Я опустилась в лёгком поклоне перед ним. Никакие обобщенные фразы не могли выразить то, что я чувствовала на самом деле. Я знала его слишком хорошо, слишком близко. Я видела его сильным и сокрушённым, весёлым и опустошённым печалью. И потому я не сказала лишних слов.

Тихо, почти одними губами, я произнесла:

— Милорд... примите дар моей магии, моей души и моего тела.

Мои пальцы нашли его ладонь. Холодная. Твёрдая.

Я коснулась лбом его руки — знак безоговорочной преданности. Потом, медленно, едва касаясь, поцеловала тыльную сторону его ладони. Лёгкий трепет прошёл по коже.

Я подняла глаза. И проколола свой палец, оставляя след своей крови в веретене. Медленно, тщательно, я начала обвивать нить вокруг наших запястий — одну петлю за другой, словно связывая не только наши тела, но и судьбы.

В этот миг он заговорил. Его голос был тихим, но наполнил всё пространство между нами необыкновенной силой:

— Принимаю твою магию, твою душу, твоё тело. И отныне ты владеешь моей магией, моей душой и моим телом.

Я вскинула на него глаза. И в этот миг — на одно неуловимое мгновение — мне показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то большее. Что-то личное. Близкое. Как будто он меня помнил. Так не говорят. В ритуале мы предлагаем лишь «Дар» от нашей души, магии и тела. Но я верила: душу целиком по-настоящему отдают лишь тем, кого любят.

Служитель обряда начал завершать ритуал. Я слышала его голос, но слова казались далёкими, будто приглушёнными тяжёлой вуалью. Благословение о совместной судьбе, о том, что теперь магия наших родов сплетена в единое целое, — всё это проходило мимо моего сознания.

Я стояла рядом с ним, с герцогом Террансом, ощущая на коже тепло от лёгкого прикосновения его запястья к моему. И в то же время я словно была в другом месте. Погрязла в своих мыслях. «Что если... мы все вернулись назад?»

Что если... мы все вернулись назад?

Не только я — со своим отчаянным желанием изменить судьбу.

Что если Селия тоже? И именно поэтому так поспешила, так отчаянно нарушила ритуал, выбрав не того, кого должно было в прошлом?

Что если Герцог Терранс... помнит? Я украдкой посмотрела на его профиль. Такой строгий. Такой невозмутимый. Но в изгибе его губ, в едва заметной складке у глаз мне вдруг почудилась усталость.

А что если лорд Форш знает все?.. Мельком я бросила взгляд на него — он улыбался Селии, жизнерадостный и довольный, как будто всё шло именно так, как он хотел. Казалось, что он даже забыл, что орден назначит им наказание в скором времени. Он еще не столкнулся с реальностью, не погряз в водовороте дворцовых скандалов и интриг, он не попал в тень своей жены. Он просто стоял счастливый, с надеждой на светлое будущее в глазах.

Тем временем ритуал завершился. Нити, которыми я обвивала запястье герцога, начали исчезать. Они растворялись в воздухе, превращаясь в тонкие светящиеся линии, сплетающиеся в сложный магический узор брака, проявившийся на наших запястьях.

В прошлом я не ожидала этого. Большинство моих знакомых вокруг женились по договорённости — разумной, прагматичной. Некоторые счастливцы — по любви. И только мы и самые знатные и титулованные люди королевства — заключали магический брак.

Это был древний магический ритуал, в котором магия становилась свидетелем и печатью. Такой союз не разрывался обычным разводом. Лишь маги высшего ранга могли попытаться — остановить такую связь, и для этого нужны были веские причины.

Как только голос служителя стих, герцог резко, без предупреждения, схватил меня за руку. Его хватка была не грубой, но твёрдой — властной. И он почти бесшумно повёл меня прочь от алтаря, к выходу из храма. Мне пришлось пристраиваться к его походке, на один его шаг — я делала три.

Невесты, ставшие женами не возвращаются в отчий дом, они становятся частью семьи жениха. И мы с Селией тоже готовились отправиться в новые дома. Слуги уже собрали наши сундуки. Эва, моя служанка, с которой я выросла вместе, отвечала за мои вещи — и должна отправиться вместе со всем моим имуществом в городской дом герцога, отныне мой дом.

