— Вы справились отлично, — сказал он наконец, слишком спокойно, будто читая доклад. — Я пришлю вам ещё одну записку. Мы с вами увидимся снова. Но, госпожа Форш, вы никому никогда не скажите ни о вашем даре, ни о ваших разговорах со мной? Даже вашему мужу, ясно?

Это звучало не как признание моих сил, не как похвала — а как распоряжение. Как новый приказ.

— И, Оливия… простите меня, — добавил он вдруг, едва заметно задержав взгляд на моём лице.

Я замерла, не понимая его слов. Простить? За что? За то, что довёл меня до дрожи? За то, что едва не заставил выпить яд? Признаться, мне и самой было любопытно — где предел моего дара. Но вместе с этим росло возмущение: он ведет себя слишком резко, слишком опасно.

Я выпрямилась, заставляя голос звучать твёрдо, почти вызывающе:

— Яды запрещены во дворце, ваша светлость. Избавьтесь от этой дряни. — я бросила слова нарочито холодно, словно ставила точку.

В его глазах что-то мелькнуло — то ли усмешка, то ли усталость. Но он ничего не ответил.

Как только за Оливией закрылась дверь, Феликс опустился в кресло, устало выдохнул и по привычке провёл ладонью по волосам. На столе всё ещё стояли кубки, запах вина и трав неприятно щекотал ноздри, напоминая о только что произошедшем.

— Это было обязательно? — мрачно пробормотал он, глядя в пустоту. — Вот так обращаться с девушкой?

В углу кабинета тихо щёлкнул скрытый замок. Из потайного хода, словно из тени, вышел король Людвиг. Без короны, без мантии, в тёмном камзоле он выглядел скорее как охотник или наёмник, чем как правитель. Сев напротив, он пристально посмотрел Феликсу в глаза.

— Ты слишком мягок, кузен, — сказал он тихо, но в его голосе чувствовался металл. — Проверка должна была пройти именно так. Неужели тебе не показалось странным, что к тебе в кабинет заявила девушка, которая уловила опасность там, где пропустили все наши стражи.

— Я если честно думал, что она лгунья. — продолжал король. — И только в стрессовой ситуации дар раскрывается по-настоящему. А девушка, как я понял, определила слабый яд из первой пары, не захотела пить испорченное вино во втором наборе, и из двух сильных ядов выбрала тот, к которому противоядие лежит у тебя в шкафчике. Я вижу в этом потенциал. Это не просто чувство к ядам, это поиск лучшего решения.

Герцог нахмурился, в его взгляде мелькнуло раздражение.

— Ты заставил меня превратить её в подопытную крысу, Людвиг. Она могла пострадать. — Его голос прозвучал резко, но тихо, сдержанно. — Она пришла с предупреждением, рискуя своей репутацией, а мы встретили её подозрениями и ядами.

— Мы? Это ты. Ты встретил её так, мог бы быть с ней мягче. Улыбнулся бы. — Король усмехнулся уголком губ.

— Я сделал так, как ты хотел, Ваше Величество. — сказал Феликс, не скрывая раздражения.

— Предупреждение без доказательств — это просто слова. А слова ничего не стоят. Теперь у нас есть подтверждение, что у неё действительно есть сила. — Людвиг смотрел на герцога холодным взглядом. — И всё таки, Феликс, больше лояльности. Если бы я тем вечером, не сидел у тебя в кабинете, ты бы мне доложил о силе девушки, или нет?

— Нет, я бы сохранил тайну маленького талантливого мага для своих личных нужд. — ответил Феликс, не скрывая наглой усмешки.

Король часто позволял себе такого рода угрозы и подозрения. Феликс давно привык, и уже никак не реагировал. А иногда и сам получал удовольствие от подобных перепалок.

— Приступим к делам, Ваше Величество. Я лишь хотел вас предупредить… — со злостью и иронией сказал Феликс. — Ваша любовница и её отец оказались связанными с заговорщиками. Нужно быть внимательнее, разборчивее в связях. И всё.

Людвигу тоже было неприятно ошибаться в людях. И его уже мучало чувство вины, Элинор уже успела примерить несколько платьев, а лекари нашли следы яда в организме его будущей жены. Неприятно.

Феликс резко откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок.

— Ткань была отравлена особым веществом, — сказал Феликс, его голос прозвучал хрипло, будто сам яд стоял у него в горле. — Яд редкий, добывается только на территории Диких земель. Ядовитые лягушки выделяют его кожей.

