— Не кинет, — покачал головой Жека. — Не знаю, как тебе сказать, но по его виду я понял, что такие люди не кидают. Я уверен, что сделает всё в лучшем виде. Так что за это я спокоен. Посмотрим, чем всё это обернётся.

— Всё ясно с тобой, — ответил Славян. — Что дальше собираешься делать?

— То же, что и раньше хотел. Сейчас самая срочная задача — провести ревизию акционерного общества, хотя я тебе могу сказать и так, я уже примерно представляю, что с ним. Мы ж работали с ним упорно. А для тебя первоочередная задача, как ты помнишь, обеспечить охрану. Мне сегодня надо узнать, как там рабочие справляются. Ты-то что можешь сказать по этому поводу?

— Само собой, первым делом я взял под охрану заводоуправление, — посерьёзнел Славян. — На главной проходной дежурят три человека в смене. Четыре смены — это 12 человек. Взяли под охрану ТЭЦ и насосно-фильтровальную станцию питьевой воды, а также два резервуара с питьевой водой, которые с горы подают её на комбинат и на город. На заводских проходных стоят по одному человеку, и замены мало. Вчера, кажись, работяги начали подходить. Но ты сам понимаешь, наши пацаны с рабочими пока ещё не сработались, да и конфликты могут быть. Вчера я первым делом дал своей секретарше задание: подать на биржу труда объявления о приёме на работу и развесить рекламные листовки у ментовки и госбезопасности. За вчера уже два человека пришли устраиваться. Но ты сам понимаешь, это дело не быстрое, пока медкомиссия, пока туда-сюда. Но скажу тебе так: в течение двух дней всё наладится и устаканится, будь спокоен.

— Всё ясно, давай ещё по одной рюмке дерябнем, и вызывай мне машину с охраной: поеду на завод, на работу, — заявил Жека. — Пора впрягаться. Мне надо всё тут разрулить побыстрее и смотаться в Германию, к Светке, я ей вообще ещё ни разу не звонил, она уже там, поди, рвёт и мечет…

…За 2 дня, прошедшие с того момента, как Жека уехал в Москву, ведущие специалисты всё-таки смогли составить отчет о работе акционерного общества за половину 1993 года, с января по июнь. Жека сидел у Володарова в кабинете и смотрел на пухлую пачку документов, лежащую перед ним. Печатанные на машинке талмуды, отчеты, писанные от руки в амбарных книгах… Мутотень!

— Слушай, я не понимаю, как ты со всем этим будешь разбираться?, — недоумённо спросил Володаров. — Это же надо экономическое образование иметь, да и вообще во всём этом плавать как рыба в воде.

— Ну я, конечно, разобраться не могу на уровне бухгалтера, но впечатление могу составить о работе общества. Хотя… — Жека взял в руки, полистал и бросил бумаги обратно на стол.

— Могу тебе сказать, Сергей Нефёдович, ничего хорошего здесь нет, — негромко сказал Жека. — В этих бумагах могут быть частности, а общие проблемы я и так знаю. Основная и общая проблема — это неконкурентность нашей продукции и низкие цены на железо за рубежом. Почему неконкурентность, ты сам прекрасно знаешь: мы катаем металл по таким же технологиям, по которым его катали при товарище Сталине в 1930-е годы. Ничего не изменилось с того времени. Но изменилось требование покупателя к качеству выпускаемой продукции. Заказчик уже не хочет, чтобы прокат, который он покупает, был с такими поверхностями, о которые можно руку порезать. Он хочет покупать металл гладкий и чистый, покрытый современной антикоррозионной обработкой. Поэтому мы строим машину для литья заготовки, без неё выходить на внешний рынок бесполезно. Однако есть внутренние рынки, которые сейчас почти лежат. Самый главный рынок — это, конечно же, Министерство путей сообщения, мы катаем для него рельсы, для него и для метрополитена. И там сейчас затишье в связи с тяжёлой экономической обстановкой, все текущие проекты заморожены. Но мне надо войти в дело, может быть, что-то куда-то удастся толкнуть. Возможно, опять за бартер. За продукты питания, электронику, одежду. Так удастся хотя бы на зарплате сэкономить.

