— Я думаю, слухи и это зелье связаны, — сказала она наконец, не выдержав. — Сначала кто-то внушает женщинам панику, сомнение, неуверенность в себе. А потом… продаёт им решение. Зелье. Они верят, что это — симпатия, средство вызвать нежность… а на деле — это яд. Медленный, тихий яд, который они сами несут своим мужьям.

Дюк перестал стучать пальцем. Его взгляд стал тяжелее.

Интересная теория, — усмехнулся он про себя. Слишком красивая для правды.

Ариана, сидевшая в стороне, побледнела до синевы. Её руки вцепились в локти, словно она пыталась удержать собственное тело от дрожи. Она выглядела такой напуганной, что казалась не свидетелем, не виновницей, а жертвой происходящего.

— Ариана, успокойтесь! — раздражённо бросил граф, не скрывая презрения. — Пока это звучит как бред.

Он устал от этой сцены. От женских слёз, истеричных догадок и недомолвок. Всё это напоминало ему дешёвую пьесу, поставленную в замке, а у постановщика слишком много свободного времени.

Но Оливия не сдалась. Она выпрямилась, её голос зазвучал твёрже, даже холоднее.

— А как, по-вашему, ещё можно пронести яд, граф? — спросила она тихо, но так, что слова будто повисли в воздухе. — Скажите, если женщина — ваша любовница, жена… после ночи страсти принесёт вам кубок вина, вы позовёте слугу, прислужника с кухни, за бытовым магом с амулетом для проверки?

Дюк усмехнулся краем губ, но промолчал. Он хотел было ответить колкостью, но что-то в её тоне — в этом мрачном спокойствии — заставило его задуматься.

Граф наблюдал за супругами, Оливия и герцог смотрели друг на друга — не мигая, будто между ними, прямо в густом воздухе кабинета, завязался безмолвный разговор, понятный только им двоим.

На лице девушки мелькнула уверенность, слишком искренняя, чтобы её можно было сыграть. Она чуть приподняла брови, задержала дыхание и, не отводя взгляда от лица своего мужа, облизнула губы.

Герцог заметил это движение — и не смог скрыть лёгкой усмешки. Его губы дрогнули, в глазах блеснуло понимание, за которым всегда следует воспоминание. Он покачал головой, будто отвечая на невысказанный вопрос.

Со стороны всё это выглядело так, словно они не просто обменялись знаками внимания — будто за эти мгновения успели прожить целый разговор, вспоминая нечто, что принадлежало только им двоим.

В комнате повисла тишина, а у графа мелькнула мысль, от которой ему самому стало не по себе: а ведь, возможно, герцогиня не так уж и далека от истины.

— Всё звучит складно, — прохладно заметил Дюк, поджав губы, отвлекая пару от их немого разговора — но, как вы сами сказали, Ариана не жена, не любовница. Кто рискнёт продавать подобную отраву семнадцатилетней девчонке? Скорее всего, она всё разболтает.

Дюк перевел взгляд на Ариану, девушка покраснела, словно от пощёчины, и спрятала лицо в ладонях.

— Так, Ариане и не продали. — парировала Оливия, и в её голосе прозвучало нечто похожее на острую уверенность. — С ней любезно поделилась зельем леди Эльна Дюран. О холодности её мужа не говорил только ленивый.

Оливия села, и её глаза, полные ожидания, обратились к герцогу: она ждала от него либо подтверждения, либо похвалы — того самого мягкого признака, что её рассуждения хоть кого-то убедили.

Граф Дюк, наблюдая за этой сценой, невольно почувствовал раздражение и… лёгкую досаду: почему именно поддержки герцога ей так не хватает в этой беседе?

— А если муж умрёт, — задумчиво проговорил герцог, и в его тоне была не формальность, а жёсткая рассудительность, — неужели жена не свяжет свое зелье и его смерть?

— Свяжет, — ответила Оливия тихо, опуская глаза. — Но она не станет говорить вслух. За убийство мужа — смерть. Она уйдёт вдовствовать в свой удел заботиться о детях или уедет за стены монастыря, чтобы замаливать свои грехи.

Во взгляде герцога Терранса мелькнуло нечто вроде уважения: Оливия рассуждала не как придворная дама, а как человек, умеющий видеть причинно-следственные связи. Она смотрела шире сплетен — туда, где заканчивались слова и начинались последствия.

