Сначала, он просто слегка закрывал мне дорогу собой, но когда я ловко уворачивалась и делала новый шаг вперед. Карл более настойчиво призывал остановиться и объяснить ему причину моего визита. К его чести он ни разу не дотронулся до меня. Хотя в худших моих мыслях, он вызывал стражу, и мужчины просто выкидывали меня на улицу.

Уже у большой гостиной Карл заметно занервничал. Его взгляд снова и снова возвращался к закрытой двери, словно за ней скрывалось нечто опасное. Лицо его мрачнело с каждой секундой, становясь похоже на тёмное, беззвёздное небо.

Я видела, как он нервно потирал ладони, как дрожь пробегала по его пальцам. Его глаза метались — от двери ко мне, будто он пытался удержать меня, но не решался преградить путь.

И в этот момент у меня уже не осталось сомнений: именно здесь был герцог. В этой комнате. И, сделав глубокий вдох, я шагнула к двери.

— Госпожа, это… неприлично. Вам здесь не место! Женщинам не место здесь, да ещё и в такой час, — его голос был взвинчен до предела, пропитанный нравоучениями и страхом. — Подумайте о своей чести. О вашей репутации. — вскрикнул он слишком громко с надеждой в голосе, взывая к моему благоразумию.

Я уже хотела что-то ответить, но шум у двери — наши голоса — донеслись до ушей герцога. И из-за двери раздался низкий голос:

— Что за крики?

Дверь отворилась.

Герцог посмотрел на меня, и в его глазах я уловила мгновенное узнавание. Он указал на стулья в своём кабинете, приглашая зайти, а свет от камина делал его лицо ещё суровее, а ситуацию всё хуже для меня.

— Вы, — сказал он тихо, но отчётливо. — Та самая девушка, которую я встретил во дворе.

Он перевёл взгляд на Карла:

— Жди за дверью. Когда дама выйдет — проводи её до дома.

Мы остались одни. А я пожалела, что оставила Эву караулить мужа. Молчание герцога Терраса было тяжелее любых слов. Он смотрел на меня так, словно я не только нарушила все правила приличия разом, но и совершила жесточайшее преступление. Я опустила взгляд, не находя в себе силы начать разговор.

Он усмехнулся холодно:

— Вы, наверное, решили, что должны прийти и поблагодарить меня за спасение вашей жизни?

Я кивнула. Как неудобно. Действительно — во дворе, когда он вырвал меня из-под копыт, я не нашла слов для простой благодарности. Я не нашла добрых слов для человека, который рискнул и встал между мной и лошадью, но я думала о нитях.

— Ну так действуйте, — его голос прозвучал как вызов. — Снимайте плащ.

Я резко подняла глаза. Взгляд мой встретился с его, полный шока и непонимания. Чувство вины за не высказанную благодарность покинули меня так резко, что я не успела прийти в себя.

— А чего вы ожидали? — он встал, обошёл стол и приблизился. — Замужняя женщина. Ночью. Одна. Пришла в покои женатого мужчины «поблагодарить» за спасение. Как думаете, кто-нибудь отнёсся бы к вам иначе? На какое отношение вы рассчитывали?

Его слова били не хуже пощёчин. Каждое — резкое, хлесткое, оставляло невидимые следы на моей коже. Я почувствовала, как уши обожгло жаром, а пальцы до боли вцепились в ткань плаща, будто только так я могла удержаться и не дрогнуть.

Ну конечно. В его глазах всё выглядело именно так: я пришла ночью, одна, в его кабинет — и, конечно же, он решил, что я… пришла благодарить своим телом. Я сидела, словно на меня вылили ведро грязи, не зная как начать разговор.

— Считайте это жестоким уроком, — заключил он.

Герцог уже шагнул к двери, открыл её и молча указал на выход. Его жест был твёрдым, окончательным, словно он поставил точку в разговоре, который даже не дал мне шанса начать.

— Стойте! — воскликнула я, не выдержав, когда он уже открыл дверь, словно выталкивая меня прочь. — Я пришла к вам не из-за этого!

Мне тяжело далось знакомство с нравами королевского двора. Тень герцога упала на меня, и тяжёлый взгляд заставил затаить дыхание. Я не знала, как начать этот разговор.

— Вы ведь отвечаете за жизнь принцессы? — слова вырвались сами, слишком громко для полуночной тишины. — Вы её сюда привезли?

