Когда я брала чашку в руки, мне хотелось, чтобы пальцы не дрожали. Я пила чай с вежливой улыбкой, перебрасываясь парой слов с ближайшей дамой. И мысленно задавалась вопросом, не мог ли граф Дюк быть любовником моей сестры, герцогини в прошлой жизни?

А граф Дюк всё продолжал улыбаться, будто знал, что он привлекателен. Но я старалась о нем не думать.

Когда стол опустел от первых блюд, и разговор принял более спокойный, неторопливый оборот, я решила перейти к делу. Я аккуратно поставила чашку на блюдце, откинулась чуть назад, позволив себе более деловой тон.

— Граф, я не могла не заметить, насколько ухожены ваши земли. Зелёные поля, исправные дороги… скажите, как вам удалось добиться такого порядка? Особенно в сельском хозяйстве. У нас — не хватает рабочих рук, урожайность падает.

Он откинулся в кресле, небрежно, но с достоинством. Уголок его губ тронулся лёгкой, почти мальчишеской улыбкой.

— Ах, сельское хозяйство… Я обязан этим не себе. Мой дядя, младший брат покойного отца, был, как бы это сказать… помешан на эффективности. У него была одержимость — заставить землю работать лучше, чем она сама того хотела бы.

— Благороднейшая цель и неожиданный интерес к хозяйству, — заметила я, приподнимая брови от удивления. Странная цель для младшего сына графа. Ни оружие, ни дипломатия, ни даже юриспруденция.

— Безусловно. Но он был упорен. Первое, что он сделал — придумал усовершенствованный плуг. Простое, казалось бы, изменение угла и формы лемеха, а производительность выросла на треть. Родственники смеялись над ним, пока не увидели результаты.

Я слушала, склоняя голову чуть вбок. В голосе графа чувствовалась гордость, и, кажется, даже глубокая благодарность дяде за труд.

— После этого, — продолжил он, — дядя начал собирать вокруг себя мастеров, кузнецов, даже одного чудаковатого мага, который попытался заставить навоз светиться, чтобы удобрения видно было в темноте. Неудача, разумеется, — добавил он с улыбкой. — Но из этой затеи выросла настоящая мастерская. Сейчас у нас есть небольшое производство — всё ещё для нужд наших деревень, но часть плугов и сеялок уже готова к продаже. Мы начинаем потихоньку торговать с югом.

Я кивнула, пряча искру зависти.

— Позвольте вам показать, — вдруг предложил он. — Не всё сегодня, конечно. Но я бы с удовольствием устроил вам экскурсию в поля. Думаю, и вам, и вашим людям будет интересно.

Он взглянул на Леннокса и Эву, и та, неожиданно для себя, слегка покраснела, поймав его взгляд. Все таки граф очень обаятельный мужчина. Как так получилось, что в прошлой жизни я не слышала сплетен во дворце о нем, не замечала его лично. Хотя раньше мы и трех минут не провели за беседой.

— Если вы не возражаете, конечно, герцогиня. — граф снова привлек мое внимание.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как тёплый чай успокаивает внутреннюю тревогу. Это было то, зачем я приехала. Союз. Опыт. И, возможно, кое-что большее, как торговые отношения — но пока пусть это будет просто интересом к сельскому хозяйству.

— Напротив, граф. Я с удовольствием приму ваше предложение.

Нам пришлось остаться на ночь и расположиться в замке графа. Эву я предусмотрительно оставила ночевать в своей комнате, а господин Леннокс расположился в крыле для рыцарей и слуг в стороне от помещений господ.

На следующее утро, когда роса ещё не успела полностью сойти с травы, мы с графом шли бок о бок по его землям. Позади, на разумном расстоянии, следовали Леннокс и Эва. Служанка шла молча, напряжённая, как всегда в чужом месте, но зоркая. Леннокс сдержанно наблюдал, но не вмешивался. Поля простирались перед нами — ровные, ухоженные, щедро покрытые зеленью.

Граф шёл рядом, чуть впереди, указывая на различные участки земли, где уже вовсю работали его крестьяне. Он рассказывал о порядке смены культур, о сеялках с регулируемой глубиной, о механизмах, что могли бы сэкономить полдня работы при сборе урожая. Он был действительно умен. И, что ещё хуже — обаятелен.

— Всё это можно было бы внедрить у нас, — заметила я. — Плуги, сеялки, даже структура полей. Мои люди многое бы почерпнули. Скажите, граф, могли бы вы продать нам хотя бы тридцать плугов и столько же сеялок?

