Его лицо выглядело бы молодо, если бы не морщины, избороздившие его. Однако голубые глаза смотрели так, будто всё ещё полны сил. Но больше подкупало то, что от его взгляда казалось, будто священник знает нечто, выделяющее его из окружающих людей.

— Расскажи, что тебя гнетёт, — предложил он.

Больше никого в церкви не было — охрана позаботилась, оцепив строение. Но церквушка в это время всегда пустовала, и раньше Дарья Владиславовна никогда не задумывалась, почему так. А теперь это и вовсе было ей на руку.

В том, что священник её не узнал, княжна не видела ничего удивительного — он явно не местный, да и мало ли молодых девиц благородных ходит? Всех запоминать не станет никто.

Так что, не стесняясь того, что их могут подслушать посторонние, Дарья Владиславовна вывалила на собеседника всё, что чувствовала. Не утаила ничего из своей истории, каким-то шестым чувством уловив, что батюшка сможет почувствовать ложь. Да и хотелось выговориться, не сдерживаясь.

Наконец, она замолчала. Представившийся отцом Фёдором батюшка несколько секунд помолчал, то ли обдумывая её слова, то ли подбирая свои. В любом случае рассказ княжны не вызвал у него никаких эмоций, словно они не эльфийских богов обсуждали, а цену на хлеб в столовой гимназии.

— Знаешь ли ты, в чём заключается главная добродетель христианства, княжна? — с отеческой улыбкой спросил священник.

— В милосердии? — немного сбитая с толку началом его речи, предположила Дарья Владиславовна.

— В смирении, дитя, — поправил её тот. — Смирение перед Господом Богом. Перед тем, с чем ты не в силах, как и любой другой человек, справиться. Что не можешь изменить. Ты прикоснулась к этой сущности, которую считаешь воплощением языческой богини Мары. Но ты ведь не открыла для себя что-то новое, верно? Ведь ты и до этого знала, что все, кто однажды пришёл на эту землю, рано или поздно в неё вернутся. Так что изменилось для тебя?

Княжна закусила губы, пытаясь подобрать ответ. Ей не хотелось убеждать священника, Дарья Владиславовна поняла, что не может разобраться в собственных чувствах и потому метается, как птица в клетке.

В том, что всё, так или иначе, однажды закончится, она не сомневалась, как и любой разумный человек. Образование у младшей Князевой было хорошим, а потому она знала и про тепловую смерть вселенной, и про срок жизни Солнца, которое неминуемо погаснет. Ничто не вечно, и появление сущности в жизни Дарьи Владиславовны этого не изменило.

— Мы в церкви прекрасно понимаем, — продолжил меж тем отец Фёдор, — что происходящие события способны заставить человека усомниться в вере. Все эти сущности, которых эльфы считают богами, это настоящий вызов для всех земных религий, не только для христианства или одного только православия. Но именно в этот момент важно помнить, дитя: самое тёмное время перед рассветом. Там, где ступает святой, всегда кишат черти. Они крутятся вокруг твоей души, питаются твоими сомнениями и заставляют сомневаться ещё больше. Но только по той причине, что им прекрасно известно — тебя защищает твоя вера, её никто не в силах отобрать у тебя. Ведь пока ты веришь, в тебе живёт Бог, а против Его воли все эти сущности и бесы — всего лишь ничто. Да, они могут покалечить тебя, ранить твоих близких, даже убивать. Но чего они не смогут отнять никогда — это твоей веры и той частички Бога, что живёт в тебе. И именно она защитит тебя и всех, кого ты любишь, даже после того, как тебя не станет и память людская о тебе сотрётся. И никакая сущность, хоть Смерть, хоть покровительница кишечных бактерий, не смогут этого изменить. Потому что Бог не в церкви, не в иконах, и не в молитвах. Он живёт в тебе.

Княжна выслушала его с удивлением. Никогда прежде с ней не говорили в церкви вот так, да и мало соотносилась вера с реальной жизнью. И лишь прикоснувшись к той, кто уводит живых на тот свет, осознала, что за пустыми словами священников, оказывается, скрывается глубокий смысл.

— Выходит, я зря боялась? — спросила она больше саму себя, чем собеседника.