— Дело твоё, голова у тебя золотая, — согласился Нефёдыч. — Наше дело — катать металл, твоё дело — продать его, это я знаю.

— Есть ещё один фактор, который мне не нравится в работе общества, — помолчав, сказал Жека. — Мне не нравится то, что ИТРовцы и начальники цехов получают зарплату отдельно от рабочих, в кассе заводоуправления. Это получается какое-то разделение на классы, на людей высшей касты и низшей касты. Это что такое?

Жека понимал, что Нефёдычу как раз-таки и выгодна такая система выплаты. Он же и сам наверняка получал зарплату в кассе заводоуправления, вдалеке от рабочих касс и даже не задумывался, что это совсем какое-то днище.

— Евгений Александрович, я не знаю, почему так сделали… — пожал плечами Володаров. — Это было решение прежнего руководства комбината.

— Я хочу, чтобы ты полностью ликвидировал эту кастовую систему, — строго сказал Жека. — Тут даже не то что моральный принцип задействован… Нам везёт, что рабочие пока политически инертные. Но если у них найдётся сильный лидер, об этом вопиющем разделении сразу узнает пресса, а наша пресса ты сам знаешь какая. Подхватят, да ещё материал попадёт в Москву, а там недалеко и до следствия, прокуратуры. Нам это надо? Ну ты понял?

— Всё понял! — согласился Володаров. — Сейчас же озадачу главного бухгалтера, чтобы вернул всё как было. И рабочие, и ИТРовцы будут получать зарплату в своих цеховых кассах. Работники заводоуправления — в кассе завода. Так будет справедливо.

Жека согласно кивнул головой, забрал бумаги, попрощался с Володаровым и отправился домой. Пока его срочные дела были закончены, оставалось ждать реакции Москвы…

В суете и нудной текучке прошла неделя. Во вторник Жека проснулся рано, утро провёл как обычно: немного потренировался, позавтракал, потом включил телевизор, неторопливо пощёлкал немногочисленные каналы. Последнее время в Н-ске появилось аж целых пять каналов телевидения, что казалось невиданным и неслыханным. Первая и вторая программы, по традиции, были центральные каналы ОРТ и РТР, третья программа с местными телеканалами, но по которой среди дня показывали включения московских каналов ТВЦ и РЕН-ТВ. По четвёртой программе вещали два канала: ТВ-6 и НТВ, а по пятому каналу показывал музыкальный канал Муз-ТВ.

Жека от неожиданности чуть не офигел и не выронил из руки чашку кофе: по четвёртой программе шла телепрограмма «Секретная версия». Программа была еженедельная и служила своего рода электронной версией одноимённой газеты.

Показывали материал о Н-ске и как раз на ту тему, что Жека задал Лесовику. Журналист отработал знатно. В Москве разразился настоящий скандал. Журналист в студии тряс дискетами, которые ему передал Жека, и представлял сенсационный репортаж о коррупции в сибирских структурах власти и о преступных группировках, которые проникли во все сферы российской жизни на рубеже эпох. Имён он не называл, но сказал, что в Сибирь вылетела большая следственная группа из Москвы и работники госбезопасности.

Что-то назревало… Жека задумался. Если журналисты заговорили о такой щекотливой теме вполне открыто, не боясь никого спугнуть, значит, сегодня ночью в городе должны были произойти очень большие изменения. А может быть, уже произошли? Вчера Жека никуда не выходил, провёл весь день дома, занимаясь всякой хернёй: читал книги, слушал музыку, гонял старые видеофильмы со Шварценеггером и Ван Даммом.

Сейчас нужно во всём разобраться. Для этого позвонил Славяну, вдруг он в курсе чего-нибудь…

— Что делаешь? — спросил Жека, когда друган поднял трубку.

— Работаю, — коротко ответил Славян. — Охрану комбината налаживаю, уже почти всё получилось. Сейчас собрался выезжать лично на объект. Так что повезло тебе, что застал меня. А ты чем занят?

— Дома сижу, телек смотрю, — сказал Жека. — Замечательные вещи показывают в программе «Секретная версия». О мафии в Сибири и о том, что сюда вылетел сводный отряд следственной группы из Москвы и работников госбезопасности. Ты ничего не слышал?