Чуть подальше к окраине местность стала чуть попроще. Между респектабельной частью города и небольшим кварталом Дорнбуш, где жили рабочие и мелкие служащие, была небольшая зелёная зона, вроде парка, среди которой слева от дороги тут и там находились неприметные дома, по виду построенные в начале века.

— Что это? — недоумённо спросила Сахариха, глядя в окно. — Мне нравится! Как будто заброшенные дома.

— Не, Свет, на дома не похожи! — возразил Жека. — Сейчас у водилы спрошу. Может быть, он знает.

— Вы не знаете, что это за строения? — по-немецки спросил Жека у водителя.

— Конечно, знаю! — усмехнулся водила. — Здесь в начале века была психиатрическая больница. В годы войны она почти не пострадала, но через несколько лет её всё равно закрыли. То ли из-за безумия пациентов, то ли из-за неких тлетворных газов, выделяющихся из почвы и приводящих людей к ещё большему безумию.

— Сворачивайте к больнице! — заявил Жека. — Нам надо посмотреть, что там.

Водила свернул налево с центральной улицы и покатил по аллее, засыпанной павшими листьями. По всему видно, что дорогу тут не убирали, и власти наведывались сюда достаточно редко. Въезд на территорию больницы был открыт, что как бы говорило о том, что территория не является запретной для посещений. Более того, у двери стоял рекламный баннер, обещавший незабываемые экскурсии и погружение в мрачные тайны этой обители ужаса. Ниже написан номер телефона. Чёрт… Эта поляна уже занята… Впрочем разве это когда-нибудь останавливало Жеку?

— Я чувствую, что это оно самое! Место офигенное! — заявила Сахариха, выйдя из машины и разглядывая остроконечную крышу, стены, увитые плющом, большие высокие окна, старые скульптуры в небольшом парке, каменные скамейки, небольшой фонтан.

— Если всё это восстановить, место будет охеренное! — признал Жека. — Бляха-муха! Да тут на всё хватит! Три этажа. На первом ресторан и ночной клуб. На втором гостиница, на третьем… На третьем… Не знаю! Потом посмотрим!

— Но кто-то тут уже занят делом! — заметила Сахариха. — Какие-то экскурсии проводят.

— Это херня! — заверил Жека. — Выкупить дом у них не хватило бы денег. Наверняка какая-то мелкая шарашка. Позвоню им и всё узнаю.

Однако оказалось всё не так-то и просто…

Здание психиатрической лечебницы «Krankenhaus der letzten Hoffnung» на улице Ульменштрассе было взято в аренду у муниципалитета в долгосрочную аренду туристической фирмой «Хайнц и сын». При этом сумма была символическая. Здание всё равно простаивало без дела, и муниципалитет решил хоть так заработать деньги на его содержании.

— Договоритесь с герром «Хайнцем»! — заявил Альфред Рох, чиновник муниципалитета по аренде и выкупу земли. — Сумму он платит небольшую, здание большую часть времени простаивает, и я думаю, он пойдёт вам навстречу.

Сначала Жека сделал попытку договориться по-хорошему — сделать предложение, чтоб ему уступили право на здание за хорошие деньги. Не за безумные, а за хорошие, например, за 100 тысяч долларов. Он считал эту сумму приемлемой для торгов. Если оппонент потребует выше, то придётся решать проблему другими методами. Способ решения проблемы лежал в портфеле. Но обойма была последняя, и обращаться с ней следовало с умом.

Утром позвонил Хайнцу и договорился о встрече. К сожалению, герр Хайнц оказался несговорчивым старым болваном, упёртым как баран. Чем-то напоминал покойного директора строительного управления комбината, которому Жека перерезал горло примерно за такую же несговорчивость. Но тот мужик был идейный совок, который был против разбазаривания советской собственности. Герр Хайнц встал на дыбы просто потому, что он был такой вредный гондон. Ни себе ни людям…

Его сын был такой же. Они арендовали офис в старом квартале, совсем рядом с больницей, и, ещё приходя на первую стрелу, Жека вдруг подумал, что, может, не стоит вообще договариваться — пути отхода тут были прекрасные. Дом с офисом находился на самом краю квартала, за которым пересекались несколько транспортных развязок. Да и район выглядел малолюдным — население работало, днём по улицам шарилось мало народу.

