Вскоре небо прояснилось, ливень закончился, и я, недолго раздумывая, велела своим сопровождающим подготовить лошадей для прогулки. Несмотря на настойчивые попытки моей преданной охраны отговорить меня, мы всё же выехали из дома.
Я нарочно направила лошадь в сторону королевского замка. Полпути мы ехали молча, пока один из людей герцога, заметно нервничая, не заметил, что нам бы пора возвращаться — дескать, слишком далеко от дома.
— Отнюдь, — ответила я с самой невинной улыбкой. — До замка куда ближе, чем обратно. Не лучше ли нам направиться туда?
Спорить со мной было бесполезно. Решение принято, и даже сам король, не смог бы уговорить меня свернуть с намеченного пути.
Дорога к замку из-за погоды и размытой дороги показалась долгой — и это к лучшему. У меня было время остаться наедине с мыслями, отпустить раздражение. По мере того как размеренный ритм копыт убаюкивал, я постепенно успокоилась и начала переосмысливать всё, что случилось в последние дни.
Я поняла: требовать от Феликса полной откровенности несправедливо, когда сама прячу от него правду о своём даре. Так просто не может продолжаться — не должно. Эта мысль, впервые прозвучав в голове, словно стала начальной точкой моих размышлений.
К тому моменту, как замок показался впереди, я уже знала, что делать. Завтра, отдохнувшая и собранная, я пойду к герцогу. Расскажу ему о своём даре — спокойно, без страха — и я попрошу мужа сохранить это в тайне от Его Величества, избавить меня от дальнейшей службы.
А если он примет это, поймет меня… если всё пройдёт благополучно, быть может, я решусь поведать ему и о том, что помню другую жизнь.
Когда я въехала во двор замка, уже смеркалось. Последние лучи солнца тонули за башнями, оставляя после себя лишь алые отблески заходящего солнца на мокрых плитах. Воздух был тяжёлым, влажным, запах сырости и холод проникали сквозь одежду, заставляя меня укутываться в плащ.
У ворот стояли стражники — напряжённые, угрюмые. Никто не спал, не звучали шутки, нервная охрана оглядывалась по сторонам, проверяя прибывших одновременно с нами.
Один рыцарь сжимал копьё так крепко, что побелели костяшки пальцев, другой — то и дело поправлял ремень доспеха, хотя тот сидел идеально. Казалось, никто не находил себе места.
Люди во дворе двигались быстро, но как-то неестественно — с той натянутой поспешностью, за которой скрывается страх. Никто не задерживал взгляд, не здоровался первым. Слуги, заметив меня, почтительно кланялись, но тут же спешили дальше, будто боялись, что их застанут без дела.
Из конюшни доносилось нервное фырканье. Лошади били копытами по камням, мотали головами, их глаза блестели в полумраке — настороженно, почти дико.
Когда мы остановились во дворе, ко мне тут же подбежали двое слуг, чтобы помочь спуститься с лошади. Я позволила им это сделать — ноги едва держали после неудобной дороги, да и платье прилипло к сапогам от сырости.
— Эва, — обратилась я к своей спутнице, — попроси слуг подготовить мне ванну. И сразу иди к себе. Тебе тоже не помешает отдохнуть.
Бедняжка выглядела вымотанной. Я знала, насколько тяжёлым оказался для неё этот путь. Эва никогда не любила верховую езду — в седле она сидела неловко, словно боялась лошадей. И этот страх сковывал её движения, мешал ей двигаться вместе с лошадью, девушка не получала никакого удовольствия от езды.
Пожалуй, сегодня ей досталось куда больше, чем обычно. — отметила я, чувствуя свою вину.
Главному сопровождающему, который уже направился в сторону внутренних ворот, я передала короткий приказ:
— Уведомьте герцога о нашем прибытии. И добавьте, что я также прибыла в замок, но к ужину в общий зал не спущусь. Устала.
Он почтительно поклонился, и я, не дожидаясь ответа, направилась к входу через двор. Казалось, даже мои кости промокли и продрогли. Без горячей воды я, наверное, просто расклеюсь, рассыплюсь на мелкие части.
Проходя по двору, я заметила корзину с овощами, одиноко стоявшую у стены. На ходу взяла одну морковку— яркую, влажную от недавнего дождя — и невольно вспомнила о своей лошадке, что так бережно доставила меня сюда.
