— Хм… — чуть не поперхнулся тот, — вот так сразу… хорошо, попробую обозначить… у нас три года уже висят в расписании ракеты малой и средней дальности — вот по ним реально договориться за месяц. И ОСВ-3 в принципе мог бы быть согласован, но это уже сложнее. Ну и что-либо в культурной области, это самое простое.

— Только железнодорожные ракеты в РСМД не включайте, — попросил Романов, — это межконтинентальный вид, во-первых, а во-вторых — это наше естественное преимущество, у них ничего подобного нет и не предвидится в обозримом будущем.

— Как проехались на БЖРК, Григорий Васильевич? — спросил Примаков.

— Все было отлично, Евгений Максимович, — откликнулся генсек, — познакомился там, кстати, с наследницей старинного рода графов Апраксиных.

— Графиня Апраксина запускает боевую межконтинентальную ракету в сторону вероятного противника? — улыбнулся Примаков, — это тема для остросюжетного романа. Но я между делом слышал, что у вас в пути была одна непредвиденная задержка, это так?

— Была, — поморщился Романов, — ерунда на постном масле — охрана разобралась за пять минут.

— Ну и хорошо, что разобралась… а графиню неплохо бы проверить, как она там оказалась…

— Не надо ее проверять, — строго указал ему Романов, — пусть работает — у нас в стране сейчас все равны… к тому же сын за отца не отвечает, как заметил один наш предшественник.

— А конкретный корабль можно согласовать в рабочем порядке, — вернулся Романов на одну ступеньку назад, — причем сильно упираться и требовать, чтобы это был советский авианосец, я бы не советовал. Иногда можно и уступить в мелочах — пусть будет какой-нибудь Эйзенхауэр или Китти Хок. Американцы потом будут должны уступить нам в чем-то другом… более существенном.

— Задачу понял, Григорий Васильевич, — улыбнулся Воронцов, — упираться не будем… а вот что касается РСМД — хотелось бы уточнить один момент…

— Уточняйте, Юлий Михайлович.

— Относительно комплексов Ока… они же Спайдеры по натовской классификации. Заявленная дальность у них строго до 500 километров, формально под ограничения будущего договора они не попадают. Однако американцы стоят насмерть и требуют распилить все эти комплексы…

— А сколько мы их произвели, напомните? — попросил Романов.

— На данный момент… — Воронцов заглянул в свою записную книжку, — на данный момент 208 ракет на 106 самоходных пусковых установках.

— Это они мобильного базирования получается? Как Тополя?

— Да, похоже.

— И сколько стоила нам каждая ракета?

— Точных сведений у меня нет, — ответил Воронцов, но за него это сделал Примаков, — 870 тысяч рублей.

— И пусковые установки, наверно, столько же, — призадумался Романов, — итого мы должны выбросить на ветер около 300 миллионов рублей, немало… я думаю, тут вот как можно поступить — у американцев есть что-либо подобное нашей Оке?

— Если только Першинг-1А, — дал справку Примаков, — дальность до 750 км, мобильное базирование, в Европе их сейчас развернуто около 200 единиц. Но у нас в категорию малой дальности еще занесены Темпы… это аналог Оки, но бьющий на 800 километров. Их произведено больше тысячи единиц.

— Итого суммарно мы должны уничтожить примерно в шесть раз больше ракет, чем наши противники, — Романов не выдержал и закурил. — Несимметрично получается, не находите?

С минуту все молчали, наблюдая, как романовская сигарета уменьшается в размерах, потом решился выступить Примаков.

— Тут самое время вспомнить Лиделл-Гарта и его заветы относительно непрямых действий, — осторожно начал он.

— Хорошо, вспоминайте, — затушил сигарету Романов, — собрание не возражает.

— Насколько я в курсе, — продолжил свои мысли Примаков, — договор РСМД касается только носителей наземного базирования, так?

Вопрос был риторический, поэтому отвечать на него никто не стал.