Граф Дюк, стоявший чуть поодаль, наблюдал за сценой молча. Он уже почти приготовился к тому, что герцог попросит женщин удалиться — логично, предсказуемо, как того требовали правила. Они внесли свою долю сведений, теперь настало время мужчин решать, как действовать.

Но герцог неожиданно прервал тишину.

— Оливия? — произнёс он, смотря прямо на неё, будто забыв о присутствии других. — О чём вы сейчас думаете?

Девушка слегка пожала плечами, и, опустив взгляд, тихо сказала:

— Возможно, вы сомневаетесь в моих словах… но я знаю способ проверить всё. Мне кажется, я могу привести вас к заговорщикам.

Граф Дюк уловил, как изменилось лицо герцога. Та уверенность, что всегда скрывалась за его сдержанностью, на миг уступила место сомнению. Он задумался — по-настоящему, глубоко, как человек, привыкший держать под контролем весь мир, но внезапно оказавшийся перед сложным выбором.

Дюк вздохнул и решил положить конец этой неправильной для всех линии.

— Герцогиня Терранс, — произнёс он, сухо и сдержанно, — вы сделали всё, что могли. Дальше мы сами решим, как поступить.

На мгновение лицо Оливии дрогнуло. В её глазах мелькнула обида — искренняя, почти детская. Она посмотрела на графа с таким выражением, будто именно он нарушил хрупкий порядок вещей, изгнав её из круга, где она, по её мнению, имела полное право быть.

— То есть, в хозяйстве, по-вашему, я могу принимать решения, — её голос стал твёрже, в нём зазвенела сталь, — а вот здесь — нет?

Граф почувствовал, как этот яростный взгляд буквально пронзает его. Он хотел было заверить её, что он так не думает.

Но Оливия наклонилась к мужу так близко, что её шёпот был едва слышен — графу пришлось напрячь слух, чтобы уловить слова.

— У нас есть идеальная жертва слухов, муж и его бывшая любовница, — произнесла она заговорщическим тоном. — Скоро в замке будут праздновать пир в честь Карла Великого. Скажите, какой повод для пересудов возникнет, если герцог будет танцевать не со своей женой? Какой соблазнительный шанс откроется у тех, кто ищет предлог навредить вам?

Она сделала паузу, посмотрела на графа Дюка так, будто ждала подтверждения, а затем, ещё более тихо и серьёзно добавила:

— Это наш лучший шанс, не правда ли?

Утром после бала граф Дюк заметил леди Оливию Терранс — одну, идущую к саду. Она казалась хрупкой, как фарфоровая фигурка, но держала осанку так уверенно, что каждый её шаг звучал твердо и четко; приподняв подбородок, она напоминала воробья, который готов дерзнуть и отнять хлеб у вороны.

Дюк невольно сравнил её с леди Бриджит и убедился: разница бросалась в глаза. Оливию он уважал — за умение держать себя, за управленческую хватку, за находчивость и трезвый расчёт, который редко встречался при дворе. В Бриджит же он видел иную природу: ту, что легко уступит, если выгода окажется соблазнительнее чести.

— Не думал, что вы такова, — произнёс он тихо, вынуждая девушку остановиться. В его голосе звучала искренняя насмешка, но и немного любопытства.

Оливия на мгновение замерла, затем, чуть вздернув нос, оглянулась по сторонам — черты её лица заострились, взгляд стал внимательным и бдительным, как будто она проверяла, насколько безопасно им вести разговор.

— Я думал, вы более принципиальная, — сказал граф, медленно приближаясь, будто пытался прочитать выражение её лица.

— Вы о том, что я не хочу наказывать глупую девчонку? — спокойно ответила Оливия, не оборачиваясь. — Поверьте, она и так наказана.

Граф Дюк прищурился, всматриваясь в неё с лёгким недоверием, как будто пытался понять — лжёт она или действительно верит в свои слова.

— Она маленькая и эгоистичная, такая же, как её брат, — произнёс он холодно.

— Ох, — вздохнула Оливия, чуть качнув головой, — я слышала это от вас уже не раз. Но если бы вы хотя бы на миг забыли о своей неприязни к Феликсу, вы бы заметили кое-что другое. Ариана влюблена в вас.