Ярость накатила внезапно, как огонь, вырвавшийся из-под контроля. Письмо выскользнуло из её пальцев и упало на пол, а следом полетела чернильница — тёмные брызги разошлись по столу, словно кровь. Селия опрокинула стул, смахнула со стола бумаги и книги, оттолкнула подсвечник — тот звякнул и покатился по камню, оставляя за собой след воска.

Она не кричала. Только тяжело дышала, стиснув зубы, — гнев был слишком велик, чтобы выразить его словами. Всё, что попадалось под руку, стало мишенью её боли и унижения.

Когда силы наконец покинули её, Селия замерла посреди разгромленного кабинета. Плечи дрожали, дыхание сбивалось, а в ушах стоял гул. Не поднимая взгляда, она поправила платье и, словно тень, вышла из комнаты — пустая, выжженная, никакая.

На шум из соседней комнаты выбежал маг — Реймонд, недавно принятый на службу управляющим Кервином. Он выглядел моложе своих лет, и если бы не густая борода, Селия могла бы принять его за ровесника.

Они уже несколько раз пересекались на ужинах и в коридорах, и каждый раз его приветливость располагала к себе. А откровенность, с которой он говорил, — простая, без придворной надменности, — невольно западала ей в сердце.

Однажды он рассказал, что когда-то был глуп и доверчив, что его несправедливо осудили и даже пытались изгнать за Стену, в Дикие земли. А пока он был в изгнании, его жена, Лидия, умерла от болезни. И теперь, он ни к чему не привязан, никакими клятвами не связан.

Селия тогда впервые подумала, что боль делает людей ближе — у каждого она своя, но всё же одна на вкус. И, может быть, именно в нём она сможет найти хоть крупицу понимания и поддержки.

Реймонд остановился на пороге и в растерянности оглядел разгромленный кабинет.

— У вас всё в порядке, миледи? — спросил он, и голос его дрогнул.

Селия медленно повернулась к нему.

— Да, — ответила она тихо.

Она задумалась на несколько секунд, глядя куда-то мимо него, а потом тихо спросила:

— Скажите, Реймонд… у вас не было желания отомстить? Уничтожить их репутацию, разрушить их семьи?

Он удивлённо поднял брови.

— Отомстить?

— Тем, кто несправедливо вас обвинил, — уточнила она. — Не хотелось ли наказать их… уничтожить, чтобы они почувствовали ту же боль?

Маг молчал какое-то время, словно подбирая слова. Его взгляд потемнел, а уголки губ дрогнули в горькой улыбке.

— Было, дорогая герцогиня, — тихо сказал он. — Было.

Он сделал шаг ближе и, чуть мягче добавил:

— И вы можете звать меня просто Рей.

В кабинете Феликса, Оливия (рассказывает свою теорию), Ариана (плачет) и граф Дюк (жертва ситуации) — (после главы 43)

Герцог окинул взглядом свой кабинет и невольно усмехнулся.

Отлично, — подумал он. — Вот именно так, я и представлял себе раскрытие дворцовых заговоров.

Перед ним собралась поистине достойная компания: его скрытная, загадочная жена, больше похожая на шпионку, чем на сторонницу; рыдающая сестра, которая, похоже, успела наделать немало глупостей; и, разумеется, самодовольный граф Дюк, который хоть и пытался задеть герцога, не вызывал у него никаких эмоций.

Феликс тихо выдохнул, медленно облокотился на стул, бросив взгляд на всех троих, едва заметно усмехнулся.

Да, именно такую сцену стоило бы вписать в летописи по истории — как пример того, что творится под самым носом у Его Величества. — снова подумал он.

Феликс мрачно размышлял, как теперь разгрести всё это. С Дюком, пожалуй, придётся договариваться — можно попробовать откупиться.

Требует публичного порицания… для сестры герцога, вот уж нахальство.

Герцог едва сдержал усмешку: наглость этого человека не знала границ.

С Арианой он поговорит позже: пусть успокоится и придёт в себя. А вот Оливию необходимо будет как-то уберечь от новых идей. Пусть будет полностью под его присмотром.

Граф Дюк громко выдохнул, с подчеркнутым раздражением, будто нарочно желая привлечь внимание.

