Нет… не может быть.

Я сделала шаг назад, с трудом вырываясь из его рук.

Не было никакого ритуала — я знала это. Феликс не стал бы воплощать сразу два плана. Он никогда не рисковал впустую и не разбрасывал людей на несколько задач. Это не в его характере.

Я видела его людей в городском доме — каждый из них был занят слежкой за колдуньей, за стеной с тайником. Они не могли одновременно проводить облавы и ритуалы. Всё это… ложь.

И чем больше я убеждала себя в этом, тем сильнее становилось ощущение, что лорд Дербиш говорит не из желания меня спасти.

Я поняла — лорд Дербиш лжёт.

Если и существовал какой-то список, герцог мог получить его только от колдуньи. Всё остальное — лишь попытка запутать, посеять страх.

И вдруг меня осенило. Это тревожное, паническое чувство — желание броситься прочь, сбежать, не думая — оно не моё.

Я вспомнила леди Лиззи — её редкий дар, что способен был гасить мою силу, вызывая искусственное чувство радости. Тогда я впервые ощутила, как чужая магия может влиять на разум. И теперь происходило то же самое, только наоборот. Не счастье — а паника. Не спокойствие и удовлетворенность — а безумие.

Эта дрожь, это навязчивое желание бежать — всё это чужое. Чужая воля, давящая на мою собственную, заставляющая забыть о логике и рассудке.

Я глубоко вдохнула — выдохнула, резко, с усилием, как будто сбрасывая с себя невидимую пелену.

В одно мгновение шум в голове стих. Мысли прояснились. Я снова чувствовала себя собой. Холодная ясность вернулась — вместе с пониманием: я одна в конюшне с человеком, который, возможно, замешан в заговоре против короля. Который использовал мои эмоции, толкая на преступление.

Мой взгляд быстро скользнул по помещению. Полумрак, редкий свет факелов, тихое переступание лошадей в стойлах. Дербиш стоял близко — слишком близко. Он был выше и сильнее. Он — мужчина.

Бежать и бороться в таких условиях было почти бесполезно.

Дверь, которую он заботливо прикрыл за нами, теперь казалась смертельной преградой. Она заглушит любой крик о помощи. Никто не услышит. А хуже всего то, что никто не знал, что я пошла сюда.

— Лорд Дербиш, — тихо произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал мягко, почти умиротворяюще. — Позвольте… я поговорю с мужем. Или… — я сделала лёгкий вдох, притворяясь, будто обдумываю идею, — дайте мне попробовать заглянуть в его кабинет. Мы сможем точно узнать, есть ли этот список. Мы сможем узнать, что известно моему мужу.

Я говорила спокойно, почти шёпотом, будто соглашалась с ним, но каждая фраза была тщательно рассчитана. Главное — не дать ему почувствовать, что я поняла его ложь. Главное — выиграть время.

По его лицу я видела: мои слова ему не нравились. В уголках губ дрогнуло раздражение, взгляд стал жёстче. Он не хотел, чтобы я что-то проверяла. Мужчина хотел, чтобы я поверила.

— Давайте так, — я сделала крошечный шаг назад, чувствуя, как под ногой тихо скрипнула доска. — Встретимся здесь через час. Я попробую узнать хоть что-то. И… — я запнулась, опуская взгляд, будто не решаясь, — возьму с собой важные мне вещи. Есть книга… «Кровь и Дух». Я не могу оставить её здесь. Вы понимаете, о чём я говорю? Она… очень важна.

Я говорила всё быстрее, одновременно пятясь спиной к выходу. Рука уже почти коснулась холодной поверхности ручки двери.

— Да уж… книга пришлась бы нам кстати, — раздался за моей спиной знакомый голос.

Я вздрогнула. Звук прозвучал слишком близко, слишком уверенно. Я медленно обернулась, пытаясь различить говорившего сквозь тени.

— Жаль, что она догадалась обо всём и сбросила магию, писарь, — продолжил голос. За ним последовал низкий, неприятный смех — холодный, пустой, как эхо в гробнице. И в ту секунду всё внутри меня сжалось.

Опасения подтвердились.

Я хотела снова повернуться к лорду Дербишу — но его уже не было в поле зрения.

