— Ээээ, — ответил ему Романов, — Николай Николаевич, а в чем конкретно вы видите ущемление прав русской национальности? Например, в высших эшелонах власти с любимыми вами процентами все отлично — здесь одни русские с редкими вкраплениями других наименований…

— Григорий Васильевич, — прижал обе руки к груди Лысенко, — я говорю не о высшем руководстве, а об основной массе русских людей. Где дискриминация? Пожалуйста, могу перечислить по пунктам… один это творческие союзы, культура, наука, мы это уже обсудили, так что пропустим… два это развитие сельских территорий…

Лысенко тоже сделал паузу на глоток воды, потом продолжил.

— Сравните любую наугад выбранную область Нечерноземья с той же Украиной или Молдавией… про Грузию с Арменией, так и быть, промолчим.

— Давайте оперировать конкретными названиями, — потребовал от него Романов, — а не абстрактными понятиями.

— Хорошо, — быстро согласился Лысенко, — берем Владимирскую область, район Александрова, у меня там дед с бабкой живут, бываю иногда, а с другой стороны окрестности Жданова… по-старому это Мариуполь, его там все так называют — нет возражений?

— Александров это же Александрова Слобода… — задумчиво произнес генсек, — это куда Иван Грозный из Москвы уезжал лет на десять?

— На пятнадцать, Григорий Васильевич, — поправил его Лысенко, — царь там отсиделся во время эпидемии чумы, а потом так и остался там почти до смерти. Но сейчас речь не про Грозного, а про современность.

— Продолжайте, — кивнул ему генсек.

— Родственники живут не в самом Александрове, а в деревне Курганиха, километров 7–8 на запад. Так вот, дед, он у меня 1901 года рождения, рассказывал, что при царях и в довоенные годы деревня была очень большой, под сотню изб, полтысячи жителей, засевали несколько тысяч десятин под зерно, занимались отхожим промыслом. Даже церковь небольшая стояла, деревянная, но со звонницей.

— Если церковь есть, — заметил начитанный Фишман, — значит, это уже не деревня, а село.

— Правильно, — кивнул Лысенко, — раньше было село, а когда церковь сгорела… в тридцатых годах где-то… стала деревня. Так вот, в прошлом году я там был, летом — дома стоят заколоченные, часть сгорела, осталось в этой Курганихе тридцать с небольшим жителей и с десяток домов. Запустение и тоска, короче говоря. Одни старики остались, а значит еще через десяток лет Курганиха окончательно умрет… а теперь давайте перейдем к Украине — возьмем такое село Саханка, это рядом с Мариуполем, Донецкая область…

— У вас там тоже родственники есть? — заинтересовался Фишман.

— Нет, Яков Лейбович, родственников у меня там нет, но живет однокурсник — ездил к нему один раз на каникулах. Так вот, про Саханку… в ней и раньше жило под тысячу жителей, и сейчас столько же. Крепкие дома, побеленные известкой, разве что только не деревянные срубы, с лесом в этой части страны тяжело, а саманные. Но забитых-заколоченных ни одного, есть магазин и автобусное сообщение с Мариуполем и Таганрогом, есть подсобное хозяйство в селе, половина населения там работает — снабжают продовольствием Азовсталь. Почувствуйте, как говорится, разницу.

— Ну вы сравнили, Николай Николаевич, — подал голос Аркадий Райкин, — в этой Курганихе почти что курорт, Азовское море рядом, черноземы наверно вокруг. На этом фоне все, что угодно смотреться не будет, в том числе и богом забытую деревню в дремучих лесах Владимирщины…

— Хорошо, — неожиданно быстро согласился Лысенко, — тогда возьмем для примера ту же широту, но в Белоруссии — село Бабиничи, это недалеко от Витебска, но не на магистрали Москва-Минск, в стороне. Там у меня тоже знакомые есть, ездил недавно… так вот, в Бабиничах этих больше трех тысяч населения, огромное агропредприятие смешанного типа, там и коров разводят, и поля засевают. Есть своя школа и больница, ни одного заброшенного дома не увидел…

— Хорошо, — подвел черту Романов, — про сельские проблемы вы очень образно рассказали — давайте дальше по пунктам.

