Грабители в столице в этом районе — редкость, а случайные взгляды прохожих вряд ли задержатся на паре фигур в серых плащах.

Зато те, кто должен увидеть — увидят. Колдунья у стены, шпионы заговорщиков, наблюдатели, что прячутся в тенях, — все они будут внимательны к мелочам.

Рей шёл рядом, опустив голову под глубокий капюшон женского плаща. Издали он легко мог сойти за молодую служанку — хрупкая фигура, невысокий рост, мягкий силуэт. Но стоило приглядеться внимательнее — и тайное бросалось в глаза.

В его движениях не было ни тени неуверенности: чеканный шаг, ровная спина, сдержанные движения. И даже напряжение в плечах выдавало мужчину, не привыкшего держать корзину для покупок в руках.

Мы двигались быстро, старались не останавливаться. С каждым поворотом улицы шум рыночной площади отдалялся, уступая место размеренному эху наших шагов. Где-то вдали звонили колокола утренней службы, и на миг мне показалось, что все это ужасно опасно.

Из аккуратного, опрятного домика у дороги вдруг вышла пара — мужчина и женщина, с книгами в руках. Я почти не обратила на них внимания. Мысли уже витали впереди — за перекрёстком, где виднелись первые деревья парка и каменная стена.

Я шла, не замечая ни прохожих, ни уличного шума. Всё внутри было напряжено: какие слова сказать колдунье? Что можно говорить, а о чём стоит умолчать? Какую роль сыграть? Притворяться наивной глупышкой не имело смысла — те, кто стоит за этим, наверняка и так знают, какая я.

И вдруг внутреннее чувство заставило меня поднять глаза.

А женщина, вышедшая из дома, резко повернула голову — и наши взгляды встретились.

— Селия… — сорвалось с моих губ почти беззвучно.

Я не ждала, что она услышит. Но Селия передала книги мужу, быстро, решительно, и уже через пару мгновений стояла передо мной, перегораживая дорогу.

Рей остановился позади, едва заметно переминаясь с ноги на ногу — нервное движение выдавало его волнение.

Селия смотрела на меня с искренней радостью, а я, с трудом заставив себя улыбнуться в ответ, пыталась привести чувства в порядок. И лишь усилием воли удержала лицо спокойным.

А ведь я давно отстранилась от своей семьи. На письма мачехи я отвечала сдержанно — сначала отстранённо, почти холодно. Я не хотела её советов ни о том, как обольстить супруга, ни о том, как вести себя при дворе, чтобы получить больше возможностей.

Позже я отказала и в помощи мужу сестры, когда мачеха намекнула, что в моих силах поспособствовать продвижению господина Форша во дворце. Я была рада, что он там не задержался надолго.

Единственное, чего я не отвергла, — это просьба о деньгах. Герцог щедро выделял мне средства на содержание, и я каждый месяц отправляла часть отцу, в знак уважения, и моей заботы о семье.

Мачеха часто писала о невзгодах Селии — её слабом здоровье, бедственном положении их молодой семьи. В такие месяцы я отправляла больше, делая короткую пометку: для сестры.

Когда в моей жизни наступало затишье, я часто думала о Селии. Хотелось верить, что жизнь дала ей второй шанс, что она не повторила моей судьбы и её брак с Форшем оказался счастливым.

Всё же, как бы я ни старалась, в моей душе оставалось глухое, не отпускающее чувство — тревоги и недоверия. Сначала мы соревновались, недолюбливали друг друга, а потом и вовсе, чувство ненависти поглотило нас. Казалось, что такие чувства не должны легко угасать.

Здесь, во дворце, я всё чаще вспоминала не нашу последнюю встречу в храме, ту, что произошла в этой жизни, а ночь в темнице, из далёкого прошлого.

Иногда мне хотелось увидеться с сестрой: её поведение в храме показалось мне странным, слишком спокойным, неестественным, совсем не похожим на привычные черты характера Селии.

Но страх всегда побеждал. Я боялась повторения истории — боялась, что всё начнётся снова. Поэтому избегала её всеми силами.

И вот Селия стояла передо мной — и казалась совсем другим человеком, почти незнакомкой.