А резкий, ослепительный всплеск боли пронзил голову — удар пришёлся чуть выше виска. Мир качнулся. Факелы вспыхнули и поплыли, стены конюшни пошли волнами, потолок будто подлетел вверх. Лошади тревожно заржали, но звук доносился глухо, будто издалека.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, как тьма медленно затягивает зрение. Последним, что я ощутила, был запах мокрого сена — и холод, скользнувший по коже.

А потом — только тьма.

Сознание возвращалось медленно, темнота рассеивалась, и теплый свет постепенно освещал комнату. Сначала я услышала слабый звук — глухой, приглушённый, будто мир доходил до меня сквозь плотную ткань, как если бы я лежала под тяжёлым одеялом. Где-то рядом размеренно капала вода. Слышалось тихое потрескивание дерева, и ветер завывал в щели, пробираясь внутрь холодными порывами. Издалека доносились голоса.

Потом — боль. Тупая, пульсирующая боль, в висках. Я чувствовала, что каждая новая мысль, новый шорох отдавался эхом в моей голове. Я попыталась сделать глубокий вдох— воздух пах пылью, прелым сеном и старыми, ржавыми, металлическими орудиями…

Мне казалось, что я и вовсе не покидала конюшню.

Я присмотрелась внимательнее, сосредоточилась, так, что комната приобрела четкие очертания. Надо мной — потемневшие от времени доски, кое-где прогнившие, кое-где новые отреставрированные.

Ветер завывал так, что приподнимал плохо прибитые доски на крыше, и сквозь эту дыру проникали легкие холодные капли дождя, медленно скользя по полу и стенам.

Я лежала на старом мешке, под боком чувствовалась жёсткая солома.

С трудом поднявшись, я опёрлась на руки — голова закружилась, перед глазами заплясали тени. Снаружи было тихо, слишком тихо. Только ветер хлопал неплотно прикрытой дверью, и где-то вдалеке хрипло застонала лошадь.

Сарай был большой, запущенный, и близко не похож на королевскую конюшню. В углу — бочки, половина пустых, половина накрытых ветхими крышками. На стенах — паутина, старые крюки и остатки упряжи. У стены дверь, которая скорее всего вела в другую комнату.

Я машинально коснулась головы — пальцы наткнулись на липкую, влажную полосу крови у виска. Кожа там пульсировала, словно под ней жила боль, прорывающаяся изнутри. Стон вырвался сам, негромкий — но и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание говорящих в соседней комнате.

Раздались шаги. Я попыталась подняться, но верёвки, стягивавшие запястья и щиколотки, не позволили мне встать. Узел был завязан просто, но туго — достаточно, чтобы удержать. Он оставлял немного свободы движения, однако грубые волокна впивались в кожу, вызывая резь и жгучую боль при каждом движении.

Тихий скрип пола заставил меня вздрогнуть. Я подняла глаза — в дверном проёме стоял лорд Дербиш. Его силуэт заслонил тусклый свет, долетающий из второй комнаты сарая. На секунду я подумала, что продолжаю видеть сон.

— Тсс, спокойно, — произнёс он тихо, почти ласково. Его голос звучал мягко, заботливо, но это внимание пугало меня.

Писарь медленно подошёл, присел рядом и осторожно подложил руку мне под спину, помогая приподняться. Я чувствовала слабость — тело не слушалось, голова кружилась, и, несмотря на внутренний протест, я позволила ему поддержать себя.

Из-за пояса он достал флягу и поднёс к моим губам. Металл был холодным, вода — прохладной, с лёгким привкусом железа. Я сделала глоток, потом ещё один — горло сжалось от боли, но жажда пересилила.

— Вот так, — шепнул он, придерживая меня за плечо. — Тише. Всё уже позади.

Он достал из внутреннего кармана платок, пропитанный какой-то жидкостью, пахнущей травами и спиртом, и осторожно коснулся раны у моего виска. Я зашипела от боли.

— Потерпите, — сказал он. Наклонившись ближе, он подул на рану — едва-едва, чтобы остудить боль. Его дыхание было тёплым, лицо располагалась слишком близко.

Лорд Дербиш всё ещё сидел рядом, осторожно вытирая кровь с моего лица уголком платка.

— Зачем… — голос сорвался, и я смотрела прямо ему в глаза. — Зачем вы всё это делаете, лорд Дербиш? У вас ведь уже было всё. Хорошая должность при дворе, уважение, положение. Зачем ввязываться в это?