— Это первый этап пилотного проекта будет, — продолжил Романов, — а в качестве второго этапа предлагается разделение по национальностям… вы же не хуже меня знаете, что кроме дедовщины Советская армия страдает еще и от так называемого землячества, да?

— Конечно, товарищ Романов! — выбрал типаж доблестного, но тупого служаки Босов.

— В первую очередь из вашей дивизии будут отсортированы граждане кавказских республик, от них в основном и идет это нездоровое землячество, знаете, наверно, и сами про это?

— Так точно, знаю, товарищ Романов, — продолжил играть роль тупого вояки генерал.

— И еще один немаловажный этап военной реформы будет заключаться в насыщении офицерства политработниками, надо будет увеличить их штат минимум вдвое.

— Григорий Васильевич, — наконец перешел на свой обычный режим Босов, — вы же наверно не хуже меня знаете, что такое политработник в современной армии…

— Ну расскажите, — искренне заинтересовался Романов, — про замполитов, с большим интересом послушаю.

— Дармоеды это, скажу прямо, — начал рубить с плеча генерал, — толку с них ноль, если не меньше. Зачем штат дармоедов увеличивать, я не понимаю…

— Новые замполиты будут немного другие…

— И где же возьмутся такие?

— В КГБ, где же еще, — улыбнулся Романов, — в третьем главном управлении — слышали про такое?

— Особисты… — с непонятным выражением лица протянул Босов, — ну может быть, может быть…

— Хорошо, основные моменты мы с вамиобговорили, а сейчас я хотел бы поговорить с этим солдатом-первогодком, который расстрелял своих сослуживцев… надеюсь, он у вас в части еще находится?

— Так точно, — опять взял под козырек генерал, — на гауптвахте содержится, ждет военно-полевого суда.

— Вот и проводите меня к нему, — поднялся генсек, — побеседую с подследственным военнослужащим.

Тут уже генерал ничего не сумел высказать, а просто указал направление, в котором Романову надо было двигаться, чтобы попасть на гауптваху.

— Расскажите в двух словах, что это такое, гауптвахта? — попросил генсек по дороге.

— Конечно, Григорий Васильевич, — генерал нащупал дно омута, куда он залетел, и начал выражаться вполне простонародно, — это слово немецкое, в переводе означает «главный караул»… знаете, наверно, гауптбанхоф — это главный вокзал, а гауптман это звание такое у немцев, соответствует нашему капитану.

— Это я знаю, — одернул его Романов, — давайте ближе к теме.

— На гауптвахту в Советской армии определяют бойцов, нарушающих правопорядок в части — за самоволку туда сажают, за распитие алкогольных напитков и за прочие нарушения. Убийство военнослужащих это отдельная и очень редкая статья, за которую туда попадают — по ней так вот и залетел наш рядовой Вострецов буквально неделю назад.

— Что она представляет собой, эта ваша гауптвахта? — поинтересовался генсек.

— КПЗ видели? — спросил генерал, — так вот гауптвахта ничем он него не отличается.

— Хорошо, в целом понятно… — сказал Романов, — давайте мне вашего Вострецова.

Прапорщик, охраняющий вход на гауптвахту, отдал под козырек и пропустил двух страшных визитеров внутрь каменного строения, где пахло какой-то тухлятиной. Романов поморщился, но прошел внутрь… после двух поворотов и трех зарешеченных дверей прапорщик, предупрежденный о визите, указал на железную дверь с номером 13.

— Несчастливый номер, — заметил Романов, — но лично для меня он всегда был удачным. Помню, как в нашем техникуме вытаскивал его, экзамены всегда хорошо заканчивались.

— Вот подозреваемый Вострецов, — пропустил слова Романова мимо ушей генерал, — можете с ним беседовать… прапорщик проконтролирует.

— Спасибо, не надо, — откликнулся генсек, — я как-нибудь сам разберусь.

Романов зашел в камеру, где в углу на опущенной койке сидел какой-то весь синий и спущенный, как воздушный шарик, рядовой с содранными погонами. Генсек сел рядом с ним на кровать и начал беседу.

— Тебя как зовут-то боец?

— Сергеем, — шмыгнул носом тот.