Я вглядывалась в её черты, словно искала следы прошлого — тень грусти, усталость, ту пустоту и боль, что когда-то застыла в её взгляде. Но ничего этого не было.

Её лицо было спокойным, живым, даже светящимся внутренним здоровьем. Кожа — чистая, глаза — ясные. Она выглядела женщиной, которую жизнь не сломила, а сделала сильнее. И я поймала себя на странной мысли: возможно, брак с господином Форшем действительно пошёл моей сестре на пользу.

Селия шагнула ко мне — и, несмотря на мою отстранённость, крепко обняла.

Её ладони обхватили мои щёки, и она долго всматривалась в моё лицо, разглядывала мою фигуру и шею, словно пыталась увидеть всё, что я старалась скрыть: усталость, тревогу, внутреннее напряжение.

Я думала что, от её взгляда не укроется ни одна деталь, ни одна эмоция.

— Я понимаю, как трудно признать, что что-то пошло не так, — тихо произнесла Селия. — Я лишь хочу сказать… из любой ситуации есть выход. Я готова помочь тебе, в любом случае. Даже если твой муж будет против. — Она говорила почти шёпотом, мягко улыбаясь, но её взгляд по-прежнему пристально изучал моё лицо, будто искал в нём подтверждение своим догадкам.

— Мне нужен только твой ответ, — продолжала она, чуть склонив голову. — Одного слова будет достаточно. Ты не обязана рассказывать всё…

Рей, который, в отличие от меня, не испытывал и не переживал от этой встречи никаких глубоких чувств и эмоций, сделал шаг вперёд.

— Вас будут искать, если мы не вернёмся вовремя, — напомнил он многозначительно.

В его голосе звучало то самое предостережение, которое я уже слышала от герцога: если я не появлюсь к назначенному часу, люди Феликса бросят всё и начнут поиски. А поскольку он ясно дал понять всем, что моя безопасность — превыше всего, я не могла подвергать собственный план такой опасности.

В этот момент капюшон Рея чуть сполз, открывая часть его лица, и я успела заметить, как в глазах Селии мелькнул испуг — быстрый, почти панический.

Неужели она узнала в нём человека герцога? И это так сильно напугало её?

Мы заговорили почти одновременно:

— Мне нужно идти, — выдохнула она.

— Мне тоже, — сказала я.

Я говорила с грустью и тревогой, а в голосе сестры звучал, как мне показалось, явный страх. Я взяла Селию за руку и тихо произнесла:

— Я закончу свои дела и обязательно тебя найду.

А потом, не сдержавшись, я поддалась порыву и обняла сестру.

Я шла к парку, терзаемая сомнениями. После встречи с Селией мысли путались, тревога то нарастала, то отступала, я никак не могла привести чувства в порядок. Рэй шёл рядом молча, не задавая лишних вопросов, и это молчание раздражало больше слов.

— Подожди меня здесь, — тихо сказала я, когда впереди показалась каменная стена, увитая плющом.

Он кивнул и остался у дорожки, а я подошла к стене. Камни были неровные, потемневшие от времени и влаги. Я провела по ним ладонью, ощущая холодную, шершавую поверхность старой кладки. И как только, мои пальцы наткнулись на идеально гладкий кирпич, по высоте равный двум рядам обычных камней. А щели вокруг этого камня были чернее остальных — словно за ним скрывалась пустота.

Я обернулась, убедившись, что никто не смотрит, расправила плечи, закрывая собственной спиной участок стены, и осторожно вытащила камень.

Пустое углубление пахло пылью и сыростью. Я вложила туда несколько золотых монет — те самые, на которых слуги герцога нацарапали дополнительные черточки и, на удивление легким движением, вернула кирпич на место.

Я перестала слышать всё вокруг: ни шум ветра, ни звуки природы, ни далекие шаги. Я подошла к статуе влюблённой девы и опустилась на колени, ощущая влажный камень под собой.

Встреча с сестрой расшатала мои нервы, и теперь мой голос звучал спокойно, почти вымученно — будто все силы ушли на подготовку, на сомнения, и уже не осталось ни капли для самой исповеди.

Я закрыла глаза, никакая ложь не пришла на ум. И впервые за долгое время я позволила себе сказать правду, те самые слова и страхи, которые терзали меня в глубине души.