— В стороне остаются вода и воздух, правильно? А ни для кого не секрет, что это две самые мощные составляющие ядерной триады Штатов. Например, на 10 подводных лодках класса Огайо у них стоит около 250 баллистических ракет типа Трайдент… и еще четыре, если не ошибаюсь, подлодки этого класса несут 500 Томагавков. Так вот, у Томагавков предельный радиус действия тысяча километров, поэтому они идеально подпадают под ограничения РСМД. Кроме того, Томагавки прекрасно запускаются и с бомбардировщиков Б-52, там их больше тысячи в запасе. Вот этот вид вооружения мы и можем включить в список ограничений по нашему договору…

— Это будет непросто, — возразил Воронцов, — с самого начала же оговаривались только наземные виды ракет.

— Однако, — ответил ему Романов, — никто ничего не знает, пока сам не попробует. И еще говорят, что тот, кто хочет сделать, ищет возможности, а кто не хочет — отговорки.

— Мы попробуем, — после секундной паузы отозвался Воронцов, — но это будет довольно сложно… сегодня же дам указания нашей группе на переговорах.

— Отлично… — сказал Романов, — а что там насчет ОСВ-3?

— Там только самое начало переговоров, — ответил Воронцов, — планируется сокращение боеголовок и носителей примерно вдвое по сравнению с предыдущим договором. Плюс меры доверия, конечно.

— Проблемы какие-то возникают?

— Да, конечно, Григорий Васильевич, — тяжело вздохнул Воронцов, — как же без проблем. Мы хотим увязать этот договор с противоракетными системами, а американцы упираются, что есть сил и увязывать не хотят.

— По ПРО же есть отдельный договор? — удивился Романов.

— Все так, все так… однако в том договоре 72 года имеются некоторые лазейки — в частности никак не оговорены системы ПРО вне территорий стран-подписантов. То есть в Европе они могут ставить эти системы без ограничений. А нам это не нравится.

— Понятно… а с культурой у нас что?

— В этой части, я так думаю, никаких сложностей возникнуть не сможет, — ответил Воронцов, — там общие слова, разбавленные водой — за все хорошее против всего плохого.

— Ну хотя бы это мы сможем подписать, — сказал Романов, — но конечно хотелось бы что-то более существенное. РСМД идеально вписался бы в контекст переговоров на авианосце.

Дела культурные

А на следующий день аудиенцию у высокого руководства попросил только что назначенный министр культуры Губенко. И Романов ему не отказал в приеме.

— Добрый день, Николай Николаевич, — генсек вышел аж на середину кабинета, чтобы пожать ему руку, — с удовольствием знакомился с вашим творчеством… особенно мне понравилось «Из жизни отдыхающих».

— Спасибо, Григорий Васильевич, — ответно улыбнулся тот, — мне самому эта картина больше других нравится.

— Что привело вас сюда в столь ранний час? — поинтересовался Романов, — какие-то кинематографические проблемы?

— Хм… — уселся в кресло Губенко, — кинематографические в частности, как один из подвидов культурных.

— Слушая вас со всем вниманием, — изобразил заботу на лице генсек.

— Дело, собственно, вот в чем, — и Губенко, порывшись в своей папочке с вензелем серпа и молота, вытащил оттуда сиротливый листочек формата даже не А4, а поменьше, — наши невозвращенцы в области культуры просятся обратно… глядя, очевидно, на изменившуюся обстановку в стране.

— Можно конкретнее, — попросил Романов, — невозвращенцы это понятие растяжимое.

— Конечно, можно, — Губенко взял в руки листик и зачитал список, — первым номером тут значится Александр Исаевич Солженицын…

— Начало впечатляющее, — усмехнулся генсек, — а вторым тогда кто? Неужели Рудольф Нуриев?

— Нуриев тоже есть в списке, — не понял начальственного юмора Губенко, — но он отранжирован по профессиям, поэтому второй номер среди литераторов у нас Василий Аксенов… а третий Владимир Войнович. Если же брать кино и театр, то тут указаны Любимов, Юрий Петрович…

— Это который с Таганки?

— Он самый… дела на Западе у него идут, прямо скажем, не блестяще — хочет вернуться в родные пенаты. Далее идут Савелий Крамаров, Олег Видов и Наталья Андрейченко.