Когда я с трудом села, опираясь на руки, и посмотрела на неё с гневом, Лиззи зло усмехнулась, будто дождавшись именно этого.

— Думаешь, тебя ждёт хорошее будущее? — прошипела она. — Нет. Тебя либо убьют, чтобы отнять твой дар ради новой попытки, либо заставят родить ребёнка. Одного. Первенца, которому перейдёт твоя сила. Рано или поздно мы научимся управлять твоей силой, и время повернётся вспять вновь. Но ни тебя, ни твоих детей тогда уже не будет.

Она плюнула в мою сторону и, тяжело дыша, отошла в другой угол.

Лорд Дербиш стоял молча, отрицательно качая головой. В его лице читалась усталость — и, возможно, сожаление.

Но почему-то… именно ей, Лиззи Сарз, я снова верила больше, чем ему.

Головная боль, усталость — всё это навалилось разом, будто тяжёлое покрывало. После куска черствого хлеба я больше не могла сопротивляться сну. Слабость обволокла, затянула, заставив забыть о скором побеге, о страхе, о любых попытках спастись.

Холод мучил меня вместе с сыростью, пробираясь под кожу даже во сне. Я снова оказалась в лесу — среди тёмных, влажных ветвей, что цеплялись за подол и развязывали завязки моего платья, словно живые. Ветки стягивали ткань, оголяя спину, и ледяной воздух вонзался в кожу, пробираясь всё глубже.

Сон был странным, вязким, будто соткан из чужих воспоминаний. Лицо лорда Дербиша не исчезало — оно будто преследовало меня, возникало из тьмы снова и снова. Его глаза, его голос, прикосновения — всё смешалось, вытесняя любые другие образы. И меня снова и снова окружала тьма.

Вдруг резкая, ослепительная боль пронзила меня.

Удар холодной силы прошёл сквозь тело, будто во мне разорвалась молния. Я проснулась, не в силах сдержать крик.

Я лежала на животе. На мне сверху сидел человек — тяжесть его тела вдавливала меня в грубую подстилку. Платье было расстегнуто, и по спине жгло так, словно кожа вспыхнула. Боль была такой чистой, такой нестерпимой, что мир вокруг расплывался.

— Он тебя убьёт, — раздался голос Лиззи. Но говорила она не со мной.

— Ему нужен её дар, а не сама герцогиня. Ему всё равно, во что она верит.

Я услышала шёпот — ровный, тянущийся, на языке, которого не знала. Лорд Дербиш склонялся надо мной, его рука с силой прижимала меня к полу. Он тьмой выжигал что-то на моей спине.

Я закричала — отчаянно, хрипло, до боли в горле.

— Да, — усмехнулась Лиззи, наклоняясь ближе, чтобы видеть моё лицо. — Она точно умрёт. Или сойдёт с ума. Её воля противится метке.

Скоро всё закончилось. Боль притупилась, и я снова почувствовала, как проваливаюсь в сон — тяжёлый, вязкий, словно сама тьма тянула меня вниз.

Сквозь этот полусон я услышала, как лорд Дербиш наклонился ближе и прошептал мне на ухо:

— Не переживай, милая Оливия. Мы лишь немного поправим твои взгляды на жизнь. Новые идеи тебе не повредят.

По лицу стекал пот — горячий, липкий, смешиваясь со слезами и кровью. Я чувствовала, как его пальцы медленно зашнуровывают обратно моё платье. Движения были осторожные, почти заботливые, и от этого становилось только страшнее.

Он провёл рукой по моим волосам, пригладив их, как успокаивают ребёнка после кошмара.

А я больше не видела ни комнаты, ни тусклого света факелов, ни деревянного пола под собой — перед глазами была лишь тьма: густая, бескрайняя, всепоглощающая.

Проснулась я с тяжестью в голове — мысли путались, пересекались, не давая покоя. Перед внутренним взором всплывали прочитанные мифы, обрывки воспоминаний о несправедливости Ордена Порядка, ситуации из прошлого.

Один за другим перед глазами вставали образы — король с его снисходительной ухмылкой, направленной на магов, лишённых земель и власти, слабые позиции магов в совете, снисходительное отношение к моему отцу. От этих воспоминаний внутри вспыхивало жгучее чувство обиды.

