Но ничего не происходило.

Девушки-швеи оживлённо обсуждали ткани, осторожно передавали их слугам, указывая, в какие покои нести. Всё выглядело так обыденно, так просто, что это казалось издевательством.

Я сделала несколько шагов к повозке. Каждый шаг был наполнен ожиданием — сейчас, вот-вот… Но никакой вспышки силы, ни намёка на магические нити, ни шума в ушах, что предупреждает о беде. Пустота.

Я в панике уставилась на свои руки. Пальцы дрожали. Я резко встряхнула ладонями, будто могла снять с них невидимую пыль и разбудить то, что спало внутри. Но ладони были обычными — лишь чуть покрасневшими от того, как сильно я сжимала поводья во время езды. Ничего больше.

Успокойся. Успокойся. Я приказала себе дышать глубже, закрыла глаза, расслабила пальцы. Магия не любит паники, внушала я себе. Если я соберусь, если успокоюсь — всё получится.

Я снова пошла навстречу этой проклятой повозке. Старалась ни о чём не думать. Потом попробовала другой метод, думала только о тканях. Спрашивала сама себя — где угроза? Но в ответ была тишина.

И тогда меня накрыло. Страх. Настоящий, холодный, выжигающий. Я не могла поверить, что мой дар… исчез. Что он просто покинул меня, как будто того дня и вовсе не было.

Я стояла среди оживлённого двора — потерянная, напуганная, словно в стеклянной клетке, отгороженная от мира. В ушах звенел лишь один вопрос:

Как я могла потерять свой дар?

Резко сильные руки мужа потянули меня на себя. Я даже не успела понять, как герцог оказался рядом — не верхом, не с сопровождением, а рядом со мной, как будто почувствовал неладное ещё раньше, чем это случилось. Его хватка была твёрдой, властной, не оставляющей мне ни единого шанса вырваться.

В следующее мгновение я поняла, что двор взорвался шумом. Конь, вырвавшийся из рук конюха, бешено рванул вперёд. Испуганный слуга закричал, предупреждая, и этот крик разнёсся по двору быстрее, чем удар копыт.

Но всё пошло иначе, чем я помнила. Я не упала, не оказалась под копытами. Слуги, конюхи и сам Феликс среагировали мгновенно — они взяли коня в кольцо, загнали, успокоили, не дав ему разнести двор. Всё произошло стремительно, почти слаженно, будто они были готовы к такому исходу.

А я всё это время чувствовала на себе взгляд мужа. Он не сводил с меня глаз, даже когда вокруг кипела суматоха. Его лицо было суровым, напряжённым, он был зол.

— Что с тобой? Ты в порядке? — спросил он наконец, и в его голосе не было ни капли мягкости. Тон был жёстким, как у дознавателя, но за этой холодной оболочкой пряталось слишком явное беспокойство.

Я не могла ответить. Все слова застревали в горле. Ткани в этот момент заносили во двор, швеи уже принимали рулоны и обсуждали фасоны, а я… я стояла потерянная, будто в тумане. Всё, о чём я могла думать, — это о том, что мой дар исчез. Мой единственный шанс понять грядущую беду просто… покинул меня.

Муж прислал лекаря в мои покои. Каждый раз, когда Феликс заходил, он просил Эву оставить нас наедине, навещал меня несколько раз за день, будто проверял не только здоровье, но и то, как я держусь. Даже вечером остался у меня, расположился в кресле у окна и, как ни в чём не бывало, раскрыл папку с донесениями.

Его присутствие действовало на меня странно. Я ощущала себя под постоянным присмотром. И даже после всего того, что было между нами, я по-прежнему чувствовала стеснение — невидимую тяжесть, будто он своим молчанием напоминал сколько у нас тайн друг от друга.

Если бы не его настойчивость в проверке моего здоровья, я бы давно уже перебирала книги в библиотеке, ища хоть малейшую зацепку о том, как вернуть свой дар. Но вместо этого я лежала в постели, гадая, что страннее — моя слабость или новая привычка мужа оставаться рядом.

Я уже решила: если завтра всё будет так же, то к неловкости от его присутствия, после событий в охотничьем домике, прибавится вина за то, что я отвлекаю его от дел, и моё раздражение — ведь сама я так и не смогу заняться важным вопросом.