— Знаешь, кто я?

— Догадываюсь, — ответил тот, — главный по стране наверно.

— Угадал, — усмехнулся Романов, — ну расскажи свою историю — за что ты этих бойцов-то порешил?

— А они меня заставили сортир языком вылизывать, — шмыгнул носом солдатик, — чтоб там, значит, чисто было…

— Ну ты сам, наверно, себя поставил в такое положение, — ответил, чуть помедлив, Романов, — не смог постоять за себя в самом начале, вот они и стали на тебе ездить, так?

— Угу, — отвернувшись в сторону, высморкался боец, — наверно, все так, как вы говорите… но их же много и все здоровые, а я один и тощий…

— Да, это проблема… — покрутил головой генсек, — долго думал-то, прежде чем их пострелять?

— Недели две, — невесело откликнулся солдат, — последней каплей была угроза опустить меня следующей ночью…

— Это совсем нехорошо, — погрустнел Романов, — давай вот что сделаем — высшую меру тебе не дадут, это я тебе обещаю, как Генеральный секретарь, но лет 10–12 отсидеть все равно придется. На зоне сумей все же постоять за себя — лучше один раз потерпеть и не сдаться, чем потом много лет расхлебывать свою слабость. Родителям если есть что написать, пиши — я передам.

Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ

Директор ЦРУ Уильям Кейси назначил большое совещание на утро, в 9.30 по восточно-американскому времени. Собрались все начальники отделов и отдельные ведущие аналитики.

— Парни, — не смущаясь тем, что среди собравшихся было две женщины, — начал свою речь директор, — собрал вас с тем, чтобы выработать согласованную линию работы по Восточному блоку… надеюсь, все понимают, с чем это связано?

— Поясните, шеф, — поднял руку рыжий Джон Айртон, заместитель начальника русского отдела Макконахи, — чтобы не было недопонимания.

— Хорошо, — вздохнул Уильям, — поясняю… у нас сильно потеплели отношения с Советами и со всем их блоком еще при предыдущем президенте. А при нынешнем вообще начинается что-то вроде второго сезона разрядки — помните, что это?

— Конечно, Уильям, — за всех сказал Питер Хеннеси, ирландец и руководитель аналитического сектора, — семидесятые годы, договор о противоракетах, хоккейные матчи русских с НХЛ.

— Все верно, Питер, — кивнул ему начальник, — этот период, если мне не изменяет память, продолжался около 5 лет, с 72 по 76 включительно… ну или около этого. А потом в Белый дом заселился Картер и разрядка закончилась. Так вот — нам сейчас, по всей видимости, светит примерно такой же период потепления… до следующих выборов точно, а может и дальше. Это, естественно, не отменяет нашей работы против Советов, но вносит в нее некоторые особенности.

— Какие особенности? — спросил не терпевший неточностей Пол Кросби, начальник азиатского сектора ЦРУ.

— Разные, Пол, — усмехнулся директор, — большие и маленькие. Начнем с малых… крота из нашего ведомства наконец-то вычислили, слава богу, сейчас он работает под плотным контролем и передает на Лубянку только то, что подготовлено в русском отделе. Мистеру Макконахи отдельная благодарность за это.

— Да что я, — скромно ответил тот, разглядывая носки своих до блеска надраенных ботинок, — это Джон постарался.

— Значит, обоим вам выношу благодарность — премии получите в конце квартала. Еще одна проблема на наши головы свалилась… у кого в подчинении числится такой Илон Баскофф?

— У меня, — поднял руку все тот же Макконахи, — но он за штатом — сотрудник посольства в Ленинграде.

— У этого Илона шашни с дочкой Романова Натальей, — сообщил Кейси, — наверно, кое-кто про это уже слышал…

— Верно, — подал голос рыжий Джон, — я слышал — медовая ловушка во всей своей красе, захомутал он дочку Романова.

— Так вот… — Кейси сурово оглядел все собрание, — ловушки отменяются. Наш президент лично договорился с советским лидером, что эту пару никаким образом разрабатывать не надо. Жить они будут в Черногории, это одна из республик Югославии, если кто-то не знает… в местечке под названием Херцег-Нови… это берег Адриатического моря, модный курорт.