалась задвижка — я закрыла её и на долю секунды прислушалась. Мне хотелось верить, что я не нанесла лорду тяжелой раны. Я услышала легкий шорох, доносящийся из сарая, и, успокаивая свою совесть, рванула к месту, где должна была стоять телега.

И тут новая догадка сковала меня холодом: они бежали из замка под видом горожан, взяли лишь одну телегу. И леди Лиззи, которая уехала в деревню, увела единственную лошадь с собой. Я выругалась так, как не подобает герцогине, но, к счастью, здесь не было никого, кто напомнил бы мне об этикете.

Огляделась: вокруг был только лес и несколько тропинок, расходившихся в разные стороны. На более широкой виднелись свежие следы колёс — значит, туда и направилась леди Сарз.

Я не знала, как скоро леди Лиззи вернётся — и ещё не была уверена, что она вернётся одна. Мысль о встрече с ней, с их сообщниками или наёмниками на дороге заставила меня поёжиться.

Вместо того, чтобы идти к деревне, по самому очевидному пути, я свернула на одну из узких тропинок, уходящих в горы.

Я бежала, стараясь не оставлять следов на размокшей земле, тяжело, почти невозможно. Грязь цеплялась за подол, сапоги тонули в глине, каждый шаг ощущался так, как будто моя обувь выкована кузнецом из тяжеленного железа.

Я понимала: это не земли герцогства Терранса. Мы были в горах, во владениях графа Дюка, где я ориентировалась куда хуже. Только несколько массивных горных пиков, силуэты которых едва угадывались сквозь туман, помогали мне сохранять направление.

Я была уверена: искать меня будут внизу — у дороги, ближе к деревне или пойдут в сторону равнины. Они решат, что я не рискну идти в горы, и будут правы… этот маршрут не предсказуем и опасен.

Я же шла вперёд, зная: это мой единственный шанс уйти.

Где-то впереди, за скалами, должен быть участок стены прилегающий к герцогству, я приезжала туда, и хорошо знала путь от стены к родовому замку.

Если доберусь до стены — может смогу найти дозорных, смогу обратиться за помощью.

Бежать становилось всё тяжелее. Туман клубился над землёй, стелился между валунами, как живой. Иногда мне приходилось карабкаться по скользким камням, где путь был засыпан обломками породы. Видимость не превышала пары шагов.

Мысли сводили меня с ума. Я понимала — всё это из-за метки. Но где заканчивалось моё, и где начиналось навязанное — я уже не могла различить.

Я замечала, что думаю о лорде Дербише с теплом, что искренне переживаю за него. Его лицо вновь и вновь всплывало перед глазами, как будто оно отпечаталось в моих мыслях. Я соглашалась с его словами о несправедливости Ордена, о судьбе магов… и не могла понять — это я, или след его воли в моём разуме?

Ведь, кажется, я и прежде разделяла эти мысли.

Я всё чаще вспоминала герцога Терранса. Просто пыталась убедить себя, что он — хороший муж. Вспоминала время, проведённое вместе, те редкие, хрупкие мгновения, когда нам обоим было по-настоящему хорошо.

Я повторяла себе, что выбрала его не зря — полюбила за то, что он видел во мне равную, никогда не показывал снисхождения.

Иногда я заставляла себя воображать, что Феликс идёт рядом — тихо комментирует мои решения, советует, как поступить.

Однажды передо мной предстал образ его матери, вдовствующей герцогини. Я получила удовольствие, наблюдая за этой женщиной, так же перелезающей через валуны вместе со мной. И в такие минуты, я замечала, что она такая же измученная, с той же меткой на теле. Я думала, как тяжело ей было жить с этим клеймом… или после, в момент принятия правды…

И вот теперь я начинала понимать её по-настоящему.

В голове роились безумные мысли — о том, чтобы рвануть за стену на территорию диких земель. Я видела, как вхожу в их замок, говорю с правителем, убеждаю его пересмотреть свои взгляды, изменить порядок, помочь миру, в котором магия снова станет благословением, станет доступной и безопасной для всех.

Иногда мне даже казалось, что я могу это сделать — победить или убедить. Мне вот нужно пойти на Север.

Но затем я резко мотала головой, будто стряхивая чужие слова. Вспоминала леди Лиззи и её угрозы, её уверенность, что там для меня будет всё иначе.

Глупости.

Я заставляла себя думать только о дороге — о камнях под ногами, о холодном воздухе и о каждом шаге, который приближал меня к спасению.

К вечеру я наткнулась на пещеру. Я не хотела останавливаться — страх гнал вперёд, — но силы покидали меня, метка пульсировала, сводя с ума, а в этой местности и так было опасно даже днем. Видимость и вовсе сократилась до расстояния вытянутой руки.

Я вошла в пещеру. У самого входа возвышался крупный камень с острыми краями — на него можно было закрепить верёвку, если придётся замаскировать проход. Внутри было прохладно и сыро, воздух пах землей и дождевой водой. Полость пещеры уходила глубоко вперёд, но с лёгким изгибом, благодаря которому пещера не просматривалась со входа.

Неплохое укрытие: если кто-то пройдёт мимо, вряд ли заметит, что внутри есть человек.

Правда, если зайдут — бежать будет некуда.

Но я решила рискнуть.

Я уже не раз заглядывала в мешок, чтобы убедиться: не тащу ли с собой что-то бесполезное, вроде зерна или лука. И в сумке было всё, что нужно для внезапного бегства: плащ, кошель с монетами, кусок колбасы, фляга с водой, сухари, нож, верёвка, перевязочная ткань, старый черпак и — главное — кремень с трутом.

Я понимала, что разводить костёр — безумие. Но туман был таким густым, что скрывал даже мои собственные руки. Мир сжался до двух шагов. В такой мгле никто не должен был заметить мой огонь…

Я устроилась в самом дальнем, в не просматриваемом углу пещеры и, наконец, позволила себе немного расслабиться.

Развести костёр мне удалось не сразу — ветки вокруг пещеры были сырые, а лоскуты подъюбника оказались никудышным розжигом. Но, когда тонкие лепестки пламени осветили стены пещеры, я сразу прикрыла их своей спиной, не желая, чтобы свет выдал моё укрытие.

Затем я занавесила вход мешком, вывалив из него всё содержимое. Он сослужил мне хорошую службу во время побега — внутри оказался плащ, который я тут же накинула на плечи.

Но насладиться скудными припасами еды мне мешал страх. Каждый порыв ветра за пределами пещеры, каждый протяжный вой заставляли меня вздрагивать и то и дело тянуться к костру, чтобы затушить и без того слабое пламя.

Я уговаривала себя, что всё это лишь воображение, что звуки — просто эхо гор, а не шаги, не стук копыт, приближающихся ко мне.

Уснуть не получалось. В голове шёл нескончаемый бой — мыслей, сомнений, воспоминаний.