— Мадам, Месье, к концу недели мы установим для вас наказание. — сказал старший служитель ордена, обращаясь к моим родителям. — Мы сообщим об этой оплошности Его Величеству, и так как у сторон нет жалоб, а ритуал прошел успешно, мы надеемся на благоприятный исход для всех нас. Во славу Первенства!

По традиции и согласно принятым в обществе правилам приличия отец и мачеха сделали шаг навстречу молодым мужьям своих дочерей, приглашая нас всех на семейный обед — жест традиционный, даже если чувства были далеки от теплоты. В той жизни лорд Форш остался. Мы присоединились к обеду с родителями. Он вежливо кивал, шутил, и казался таким естественным среди нас.

Герцог же тогда удалился — забрал Селию и уехал. Ему было не до праздных формальностей, долг ждал.

— Благодарю вас за дочь, но мой список дел достаточно длинный. Я вынужден отказаться. Мы навестим вас позже. — повторил герцог те же слова, что и в моем воспоминании. Тогда я переживала за сестру, что она не проведет еще несколько часов с семьей, а сейчас я радовалась. Я хотела остаться с герцогом наедине, ожидала наше счастливое будущее.

Селия смотрела на нас, на меня — с жалостью, будто считала, что от герцога не стоит ждать мягкости. Она держалась за руку лорда Форша, такая нежная, ранимая, и в то же время что-то в ней стало сильнее.

Я заметила, как младшая сестра напряглась, услышав слова приглашения на обед. Наш отец — преданный последователь Ордена Порядка, мачеха — женщина с амбициями, и теперь явно недовольная выбором родной дочери, и сама Селия — вдруг маленькая, затравленная, ожидающая упрёков за то, что не оправдала чьих-то ожиданий. Да и отец, не смог бы промолчать, он точно выскажется о том, как важно соблюдать правила Ордена.

И вот тогда, когда я уже отворачивалась, чтобы ступить за двери храма, лорд Форш сказал: — Я боюсь, что вынужден отказаться. Я подаю заявку на новую должность. Мне нужно подготовить материалы к встрече. И возможно, нам с Селией придётся уехать из города уже совсем скоро. Хотелось бы, чтобы у моей жены было время — отдохнуть, ознакомиться с домом, собрать вещи.

Он не посмотрел ни на отца, ни на мачеху, ни на служителя храма. Он смотрел только на Селию. И это был не просто вежливый отказ семье. Это была защита ее чувств, каждый в этом зале понял, что родители не довольны поступком Селии, и конфликтной ситуации не избежать. А господин Форш нашел способ отсрочить момент, в конце недели они все равно встретятся на оглашении приговора, но эмоции: злость и разочарование явно растеряют свою силу.

Всё происходило как во сне — наваждении, в котором всё, чего я когда-то боялась и к чему стремилась, вдруг слилось в один момент. Герцог схватил меня за руку, ещё в храме. Его пальцы были холодны, решительны — сила в его хватке не давала мне и шанса отстать. Я споткнулась, едва поспевая за ним, но он не обернулся.

Когда мы подошли к карете, он вдруг замедлил шаг, обхватил меня за талию, сдержанно, но безапелляционно, и, развернув лицом к дверце, подвел ближе, будто я была не невеста, а хрупкий элемент интерьера, который нужно доставить по назначению без повреждений. Он придержал меня за локоть, помогая усесться, и только потом… только тогда… его глаза встретились с моими.

Он смотрел на меня. Долго. Внимательно. Без слова. Без единого движения. И я поняла — он изучает. Взвешивает. Сравнивает.

Я сидела, не опуская взгляда. Я не робкая, — напомнила я себе. Я его жена. Герцогиня. Он сам меня сделал таковой.

Мой взгляд скользнул по его фигуре — он так близко сидел, что я могла разглядеть отделку его камзола. Он выглядит строго и дорого. Грудь его широкая, ровная, будто вырезанная из мрамора, поднимается в размеренном ритме. На шее пульсирует четкая жилка, когда он говорит. Руки его сильные, загорелые от постоянной верховой езды, привыкшие держать не только книги, женщин, но и меч. Его волосы, чуть вьющиеся, аккуратно зачесаны назад, но пара прядей уже выбились. Я не раз наблюдала как он заглаживает свои волосы назад одной рукой. Я помнила эти волосы. Я… мечтала о них в прошлой жизни. Когда я фантазировала, как он держит меня, целует, как смотрит на меня не просто как на союзницу, но как на свою — единственную.