— Как мои люди не заметили яд? — воскликнул Людвиг, в его голосе прозвучало сожаление.

— До этого момента мы проверяли только еду и оружие, искали яды в склянках, никто не обращал внимание на женский гардероб — спокойно ответил герцог, хотя в его глазах мелькнула тень раздражения. — Этот яд уникален. Его смог распознать только мой личный лекарь и… госпожа Форш.

Феликс откинулся назад, его взгляд стал холодным и тяжёлым.

— Яд бесцветен. Лишь лёгкий запах жжёного сахара, который способен уловить только опытный нос. Он действует медленно, постепенно проникает в тело через кожу. Три-четыре недели в таких платьях — и смерть. Мучительная, растянутая. Идеальное преступление. Связать смерть с тканями можно только через швей, которые к этому сроку уже закончат свою работу и уедут из замка. И когда их настигнет та же участь, они уже будут далеко. Связать смерть с тканями станет почти невозможно.

Людвиг нахмурился, в его глазах промелькнул огонёк заинтересованности.

— И госпожа Форш просто почувствовала неладное. И сама пришла к тебе, рискуя всем. Хм… любопытно. — Король поднялся со стула и прошёлся по кабинету, задумчиво скользя пальцами по спинке кресла. — Я хочу её себе на службу. Надо же, первая женщина у меня на службе. Завтра нужно подготовить приказ, и потом объявим.

Феликс резко поднял голову, его челюсти сжались.

— Ваше Величество, ты торопишься. — В его голосе звенела сталь. — Если вы объявите, что при дворе есть маг, способный находить яд или чувствовать угрозу, её убьют. Не ядом — стрелой или кинжалом. Она станет мишенью.

Людвиг остановился, обернувшись, он дал Феликсу возможность продолжить.

— Никто не отменял слабость после применения магии. Пользоваться даром постоянно ни один маг не сможет. Сила измотает её. Девушка, правда, может нам помочь в делах — но следить за всеми ежедневно, всё время быть на чеку ей не под силу. Если её использовать, как ты хочешь, — мы потеряем её быстрее, чем успеем получить пользу. — продолжал герцог.

Молчание повисло между ними, тяжёлое, как камень.

Король прищурился и, наконец, кивнул, будто соглашаясь с доводами Терранса:

— Значит, мы оставим девушку здесь. Под другим предлогом. А пока, Феликс, проследи за ней. Теперь выживание госпожи Форш в замке твоя забота.

Я тихо кралась в свои покои. Не зажигая свечей, я надеялась проскользнуть к себе, лечь в постель, дождаться прихода мужа. Но, переступив порог общей гостиной, я застыла.

Форш сидел в кресле. Его лицо, наполовину скрытое тенью, было перекошено гневом.

— Как ты можешь… — его голос был хриплым от вина. — Нам всегда говорили, что у женщин натура слабее. Но ты, Оливия… ты превзошла любые доводы.

Он поднялся, пошатываясь, и тяжёлым шагом подошёл ко мне. От него пахло вином и травами. Он схватил моё лицо пальцами, больно сдавливая щеки так, что я не могла даже вдохнуть.

— Мы пойдём в храм. Ты будешь вымаливать прощение, пока голос тебя не покинет. Ты будешь замаливать свои грехи, слышишь⁈

— Отпусти меня, — выдохнула я, с трудом освобождаясь от цепкой хватки. — Я сделала это ради себя. Ради своей души и твоей! Считай, ради нас!

Его глаза вспыхнули ненавистью. Он не слушал. Словно мои слова были лишь пустым звоном.

— Ради меня? — прорычал он. — Ты смеешь оправдываться? Лгать мне? Убегать по ночам? Ты опозорила меня, Оливия!

Впервые в моем присутствии этого человека обуял гнев такой силы, что вены пульсировали на шее. А я злилась, как он может винить меня в том, что я хотела спасти другому человеку жизнь.

И я точно не собиралась за это вымаливать прощение в храме.

— Я не буду с тобой разговаривать, пока ты такой. Поговорим утром.

Я развернулась и собралась покинуть комнату. Но он словно дикий зверь, подскочил ко мне, дернул за руку так, что я потеряла равновесие и ударилась о дверь. Он продолжал кричать на меня, и тряс меня за плечи, а у меня лишь звон стоял в ушах.