Герцог остановился. Его глаза сузились, раздражение не скрывалось ни в тоне, ни в лице:

— Да. И что вы хотите этим сказать?

Я сделала шаг к нему, собирая остатки смелости. Голос дрогнул, но я заставила себя говорить:

— Сегодня… во мне проснулся дар. Я… я почувствовала беду, исходящую от тканей, что привезли для принцессы. Я знаю, как это звучит. Но это правда. Мне кажется, эта юная девушка не заслужила никакого зла.

Феликс нахмурился, его взгляд стал колючим, будто клинок упёрся в горло.

— А до этого вас не проверяли? — спросил он холодно. — Почему нигде не заявлен ваш потенциал?

Я опустила глаза, чувствуя, как горит лицо.

— Не проверяли, ваша светлость. Только во время брака засвидетельствовали следы магии. И мой потенциал невелик… — слова казались жалкими даже для меня самой.

Он продолжал сверлить меня взглядом, будто пытаясь разоблачить ложь. А я лишь в отчаянии добавила:

— Может быть, угроза и не велика… но, прошу, послушайте. Я нарушила приказ мужа, соврала ему, наплевав на все приличия, пришла к вам ночью, одна. Я делаю это не ради себя. Пожалуйста, отнеситесь к моим словам серьёзно.

Я натянула капюшон на голову, стараясь скрыть дрожь в руках, и почти выбежала из кабинета, прежде чем он успел что-то ответить.

Вторая жизнь. После охотничьего домика.

Мы смогли провести в охотничьем доме всего одну ночь, и уже утром Феликса снова вызвали во дворец. Но и этой одной ночи оказалось достаточно, чтобы многое изменилось.

Он не просто позволил мне тренироваться с ним — он сам организовал занятие. Не смеялся, не называл моё желание наивным или бесполезным. Напротив: отнёсся серьёзно. Не тешил моё самолюбие, не подбирал мягкие слова, чтобы расположить меня к себе. Феликс просто объяснил всё, как есть: мои слабости, мои шансы, мою тактику выживания при столкновении с врагом. И это сработало, я впервые ощутила, что он по-настоящему заинтересован во мне.

Он был груб, когда этого требовала ситуация, и нежен, когда я в этом нуждалась. И именно в этой честности, в этом контрасте, было что-то, что мне… безумно понравилось.

Но портрет не выходил у меня из головы. Девочка с тёмными глазами, изображённая на нём, словно вырвала часть моего душевного спокойствия, одержав явную победу над моей тихой радостью. Я узнала её. И взгляд этой женщины преследовал меня даже в дороге.

Я ехала в окружении нашего сопровождения, Феликс — чуть впереди. Я старалась смотреть на дорогу, на леса и поля, на привычный пейзаж.

Нет неразрешимых проблем, повторяла я себе, пытаясь ухватиться за мудрые слова, прочитанные когда-то в книге.

Мы въехали за крепостные стены королевского дворца. Слуги поспешно разбирали наши вещи, Феликс раздавал распоряжения чётким, властным голосом, а я, воспользовавшись этой суетой, решила ускользнуть в сад.

Уверенной походкой я пересекала двор, когда раздались громкие выкрики стражи. Началась проверка товара: гружёные телеги, купцы с их вечными криками о «лучшем качестве», торгаши, спорящие за каждую монету.

Швеи выходили из бокового прохода башни, возбуждённо переговариваясь о фасонах и узорах. Их смех и оживлённые голоса, казалось, прорезали воздух слишком резко, притягивая моё внимание.

Я оглянулась — и за всей этой суетой, словно случайно затерявшись, стояла повозка с тканями.

И вдруг… время словно замедлилось, я узнала ту самую повозку. Я перестала слышать шум двора, перестала видеть мельтешение слуг и стражи. Существовала только я и эта повозка. Ткани. Те самые ткани.

Я стояла, затаив дыхание, — в ожидании. Сердце стучало так громко, что казалось, его услышат окружающие. Я ждала чуда. Ждала, что вот сейчас, как когда-то… в прошлой жизни, мой дар снова пробудится.

Я была уверена: если в замке герцога я смогла почувствовать беду и ни раз, то теперь, здесь, в сердце королевской крепости, мой дар обязательно откликнется. Я верила, что увижу больше, чем просто предвестие беды и смерти.