Звякнул колокольчик, оповещавший о приходе посетителя, и Жека вошёл в офис. Офис «Хайнц и сын» был очень старомоден. Никаких компьютеров и принтеров. Внутри помещение делила на две части небольшая конторка из красного дерева, за которой сидели два мужика в старых костюмах. Один старик лет семидесяти, другому, наверное, с полтишок. Продолговатые, как у лошадей, холёные рожи настоящих фрицев, надбровные дуги, белобрысые с проседью волосы настоящих арийцев. И надменный с прищуром взгляд. По виду можно было понять, что это и есть Хайнц и его сын.

— Что желает достопочтенный герр? — Хайнц с надменным прищуром посмотрел на Жеку, оценил его дорогой костюм и портфель для бумаг, в котором лежали пистолет, завёрнутый в тряпку, несколько пачек денег и папка с деловыми бумагами. — Вы герр Соловьёв, который звонил сегодня утром?

— Это я, герр Хайнц! — заверил Жека. — Пришёл к вам с деловым визитом. И с крайне выгодным предложением.

— Нам не нужны утюги и пылесосы «Керхер», — заявил герр Хайнц и громко рассмеялся своей шутке, найдя её очень смешной. Сын вторил хохоту шизанутого папаши.

— Я не продаю пылесосы и утюги, герр Хайнц! — покачал головой Жека.

— Но русские промышляют только такой мелочёвкой! — ощерился герр Хайнц. — На большее у ваших соотечественников не хватает денег и ума. Говорите быстрей, пока я не вызвал полицию. Моё время очень дорого.

Как же охота было заехать этому старому фрицу вертушкой во вставную челюху и понаблюдать, как его искусственные зубы словно жемчуг из разорванного ожерелья рассыпаются в разные стороны. Но сдержался.

— Я дам вам наличными деньгами 100 тысяч долларов! — вежливо улыбаясь, сказал Жека. — За здание психиатрической больницы. Вы расторгнете договор аренды, а я открою в этом здании свой бизнес.

Деньги предложил более чем хорошие. На них можно было открыть всё, что угодно, от кафе до авторемонтной мастерской. Или вообще не открывать — положить капитал в банк и только на процентах иметь по 5 тысяч баксов в год, а вложение в акции принесло бы намного больше. Но герр Хайнц решил быкануть…

У старика в глазах зажглась алчность. Старый жадный пердун сразу сообразил, что неспроста к нему пришёл этот богатый русский. И что у него на здание какие-то планы, которые могут сулить намного больше. Поэтому чёртила решил поторговаться, упустив из виду, что на свете есть такие люди, которые очень не любят, когда их берут за горло.

— Нет, герр Соловьёв! — нагло ощерив пасть, ответил старик. — Я чувствую, что вам этот дом зачем-то очень нужен! Поэтому моя цена — миллион долларов! Или два миллиона марок, потому что американские бумажки не котируются у нас!

— Ладно, — пожал плечами Жека. — Но мне нужно принести такую сумму. У меня с собой нет.

— Тогда несите два миллиона долларов! — расхохотался старик, которую завторил сынок. — Цена возрастает по секундам!

Жека вышел из офиса, сел в машину, проехал до ближайшего пустыря, снял пиджак, бросив его на заднее сиденье, надел кожаную куртку, шапку-гондон и пошёл обратно. Идти недалеко — всего двести метров. Зайдя в офис, положил портфель на прилавок.

— А вы быстро! Ха-ха-ха! — рассмеялся тупой дурак. — И уже успели переодеться! Четыре миллиона баксов принесли? Что это?..

Жека открыл портфель, достал пистолет из тряпки и выстрелил герру Хайнцу в лоб. Из дыры выплеснулась струйка крови и попала прямо на бумаги, лежащие на столе. Сын от изумления открыл чавку, и прямо в неё попала вторая пуля. Опять не попал! Чертила дёрнулся в последний момент и поставил под выстрел чавку. Раздосадованный Жека выстрелил второй раз и попал в лобешник. Сын хрюкнул и сполз под стол, заливая пол кровью.

— Вот и всё! Ариведерчи! — внушительно сказал Жека, перепрыгнул через конторку, тряпкой, в которую был завёрнут пистолет, открыл кассу, выгреб оттуда все деньги, что были, сунул себе в карман и спокойно вышел на улицу, вытерев дверные ручки, на которых могли остаться отпечатки пальцев. На двери перевернул табличку, которая теперь показывала «Закрыто». Всё указывало на ограбление какой-то шантрапой.