— Герцогиня Терранс, — произнёс сдержанно, — вы сделали всё, что могли. Дальше мы сами решим, как поступить. — он явно сообщал о своём намерении оставить решение за мужчинами.

Оливия, обычно спокойная и уверенная, на этот раз не смогла сохранить маску невозмутимости. Боль и обида, прорвавшись наружу, быстро вытеснили недавнее самодовольство, что ещё миг назад отражалось на её лице.

Феликс наблюдал за ней молча. Он видел, как в глазах жены вспыхнул тот особый огонь — смесь уверенности и решимости. Оливия выдвинула свою странную, почти невероятную версию, представила свидетеля и говорила с такой убеждённостью, что в кабинете на мгновение воцарилась тишина.

А потом Дюк одним коротким предложением разрушил всё её воодушевление, мгновенно выбив из неё весь задор.

Герцог знал, на что способны женщины его рода. Он помнил, насколько радикальной могла быть его бабушка, и как решительно действовала его мать. И потому старался оценивать по достоинству женскую природу. И теперь, глядя в глаза Оливии, грустные, почти обиженные, он был уверен, что стоит дать ей шанс. Хотя по законам и традициям ему следовало бы выставить её за дверь и разработать план совместно с Дюком и Артуром.

Пока вся компания обсуждала план, к ним успел присоединиться сэр Артур — явно удивлённый такому составу людей. Первыми собрание покинули леди, оставив мужчин разбираться с деталями охраны и слежки.

И лишь когда довольный граф Дюк — последний из присутствующих, с которым герцогу еще предстояло утром обсудить детали компенсации, — наконец покинул кабинет, Артур не выдержал.

— Ну, я уже давно понял, что ты не ночуешь один, — протянул он с усмешкой. — Но рассказывать ей всё? Да еще и делать из неё наживку. — он присвистнул. Его намёк трудно было назвать тонким.

— Это её желание.

— И нас теперь волнует желание женщины? — ухмыльнулся он.

Феликс не отреагировал. Его мысли всё ещё были заняты делами.

— Ну хорошо, — продолжил сэр Артур, откинувшись на спинку кресла. — Ты спишь с ней. С женой, да? А дальше что? Решил, как поступишь? Вдруг это ловушка? Её дружба с моим братом выглядит… подозрительно. Как, впрочем, и он сам.

Феликс знал, как сильно сэр Артур ненавидит своего брата — настолько, что готов подозревать старшего в любой измене.

Сам он никогда не понимал этого — если хранители Ордена могли возводить первенца в особое положение, и это ещё можно было объяснить законом. То в глазах родителей все дети, по его мнению, должны обладать равным правом на любовь.

Ему всегда казалось диким, что в семьях духовных магов сами родители нередко относятся с холодом и пренебрежением к младшим детям, особенно если тем «везёт» родиться без единого следа магии.

Сэр Артур не дал Феликсу погрузиться в размышления о несправедливости мира. Рыцарь снова привлёк внимание к своей персоне, но в этот раз своим вызывающим поведением. С шумом опустился на стул и лениво постукивал пальцами по столешнице, выбивал раздражающе ровный ритм, призывая герцога к ответу.

— Я решил оставить её себе.

— Что? — Артур изумлённо моргнул и, не отводя взгляда, потянулся к графину. — Она и так твоя жена. Что значит «оставить себе»? Но, что если она виновна?..

Феликс ответил всё тем же тоном, почти без эмоций:

— Я решил оставить её себе. Это моё окончательное решение.

Сэр Артур долго молчал, глядя на герцога с явным недоумением. Он никак не мог понять, зачем Феликс держит рядом человека, которому не доверяет.

— Может, зелье и правда настоящее, рабочее? — осторожно спросил он, кивая на друга.

Герцог лишь покачал головой.

— Я уже давно решил. — ответил Феликс, останавливая поток размышлений о воздействии зелья на организм.

Он поднял взгляд на удивленного Артура и спокойно произнёс:

— Всё проще. Я сомневаюсь в её причастности. А если честно, мне всё равно, замешана ли она. — Феликс говорил спокойно, словно рассуждал о сортах чая.