Отец Фёдор мягко улыбнулся и вздохнул, огладив бороду.

— Не зря, дитя моё, — ответил он и, заметив, как взметнулись её брови, тут же пояснил: — Ведь именно этот страх привёл тебя сегодня в эту церковь, где мы с тобой встретились и смогли всё обсудить. Пути Господни неисповедимы, дитя моё, но мы точно знаем — он не даёт таких испытаний, которые ты не способна преодолеть. И если для тебя было необходимо пережить то, что ты пережила, прикоснувшись к частичке сущности, чтобы укрепиться в вере, значит, ты уже не зря через это прошла. Остаётся лишь смиренно принять пережитое и жить дальше, зная о том, что, когда придёт твой час, Он встретит тебя и распахнёт свои объятия для любимой дочери, как отец встречает своё дитя, которое давно ждал.

Дарья Владиславовна искренне улыбнулась. Впервые с момента, как на неё напали по дороге в тот злосчастный аэропорт, она действительно ощутила себя лучше.

— Спасибо, отец, — поблагодарила княжна. — Вы мне очень помогли.

Священник вновь улыбнулся.

— Это мой долг, — ответил он. — Направлять на путь истинный тех, кто оказался во тьме, выводить их к свету. Я вижу, что тебе стало легче, а значит, и я не зря задержался.

— Я вас от чего-то отвлекла? — встрепенулась Дарья Владиславовна и тут же почувствовала себя крайне неловко из-за этого.

— Не стоит волноваться, дитя, — заметив, как она переживает, приподнял ладонь отец Фёдор. — Я давно уже на этой службе и умею со смирением принимать всё, что Господь посылает на моём пути.

Он улыбнулся на прощание, осенил девушку крестом и вышел из церкви. Княжна же ещё некоторое время оставалась, рассматривая внутреннее убранство. Если при входе она ощущала здесь себя совершенно чуждой, то теперь ей стало уютно и тепло.

Обняв себя за плечи, она двинулась на выход.

На въезде стоял военный грузовик, в который, с помощью сидящих внутри солдат, забирался отец Фёдор.

— Погодите, отец! — окликнула его княжна, и, подобрав юбку, устремилась к машине.

Священник высунулся из-за борта и улыбнулся всё так же, но теперь на солнечном свете было заметно, что-то, что Дарья Владиславовна приняла за морщины, на самом деле — шрамы от мелких осколков, когда-то посёкших лицо совсем ещё не старого мужчины.

— Да, дитя моё?

— Я забыла сказать вам спасибо, — ответила Князева и быстро окинула взглядом сидящих внутри бойцов. — Куда вы, отец?

Тот не стал отказываться от объяснений, хотя было видно, что он уже чрезвычайно задержался.

— В Аэлендор, дитя моё, — спокойно сообщил отец Фёдор, как будто не во враждебный чужой мир отправляется, а в соседнюю деревню едет. — Буду просвещать эльфов об истинной вере.

Ей вдруг показалось, как за спиной священника промелькнула фигура с косой в руках. На мгновение почудилось, младшая Князева даже ощущает вес этого инструмента в собственной ладони.

— Но это же опасно! — воскликнула она. — Вас там убьют!

Он посмотрел на неё всё с теми же смешинками в глазах.

— Смирение, дитя моё, — повторил он сказанное ранее в церкви. — Смирение — высшая добродетель. Я давно смирился с тем, что однажды умру. И если даже один эльф задумается благодаря моим словам, значит, я должен их произнести. Помни, дитя, Бог всегда есть в тебе. Просто учись его слушать.

И больше не говоря ни слова, он похлопал по борту машины. Водитель тут же тронулся с места. Отец Фёдор не сводил взгляда с фигуры княжны, пока грузовик не скрылся за поворотом.

Всё это время Дарья Владиславовна смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляда. Она была точно уверена — отец Фёдор погибнет в Аэлендоре, и с каждой секундой, проведённой на тротуаре, это ощущение крепло.

— Ну, нет, — выдохнула княжна. — Я так не могу.

И древко косы легло в её руку.

Аэлендор, оккупированная Элендором территория Вольных Баронств. Ярослав Владиславович Князев.