— Это у нас был номер два, — сверился с блокнотом Лысенко, — теперь третий пойдет. Снабжение городского населения…

Все собравшиеся притихли, пытаясь представить, куда заведет язык представителя Памяти.

— Ни для кого из нас не секрет, что в стране существуют разные категории снабжения, от первой до третьей. Нет, еще особая есть — так что четыре их, категории. Особая, это понятное дело, столицы плюс закрытые города — Арзамас-16, Челябинск-70, Капустин Яр, Мирный, еще какие-то…

— Откуда вы знаете про Мирный? — вскинулся Романов.

— Григорий Васильевич, — отвечал ему Лысенко, — это секрет полишинеля про наш северный космодром, про него даже малые детишки в детском саду знают. Так я продолжу про категории — кроме этих пунктов, которые никаких вопросов не вызывают, к особой категории снабжения отнесена вся Прибалтика, все Закавказье, юг Средней Азии и почему-то только западная часть Украины. А вот зато низшая, третья категория — это вся остальная Россия, кроме Москвы и Ленинграда, плюс восток Украины. Небольшие исключения сделаны для опять-таки национальных образований в Приволжье — у татар, башкиров и прочих нерусских народностей там категория снабжения первая или вторая. Если нанести это на карту страны, получится примерно так…

И Лысенко выудил из своего портфеля сложенный вчетверо большой лист, развернул его и положил на стол.

— Синий цвет — высшая категория, красный — низшая, — пояснил он, — голубой и розовый посередине между ними.

— Действительно, очень наглядно, — высказался Романов после изучения карты.

— А что такое категория снабжения, наверно, объяснять не надо — в магазинах все присутствующие хоть раз, но бывали, — счел нужным уточнить Лысенко. — В сухом остатке по этому пункту имеется то, что мясо большинство российских граждан видит только на рынке по тройной цене либо в так называемых праздничных заказах по месту работы. А в той же Грузии оно совершенно свободно продается в торговле. По рубль девяносто.

— В этом наш комитет готов поддержать выступающего ээээ, — осторожно решил высказаться председатель, бравый генерал Драгунский, — товарища Лысенко — для советской власти такие перекосы совсем не к лицу.

— У вас еще что-нибудь будет? — осведомился Романов, усевшись обратно на свое место во главе стола.

— Если позволите, только еще один пункт, — перевернул листочек в блокноте Лысенко, — относительно этнонима «русский»…

— А с ним-то что не так? — удивился генсек, — с этнонимом?

— А это слово у нас употребляется по какому-то лингвистическому лимиту, — начал свои пояснения Лысенко, — либо его избегают в официальных документах и в средствах массовой информации, либо старательно заменяют на «советский». При положительных, причем, коннотациях заменяют. К примеру, кто победил в Великой отечественной? Советский, конечно, народ, хотя русских там было много больше половины. Или кто по национальности Гагарин? Конечно же советский человек, да и прорыв в космос тоже советские люди сделали. А вот зато если вдруг что-то дурное про Россию и русских попадается, там вдруг этот запрет сразу снимается… так генерал-предатель Власов мигом оказывается русским…

— Знаете, — неожиданно вступил в диалог Фишман, — этноним еврей тоже используется в официальных оборотах довольно редко… не сказать, чтобы совсем не используется.

— Вот-вот, — с готовностью подхватил брошенную перчатку представитель Памяти, — в этом вопросе наша организация полностью солидарна с антисионистским комитетом.

— И что вы предлагаете по этой теме? — сразу взял быка за рога Романов.

— Просто снять табу с этого этнонима, с обоих этнонимов, с русских и евреев, вывести их так сказать из теневого оборота… больше ничего… — закончил свою мысль Лысенко. — И русским, и евреям есть, чем гордиться, совершенно неуместно замалчивать наименования их национальностей.

— Хорошо, — прокашлялся Романов, — у Комитета есть еще желающие выступить?