С этими мыслями я резко вскочила с кровати, шагнула к шкафу и принялась вынимать платье.

— Что ты делаешь? — голос Феликса прервал тишину.

— Собираюсь на прогулку, — ответила я, стараясь звучать уверенно.

Он отложил бумаги и посмотрел прямо на меня. В его взгляде было предостережение, мягко скрытое за внешней спокойной строгостью.

И я поразилась, насколько переменился этот человек. Как интересно, поведение мужчины изменилось столь кардинально, стоило ему лишь признать меня своей.

Я уже шла быстрым шагом по направлению к библиотеке — каждая клеточка моего тела протестовала против бездействия. Я не собиралась сдаваться: дар не мог исчезнуть просто так. Я знала это так же отчётливо, как своё имя.

Но, обогнув угол, я едва не столкнулась с принцессой Элинор и её делегацией. Она сияла, словно только что вышла на сцену: лёгкая улыбка, безупречный жест руки. И, завидев меня, принцесса всплеснула ладонями так радостно, будто мы не виделись целую вечность.

— О, как я рада! — воскликнула она и тут же пригласила меня прогуляться вместе.

Я не могла отказаться.

— Как странно, что мы так редко пересекаемся, — сказала Элинор, едва мы вышли на прогулочную тропу. Её шаги были лёгкими, словно она действительно прогуливалась ради удовольствия, а не из вежливости. — Эти дни я почти не показывалась никому. Король ведь тоже был занят и всё время отсутствовал… вот я и решила отдохнуть от людей.

Она улыбнулась, её лицо было по-детски спокойным и ясным.

— Но теперь, — продолжила принцесса, слегка поправив плащ на плечах, — я снова готова окунуться в жизнь королевства. Сама готова присоседиться ко всем интригам и козням в борьбе за власть.

Элинор засмеялась звонко и так искренне, что я ощутила вину за свои мысли. Я лишь кивнула в ответ, стараясь сдерживать нервную улыбку и не выдывать дрожь, которая пробежала по коже.

Её слова, её лёгкость вдруг вернули меня к реальности. Как я могу зацикливаться на себе, когда ткани предназначены ей? Если я сейчас не чувствую яда — это не значит, что его нет. И, погруженная в свои страхи и сомнения, я едва не забыла о человеке, который меньше всех заслуживает подобной участи.

Я шла рядом, улыбалась, играла роль безмятежной спутницы, всем своим видом показывая: мне некуда спешить, всё прекрасно, я искренне наслаждаюсь этой прогулкой. А сама — считала минуты. Каждое мгновение было пыткой ожидания: когда я смогу вежливо откланяться и броситься к мужу?

Слава богам, — подумала я, с трудом удерживая улыбку, — хоть в этой жизни мне не придётся красться в плаще по ночным коридорам, словно воровке или преступнице.

Весь день я провела рядом с принцессой: прогулки по саду, разговоры о платьях и книгах, улыбки и любезности — и всё это время внутри меня копился груз, который я не могла разделить ни с кем. К вечеру я отказалась от её настойчивого приглашения выпить чаю. Слишком устала изображать беззаботность. Мне нужно было другое.

Я направилась прямиком к мужу. В памяти всплыло прошлое: то, каким наивным и глупым был мой первый визит. Я тогда просто заявилась к герцогу — чужому мужчине, в ночи, дрожащая и эмоциональная. Принесла на блюдечке свой дар, как доказательство, как милостыню. Какая же я была слепая и наивная.

Теперь у меня нет ни дара, ни желания открывать свои тайны. Осталось лишь одно — мягко подтолкнуть Феликса к мысли о проверке тканей. И всё. Больше ничего.

Подходя к его покоям, я гадала, появится ли Карл. Я уже слышала его голос в мыслях: холодный, снисходительный, словно он готовит проповедь о позоре. И, как будто в ответ на мои мысли, он действительно вышел из гостиной.

— Добрый вечер, миледи, — поклонился он. Его голос был сух и вежлив, но в интонации не проскользнуло привычное мне пренебрежение. Он был очень сдержан и вежлив. — Позвольте предложить вам чай?

— Я хочу навестить мужа. Он в кабинете? — спросила я прямо, не давая ему пространства для игр в светскую беседу.

— Он был там, — нехотя ответил Карл.