Я пыталась думать о хорошем — о будущих реформах, о возможности изменить систему образования, ослабить жёсткие законы. Но стоило мне ухватиться за этот луч надежды, как он гас, сменяясь новыми видениями: несправедливые суды, лжесвидетельства, страх, убивающий истину.

Я видела лицо Рея в день суда, в зале герцога. И думала — что стало бы с ним, если бы меня тогда не было в зале? Какое бы наказание обрушилось на бедного юношу? Как легко предрассудки и страх способны вытеснить справедливость?

Эти мысли, сменялись, одна за другой, они превращались в настоящий внутренний бой.

Одна часть меня твердила, что несправедливость можно победить мирным путем, разумом, шаг за шагом — ведь у меня есть власть, слово, влияние.

Я — герцогиня.

Другая же кричала: ты — слабая женщина, а в этом мире только сила решает. Только разрушив старый порядок, можно построить новый.

Головная боль от этого только усилилась.

Я проснулась от глухих голосов за стеной. Запах сена и сырости всё ещё окутывал меня, мешок и пол под спиной давили так, что ломило каждую кость. Пока я медленно приходила в себя, я старалась прислушиваться к каждому звуку, к каждому шороху за стеной.

Из соседней комнаты доносился спор — обрывки фраз, тонущие в шуме завывающего ветра и протяжном скрипе деревянных стен. Лорд Дербиш и Лиззи уже не спали.

— Я вас двоих не оставлю после вчерашнего, — голос Дербиша был резким, непривычно властным. — Ты сама поедешь,.. оставишь письмо, купишь припасов…

— Я не могу ходить по рынку, я — леди, — ответила Лиззи раздражённо, её слова звенели в тишине.

Раздался короткий смех.

— Посмотри на себя, — произнёс мужчина с насмешкой. — Благородной дамой ты была во дворце. И снова станешь ею, когда мы прибудем в Чёрный замок. А сейчас — мы просто горожане, идущие на север.

Раздались торопливые шаги и недовольное женское бормотание — смесь проклятий и жалоб на судьбу. Входные двери сарая захлопнулись с громким хлопком, и почти сразу послышались приближающиеся шаги.

— Как ты? — раздался голос лорда Дербиша.

Он стоял в проёме, всматриваясь в меня с тем странным любопытством, которое больше походило на наблюдение, чем на сочувствие. Его взгляд скользнул по моему лицу, по растрёпанным волосам, задержался на виске.

— Я в порядке, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Голова болит, но это неудивительно, верно? — я указала на засохшую рану у виска. Только причина боли была не в ней — она сидела глубже, где-то глубоко в моём разуме, напоминая о том, что произошло ночью.

— Да, тебе сильно досталось, — спокойно сказал он и, шагнув ближе, помог мне встать, а потом подхватил меня под локоть, поддерживая, когда я чуть не потеряла равновесие. Его прикосновения были неожиданно мягкими и только больше запутывали мои чувства.

Он усадил меня на лавку. Пока я сидела, глядя в одну точку на стене, писарь молча склонился надо мной и развязал верёвки на запястьях, потом — на щиколотках.

— Думаю, сейчас в этом нет нужды, — произнёс он, словно оправдываясь.

Я лишь посмотрела на грубо сложенный очаг в центре сарая, в котором потрескивал небольшой костер. Над ним висел почерневший котелок, из которого поднимался пар с лёгким запахом трав.

— Я готовлю отвар, он поможет унять боль. И всё будет в порядке. — он коснулся своей ладонью моей щеки.

Дербиш осторожно помешивал жидкость, время от времени бросая в неё щепотку сушёных листьев или измельчённые корешки. От трав исходил терпкий, землистый запах, заполнявший старое помещение.

Когда лорд Дербиш поднимал на меня взгляд, в его глазах читались жалость и вина. Он смотрел на мою слабость так, будто я была не пленницей, а существом, беспомощным, нуждающимся в нём, в его заботе.

Я чувствовала, как раздражение медленно поднимается внутри, расползаясь под кожей. Я всегда ненавидела слабость — особенно в себе. Не выносила ощущение беспомощности.

А улыбаться в ответ на этот снисходительный мужской взгляд, в котором часто не было ни капли уважения к равной, — было мучительно.