Феликс подумал о мачехе Оливии, её имя стояло в списках заговорщиков. Женщина коварная, холодная, расчетливая, но…

Такие письма — не её стиль.

Слишком много деталей о чувствах, о страхах, о внутренней стороне их брака. Мачеха писала грубо, открыто, Феликс сам читал её письма и предложения, и с ещё большим удовольствием он зачитывался ответами жены.

Эти письма писал кто-то другой.

Кто-то, кто знал его жену слишком хорошо.

Он размышлял о сестре Оливии, о Селии.

Селия подходила на эту роль — если верить теории Истата, она могла быть его женой в прошлой жизни. Она могла знать, как тяжело быть с ним. Младшая выбирала первой, и сама отказалась от брака с герцогом. Толкнула свою сестру на такой выбор.

Все его разведчики в один голос утверждали: сестры не ладили. И казалось бы, Селия могла ненавидеть Оливию.

Но последнее письмо всё изменило.

До этого Феликс был уверен: цель — навредить ему, разрушить их брак, посеять вражду и подозрения. Сегодня утром, он думал, — что доброжелатель нацелен на Оливию.

Но сейчас, перечитывая последние строки, он видел не угрозу.

Он видел какую-то изломанную, горькую, почти болезненную заботу о его жене, не злобу, не ревность, а странную, перекошенную тревогу.

Это разрушало все предыдущие догадки.

Тяжёлые шаги в коридоре заставили его поднять голову.

Не доброжелатель — всего лишь работник таверны поднимал с подвала свежую бочку пива, с грохотом волоча её по ступенями.

Феликс выдохнул и отогнал от себя мысли о Селии. Девчонка пряталась от всех — от двора, от знакомых, от любых сплетен. Она была целиком поглощена своим мужем, чтением, службе богам и даже не пыталась мелькнуть перед Феликсом или извлечь хоть крошечную выгоду из того, что когда-то, в другой жизни, могла быть его супругой.

И в тот единственный раз, когда он по пути в королевский замок решил навестить супругов Форш, Селия вела себя так, будто и не знала его вовсе. Феликс был почти уверен: магически она слишком слаба. Увидеть прошлую жизнь, ощутить дежавю — не в её власти.

За грохотом перекатываемой по коридору бочки Феликс почти пропустил едва слышные, осторожные шаги. Инстинкт сработал раньше мысли — он отступил в сторону и прижался к стене так, чтобы распахнувшаяся дверь скрыла его от того, кто поднимался наверх.

Замок тихо щёлкнул. Дверь медленно открылась, пропуская внутрь маленькую фигуру в тёмном плаще. Человек вошёл так тихо, будто не касался пола вовсе.

Громкий, резкий хлопок: Феликс с силой захлопнул дверь, перекрыв выход.

Но девушка и бровью не повела. Её лицо всё так же скрывал капюшон. Стоя к нему спиной, она лишь опустила голову, будто задумалась на мгновение…

И медленно — слишком медленно для пойманной на месте преступления — начала снимать перчатки. Одну. Потом другую. Пальцы её двигались спокойно, без спешки, без дрожи, будто дверной хлопок был всего лишь порывом ветра, а не угрозой за её спиной.

Я перечитала письмо ещё раз.

Место встречи было указано так нелепо, почти по-детски, что я невольно улыбнулась.

«Я буду ждать тебя у Сладкой Кружки, в тот час, когда заканчивается смена и здоровый мужик уходит по делам. Я тебя найду.»

Я остановилась посреди улицы.

Мне нужно было хоть как-то настроиться на предстоящий разговор, но в голове не было ни плана, ни подготовленных слов. Пустота — и спутанные чувства.

Я сама не понимала, что хочу сказать ему, что хочу услышать в ответ.

Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и медленно досчитала до десяти, пытаясь собрать рассыпавшиеся словно бусины мысли в одну линию. Затем снова подняла взгляд вперёд.

На углу, едва различимая сквозь мелкий дождь, качалась вывеска «Медовая Кружка». Таверна выглядела пошарпанной, уставшей от собственной славы: потемневшие ставни, облупившаяся краска, трещины по стенам, будто морщины на лице старого актёра, который слишком долго играет одну и ту же роль.