Он повернулся ко мне, как будто ждал этого вопроса.

— Тридцать и тридцать? — переспросил с ухмылкой. — Моя дорогая герцогиня… в знак признательности за ваш визит — я просто отправлю их вам. В подарок.

Я остановилась и спокойно посмотрела на него.

— Нет, милорд. Я хочу оплатить ваши изобретения. Пришлите счёт. Мои финансы позволяют, а гордость просит об этом.

— И всё же… — он медленно подошёл ближе и подал мне руку, чтобы помочь пересечь неглубокую канаву. Я колебалась мгновение, но взяла её — и сразу почувствовала, как он чуть дольше, чем следует, задержал мою ладонь.

Мы шли дальше, и каждый раз, когда он подводил меня к какому-нибудь интересному участку или устройству, он то придерживал меня за локоть, то кланялся слишком близко. Я чувствовала его взгляд — слишком внимательный. Сначала — в глаза, потом — ниже. Он заглядывал мне в вырез платья с тем самым выражением, какое носят ухоженные хищники в приличной маске.

Когда он снова наклонился ко мне, под предлогом показать, как устроена сеялка, и коснулся моего локтя с небрежной, но уверенной лаской, я выпрямилась, отстранившись чуть сильнее, чем было нужно. Взгляд мой стал холодным.

— Милорд, — сказала я тихо, но отчётливо, — Я не показывала вам свое расположение и не давала «подобные» намеки. И я надеюсь, вы не хотите нанести оскорбление мне?

Я смотрела на него с немым укором, ожидая ответа, он в свою очередь изучал меня, вглядывался в глубь моих глаз. Мне казалось, что он принимает какое-то решение, взвешивает факты.

— Если вы в сговоре с вдовствующей герцогиней, прошу вас, выберите сторону с умом. — я решилась проверить уж совсем не реалистичную версию.

— Вы красивый, мужественный и весьма умный человек. За вас, простите за прямоту, любая красотка пойдёт хоть замуж, хоть без. И определённо, вы можете привлечь леди моложе и привлекательнее меня. Вам же не нужны проблемы с герцогом или мной. Особенно с герцогом. — продолжала я.

Он замер, всё ещё держа меня за локоть. Я смотрела на него прямо.

— Поэтому, пожалуйста, объясните своё внимание. — сказала я с нажимом, добавляя твердость моему голосу.

Он медленно отстранился, опустив взгляд.

— Простите, герцогиня. Я... увлёкся. Вы, как вы правильно заметили, умны. Владеете собой. Приехали одна, справляетесь с управлением… И, быть может, я слишком много позволил себе надумать. Это моя ошибка.

— Да, и вы меня выставляете в невыгодном свете, — добавила я мягко, но твёрдо. — А я ничего дурного вам не сделала. Правда же?

— Вы правы, — ответил он, уже более сдержанно. — И нет, я не выбирал сторону вдовствующей герцогини. Я не хочу чинить вам никаких проблем. Наоборот. Я очень хочу извиниться перед вами, я правда позволил себе многое. Я даже… хотел бы сделать вам ещё один подарок — чисто из уважения и надежды сохранить нашу дружбу.

— Давайте без подарков, милорд, — остановила я его спокойно.

Я была так напугана поведением графа, своей нервозностью, и уже жалела об этой поездке. Леннокс наблюдал за мной, хотя в его верности я не сомневалась. Эва смотрела на графа с недоверием. Мне казалось, что все вокруг ждали моей ошибки.

Когда знаешь, что в будущем герцогиню обвинили в прелюбодеянии, невольно начинаешь бояться повторения истории. А поведение графа Дюка так и кричало, что он готов занять эту роль — любовника герцогини.

Сейчас у меня редкое преимущество — я старше. За моей спиной годы, полные интриг, ошибок и наблюдений. Я уже не та наивная Оливия, которой когда-то легко вскружило бы голову такое внимание. Но даже теперь становится не по себе при мысли: как справилась бы с этим та, прежняя я? А Селия? Она, может, знала больше о любви и интригах … но была ли готова к такой игре?

Непосредственно перед отъездом я всё же решилась на разговор. Мы остались наедине в кабинете с приоткрытой дверью. По ту сторону стены ждали Леннокс и Эва — они видели всё, но не слышали ни единого слова.