— Все члены семейства Терранс умеют добиваться своего, — не унимался граф Дюк, в голосе его звучала откровенная насмешка. — Сразу видно, что Ариана — ваша сестра.

Он резко повернулся к девушке. — Ну, так что, Ариана? Что я вам сделал? Почему вы решили убить меня?

Ариана задрожала и, не выдержав напора, разрыдалась. Её плечи дрожали, а голос звучал хрипло и тихо, почти по-детски:

— Это… это симпатия, — прошептала она. — Просто симпатия. Я бы просто… вам понравилась…

— Симпатия? — перебил её Дюк, резко повышая голос. — И вы решили лишить меня воли? По-вашему, это счастье⁈

— Да! — выкрикнула Ариана сквозь слёзы. — Да, вы были бы счастливы! Мой брат же счастлив!

Тишина повисла в комнате. Все взгляды обратились на меня. Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица, и только отрицательно покачала головой — коротко, отчаянно, я просто молча умоляя Феликса поверить мне.

— Довольно, — произнёс герцог так тихо, что для меня это прозвучало опаснее любого крика. — Ариана. Оливия. В мой кабинет. Сейчас же.

Я сжала кубок в руке, другой рукой подхватила Ариану под локоть, и, не оборачиваясь, повела её к двери. За спиной раздался голос Феликса — холодный, властный:

— С женщинами своего дома я разберусь сам.

Тишина.

— И если, граф Дюк, вы желаете узнать моё решение, дождитесь меня здесь. И говорить вы будете только со мной!

Феликс пропустил нас вперёд и, войдя следом, громко захлопнул дверь — так, что звук удара эхом прокатился по стенам. В кабинете стояла прохлада: из приоткрытого окна тянуло ночным воздухом, пахло сыростью камня и угасающим огнём. Снаружи доносились приглушённые звуки вечернего замка — шаги стражи, звон колокольчика на конюшне, чей-то смех, быстро стихший за стеной.

От холода нас обеих пробрала лёгкая дрожь; Ариана, совсем побледнев, обняла себя за плечи, словно пыталась укрыться. Герцог, проследив за нашими движениями, молча подошёл к окну и закрыл створки. Затем наклонился к очагу, добавил в камин несколько бревен и разжёг пламя.

Все его движения были неторопливыми, предельно сдержанными — и от этой спокойной, почти демонстративной размеренности становилось только страшнее. Время будто еле тянулось, превращаясь в вязкую тишину.

Я стояла рядом с Арианой, чувствуя себя не просто свидетелем, а соучастницей преступления — виновной, которая вот-вот предстанет перед судом. Мы обе не осмеливались сесть.

Феликс обошёл стол и остановился напротив нас. Его лицо оставалось непроницаемым, но взгляд… в нём не было ярости — только холодное, тяжёлое разочарование, от которого хотелось опустить голову.

— Расскажите всё, — произнёс он ровно, без крика и угрозы. Просто приказ, звучавший сильнее любого обвинения.

И сказал он это, обращаясь только ко мне.

Я сглотнула, собираясь с мыслями.

— У меня… возникло плохое предчувствие, когда я увидела Ариану — начала я тихо. — Я решила последовать за ней.

Я опустила глаза, умолчав о нитях, которые до сих пор лежали на водной глади напитка, о том приглашении на встречу с лордом Дербишем, о том, что именно я пыталась скрыть от герцога.

— Когда я увидела, что она направляется к графу Дюку с кубком, я заметила и склянку, мне нужно было вмешаться. — Я вздохнула. — Всё произошло быстро… А потом… Мы все оказались в нашем крыле… и дальше вы знаете.

Феликс выслушивал меня молча, не перебивая ни словом, ни жестом. Лишь однажды я заметила, как на его скуле дрогнула мышца — он сжал челюсть, но всё так же хранил безмолвие. Его взгляд всё чаще возвращался к Ариане, коротко, холодно, словно он пытался разглядеть в её лице подтверждение или ответы, которые не находил в моих словах.

Я ждала, что муж спросит — о зелье, о моём участии, о том, правда ли всё, что наговорила его сестра. Но Феликс не произнёс ни звука, только смотрел на меня, выжидающе, тяжело, почти давил на меня этим взглядом, будто вынуждая меня говорить дальше.