Ну что ж… Пять минут ведь ничего не решат, — подумала я, разворачиваясь и направляясь обратно.
Внутри конюшни пахло сеном, влажным деревом и тёплым дыханием животных. Факелы у стены потрескивали, бросая мягкий свет на стойла. Моя кобыла стояла спокойно, опустив голову. Я подошла ближе, чуть поклонилась ей — лёгким движением головы, словно выражая благодарность, — и протянула ладонь с угощением.
— Умница, — прошептала я, поглаживая гладкую шею.
Она приняла морковь с достоинством, лениво жуя, а потом мягко ткнула меня носом в плечо, требуя продолжения ласки. Я улыбнулась — я чувствовала себя так спокойно и хорошо, по-настоящему наслаждаясь жизнью.
И вдруг — тихий, но отчётливый скрип. Деревянная половица, хоть и застеленная соломой, предательски прогнулась под чьим-то весом. Я решила, что это соседний конь шевельнулся, но всё же повернула голову, отвлекаясь от своей лошадки.
— Здравствуйте, лорд Дербиш. Не ожидала встретить вас в конюшне, — произнесла я с лёгкой улыбкой. — Вы у меня ассоциируетесь скорее с теплом библиотеки и запахом старых книг. Надеюсь, не обидела вас этим сравнением.
Я снова повернулась к своей лошади и мягко провела рукой по её гриве.
— Нет-нет, что вы, — поспешно ответил он. — Напротив, я рад вас видеть.
Писарь его величества сделал ещё один шаг вперёд — слишком быстро, слишком близко. Теперь между нами оставалось едва ли полтора шага.
Я всмотрелась в его лицо. Прежней жизнерадостности не было и следа: кожа землистая, под глазами — тёмные круги, а на лбу пролегли глубокие морщины. Синеватая вена под кожей пульсировала нервно и часто, казалось, что он давно не знал покоя. Друг выглядел уставшим, измученным… и чем-то напуганным.
— Я очень рад, что встретил вас именно здесь, — произнёс он, и его рука легла мне на плечо. Прикосновение было грубым, странным — в нём чувствовалось напряжение, словно он пытался удержать моё внимание силой.
— Лорд Дербиш, — я нахмурилась, — вы в порядке? Вам нехорошо?
— Оливия… вам нужно знать, что происходит, — прошептал он, наклоняясь ближе. Голос лорда Дербиша звучал хрипло, почти заговорщически.
Его руки легли мне на плечи — обе сразу, крепко, почти властно. За спиной я ощутила холод дерева: ограждение стойла не давало отступить ни на шаг. На мгновение я почувствовала себя в ловушке. Дёрнув плечом, я попыталась высвободиться, но он не отпустил.
— Что происходит, лорд Дербиш? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя сердце забилось чаще. Его поведение пугало.
— Ваш муж… — он сделал короткую паузу, словно собираясь с духом. — Ваш муж и маги Его Величества устроили настоящую охоту. Охоту на тёмных магов.
Его пальцы вдруг коснулись моей щеки, скользнули по коже — движение было странное, почти ласковое, но от него пробежал холодок по спине.
— Люди вашего мужа получили разрешение короля на любые действия, — продолжал он торопливо, будто боялся не успеть договорить. — Они обыскивают замок, покои господ, даже городские дома. Уже идут аресты. Людей хватают, уводят на допросы…
Я смотрела на него во все глаза, не в силах осознать услышанное. Всё звучало как бред, как нелепая страшилка, рассказанная в полутьме.
— Вы же не думаете, что ваш муж, занимая такую должность, остаётся добрым и невинным человеком? — прошептал он, обхватывая ладонями моё лицо.
Я застыла. Не понимала, чего он добивается — ответа, сочувствия или страха. Его близость была неуместной, а слова — опасными. Но в его глазах пылало что-то такое, что не позволяло ни поверить, ни оттолкнуть его.
— Оливия! — воскликнул лорд Дербиш, и его голос прозвучал почти истерично. — Ваш муж, вместе с магами короля, устроил охоту на таких, как мы!
Он говорил прямо мне в лицо. Его дыхание обжигало щёки, и я почувствовала, как пальцы на моих плечах сжимаются всё сильнее. Он дрожал — не то от страха, не то от ярости — он тряс меня, и каждый рывок будто выбивал воздух из моей груди.