Даже днём перед входом толпились завсегдатаи — кто с кружкой в руке, кто с куском хлеба, кто просто пришёл посмотреть на проходящих мимо. Они громко смеялись, спорили, ругались, словно этот клочок улицы принадлежал только им.

Место шумное, людное и совершенно неподходящее для леди.

Но о нём слышали все — даже те, кому не пристало знать подобные заведения.

Я поправила капюшон, скрыв лицо в глубокой тени, и кивнула сэру Алдрету, показывая, куда нам нужно идти. Мой провожатый лишь недовольно поджал губы, но спорить не стал — промолчал. Он шагал рядом, слегка ускоряя шаг, будто надеялся опередить меня и всё же отговорить.

— Скажите, сэр Алдрет, — тихо произнесла я, не останавливаясь. — Сколько людей герцога вы можете насчитать на этих улицах? Видите ли вы его рыцарей, переодетых в разнорабочих, которые уже в десятый раз перетаскивают одну и ту же бочку? Или вот в тех «загульных пьяниц», что сидят на холодной брусчатке и слишком внимательно следят за прохожими?

Он посмотрел на меня с полным недоумением, явно не желая отвечать. Но взгляд его всё-таки проскользнул по улице, задерживаясь на людях, о которых я говорила, и выражение его лица из заинтересованного сменилось на тревожное, понимающее.

— Я войду в таверну, — сказала я спокойно. — Как видите, место уже полностью под охраной, мне ничего не угрожает. И я уверена: внутри меня встретит мой муж. А вы подождите тут.

Сэр Алдрет поднял руку, сказал несколько слов, пытаясь меня остановить, но я лишь кивнула в сторону шумной толпы у входа.

— Насколько я понимаю, ловят не меня, — продолжила я. — А раз уж я здесь, то куда разумнее присоединиться к засаде, чем привлекать к нам всеобщее внимание. Правда?

Сэр Алдрет лишь посмотрел на меня, тяжело выдохнул, но возражать не стал.

За то время, что мы ездили вместе по землям герцогства, он уже слишком хорошо изучил мой характер — и понимал: если я что-то решила, переубедить меня невозможно.

Мой охранник коротко кивнул и незаметно отошёл в сторону, смешавшись с группой подвыпивших мужиков у входа. Я только отметила про себя, что такое прикрытие куда удобнее — и, несомненно, легче — чем бесконечно таскать тяжёлые бочки, как это делали другие переодетые рыцари.

Разумеется, номер уже был снят — и, как я и ожидала, оформлен на моё имя.

Работник таверны, заметив меня, задержал взгляд чуть дольше, чем позволяли приличия. Он пытался рассмотреть лицо под капюшоном, но тень скрывала всё, что ему хотелось увидеть. В конце концов мужчина лишь усмехнулся себе под нос и махнул рукой в сторону лестницы.

— Второй этаж. Третья дверь слева, госпожа Оливия. — фыркнул он.

Работник таверны явно решил не задавать лишних вопросов. И это было к лучшему.

Дверь поддалась сразу — стоило мне лишь слегка толкнуть её рукой.

Я шагнула внутрь, всё ещё сомневаясь, правильно ли поступаю. Комната встретила меня тишиной, слабым запахом эля и дешевых духов, впитавшихся в деревянные стены.

Как только я дошла до середины комнаты, за моей спиной резко захлопнулась дверь.

Громко, словно кто-то хотел подчеркнуть своё присутствие, напугать меня.

Но я даже не вздрогнула — была слишком погружена в свои мысли, слишком сильно ждала этого момента, честного разговора. Я просто выпрямилась и, не оборачиваясь, приказала себе оставаться спокойной.

Я стояла к герцогу спиной, каждой клеточкой своего тела ощущала его взгляд. И не поддаваясь своим эмоциям, я медленно сняла перчатки, положила их на стол, развязала плащ, всё так же не оборачиваясь к нему лицом, и лишь когда я повесила плащ на одинокий крючок, я была готова посмотреть прямо в его глаза.

Феликс стоял у стены — в тени, словно хищник, выжидающий нужный момент. И первое, что я увидела, когда обернулась, было его лицо — искажённое тем самым хладнокровным, высокомерным выражением. Я видела лицо охотника, уверенного в том, что добыча сама пришла в его ловушку.