— Милорд… — начала я, осторожно подбирая слова. — Ариана… она… кажется, считает, что я… — я запнулась, чувствуя, как щеки заливает жар. — Что я использовала подобное зелье против вас. И она не видит в этом опасности.

Его взгляд резко вернулся ко мне. Я не собиралась оправдываться, я лишь хотела подчеркнуть мотивы девушки.

— Я лишь хочу сказать, что она не пыталась убить или навредить. Навредить здоровью графа Дюка. — поправила я сама себя. — И её слова и поведение… объясняют её поступок. Она не хотела причинить вред графу Дюку. Она просто… не понимала, что делает.

Феликс медленно вдохнул, отвёл глаза и провёл рукой по лицу, как будто стирая с себя усталость и раздражение одновременно.

Я опустила голову. И впервые за всё время почувствовала, что правда в этом деле может звучать, и как обвинение, и как опасное преступление.

Ариана, бледная как снег, стояла неподвижно. Её губы дрожали, взгляд метался между мной и братом. И вдруг я заметила — её лицо стало серым, с болезненным, почти пепельным оттенком. Казалось, девушку мутит от страха.

А потом, едва слышно, почти шёпотом, она произнесла:

— Это просто симпатия… — её голос дрожал, словно свечное пламя на ветру. — Это даже не любовное зелье. Я… я просто хотела хоть немного ему понравиться. Так делают все женщины в этом замке.

Я растерялась, не зная, что сказать.

— Ариана… — выдохнула я, чувствуя, как сжимается сердце.

По выражению её лица я поняла — она хотела что-то добавить, оправдаться, рассказать правду до конца. Но герцог не дал ей шанса.

— Довольно, — произнёс он, и его голос прозвучал так резко, что даже пламя свечей дрогнуло. — Оливия, проводи Ариану в её комнату. Я поговорю с ней позже.

Я кивнула, мягко взяла девушку под локоть, чувствуя, как её пальцы всё ещё дрожат.

Феликс же обернулся к слуге — спокойный, собранный, будто всё происходящее уже стало делом прошлого.

— Позови графа Дюка, — коротко приказал он.

Я обнимала Ариану за плечи, пока мы двигались к её комнате. Она шла покорно, тихо, будто всё ещё не до конца осознав, чем закончился этот вечер. Мне хотелось верить, что она понимает — сколько проблем навлекла на своего брата, и насколько хуже всё могло закончится.

Когда мы вошли, я усадила её в кресло у камина и налила чай. Пламя отбрасывало на стены мягкий свет, но в комнате всё равно стояла тяжёлая, вязкая атмосфера. Ариана смотрела на меня снизу вверх — глаза красные, полные вины. И вдруг тихо, почти неслышно, прошептала.

— Прости.

Я обернулась, но она продолжала, не поднимая взгляда:

— Прости, что я рассказала ему… Женщины не должны так поступать.

Я замерла, чай в чашке чуть дрогнул. В её словах было что-то странное, формулировка, которая тут же меня насторожила.

— Ариана, — произнесла я медленно, стараясь заглянуть ей в глаза, — за что именно ты извиняешься?

Она прикусила губу, не сразу, но ответила.

— Я не должна была так говорить, — пробормотала она почти неслышно. — Не должна была рассказывать ему о тебе. Вы ведь… счастливы. С моим братом.

Я подошла к ней ближе, присела, стараясь поймать её взгляд, но Ариана упрямо смотрела в пол. Я взяла её холодные пальцы в свои ладони — хрупкие, чуть дрожащие, словно и она сама вот-вот рассыплется от стыда и страха.

— Ариана, — прошептала я, стараясь говорить мягко, — честное слово… я ничего не делала.

Она подняла на меня глаза — покрасневшие, полные растерянности.

— Ты не подливала брату зелье? — спросила она едва слышно, будто боялась собственного вопроса.

Я выдохнула.

— Нет. — ответила тихо, но твёрдо. — Я ничего такого не делала. Мы не безумно влюблены, как в сказках. Мы просто… учимся жить в этом браке. И знаешь, — я не смогла скрыть горечь в голосе, — твоё поведение нам в этом совсем не помогает.

Ариана всхлипнула. По её щекам снова побежали тонкие, прозрачные слёзы, и она прошептала почти беззвучно: