— Вы абсолютно правы, Григорий Васильевич, — быстро ответил тот, — надо вскрывать эту бетонную пробку, потом деактивировать заряд, после чего его можно будет выбросить — повторную активацию он не перенесет.
— А все это денег стоит, — продолжил свою мысль Романов. — Так что давайте так договоримся — этот заряд мы все же взорвем, но даю свое честное слово Генерального секретаря, что это будет последний ядерный взрыв на казахской земле. Так пойдет?
— Наверно так пойдет, — ответил за всех молчавший до сих пор Назарбаев, — слову Генерального секретаря мы привыкли доверять. А в дальнейшем мы как оформим эту проблему, можно поинтересоваться?
— Конечно, Нурсултан Абишевич, — кивнул Романов, — не позднее завтрашнего дня нанется вчерне оформление международного движения под условным названием «Невада-Семипалатинск». Из названия, надеюсь, понятно, чем оно будет заниматься…
— А контакты с американской стороной на этот счет были? — продолжил задавать вопросы Назарбаев.
— Да, — приукрасил ситуацию генсек, — не далее, как вчера, я говорил с новым президентом США Джорджем Бушем и затронул в частности и этот вопрос. На ближайшей встрече в верхах, а она состоится в феврале… надеюсь… эта тема будет одной из главных.
— Ну тогда все вопросы снимаются, — развел руками Сулейменов, — я, кстати, тоже с большим интересом понаблюдал бы за ядерным взрывом — где и когда такое еще увидишь? — буквально повторил он слова Романова.
И делегация отступила назад на километр, зайдя во врытый в землю наблюдательный пункт. Он, конечно, тоже немного напоминал финский дот, но в меньшей степени — амбразура у него была вытянута в сторону шахты, а внутри из удобство имелся даже диванчик в углу. Отопления, впрочем, тут предусмотрено не было, поэтому все, включая диван, было покрыто инеем.
— Пять минут до часа Ч, — сказал Славский, прослушав сообщения по носимой рации.
— Пять минут, пять минут, — само собой вырвалось из Романова, — пять минут не так уж много.
— Он на правильном пути, хороша его дорога, — подхватил Сулейменов. — Хороший фильм, раз десять его смотрел.
— Точно, — согласился Романов, — а Гурченко это наша Лолита Торрес — и играет, и поет на высоком уровне.
— Десять секунд до взрыва, — перебил их Славский и продолжил считать, — девять-восемь-семь-шесть-пять-четыре-три-два… отбой, — неожиданно будничным голосом прервал он обратный отсчет.
— Ну вот, — улыбнулся Романов, — в кои-то веки попал на испытания ядерной бомбы и так неудачно. Что там стряслось?
— Контрольный сигнал обратно не вернулся, — транслировал переговоры с Центром Славский, — что-то повреждено либо на линии, либо на конечном устройстве.
— Бардак, одно слово, — не выдержал Романов, — детский сад и штаны на лямках.
И в этот самый момент земля дрогнула у всех собравшихся под ногами, а диван так даже и подпрыгнул в воздух.
— Ну честное слово, бардак хуже, чем в сельском хозяйстве Нечерноземья, — вторично с большой экспрессией выразил свои мысли Романов, — а если б специалисты полезли в шахту выяснять, в чем тут дело — что тогда?
На этот вопрос никто не смог сформулировать ничего внятного, поэтому дискуссия завяла, как прошлогодние цветы. Вечером в единственной гостинице Курчатова за ужином Романов еще немного побеседовал с поэтом Сулейменовым.
— Олжас эээ… Омарович, — сказал он ему, вяло ковыряясь в тарелке с макаронами по-флотски, — а не пора ли вам выходить на новую, так сказать, околоземную орбиту? Вы же, если не ошибаюсь, первую свою поэму именно на эту тему написали?
— Точно так, Григорий Васильевич, — аж вспотел от напряжения Олжас, — она называлась «Земля, поклонись человеку».
— Вот-вот, — отодвинул Романов тарелку в сторону, — что вы забыли в Алма-Ате? Я, признаться, давно наблюдаю за вашим творчеством, — откровенно приврал он, — и думаю, что и в столице нашего государства вы бы не затерялись…
— Я тоже так думал, — еще раз вытер пот со лба Олжас, — но возможностей, увы, таких не имел.
— Похлопочу за вас, — покровительственно похлопал его по плечу Романов, — думаю, что в течение месяца вопрос решится в положительном смысле.
Ну вот, подумал Романов вечером в своем номере, одного оппозиционера я, кажется, нейтрализовал… надо еще с Чингизом Айтматовым разобраться…
Саммит на авианосце
Встреча в верхах между ведущими лидерами мира была согласована в рекордно короткие сроки — уже к середине февраля все вопросы были решены, и местом встречи был определен авианосец «Дуайт Эйзенхауэр», названный в честь главнокомандующего войск союзников на Западном фронте и впоследствии 34-го президента США.
«Теодор Рузвельт» и «Нимиц» были отклонены без обсуждения, а «Авраам Линкольн» и «Джордж Вашингтон», имевшие нейтральные ассоциации для советской стороны, к сожалению еще не были введены в строй и достраивались на стапелях компании «Хантингтон Индастриз» в штате Вирджиния. Таким образом, «Эйзенхауэр» прошел строгий отбор ведомственной комиссии. Советские же корабли аналогичного класса были, конечно, предложены — их на тот момент всего пять штук в строю числилось, а именно Киев, Минск, Новороссийск, Адмирал Горшков и Адмирал Кузнецов. Варяг и Ульяновск на текущий момент не были закончены постройкой. Но очень сильно наша сторона на двух Адмиралов не напирала, да и базировались они на Северном флоте, где погодные условия мало соответствовали теплой встрече в верхах.
В качестве места встречи согласовали побережье острова Мальта в Средиземном море — на аэродроме Ла-Валетты, столицы Мальты, приземлились оба борта, советский ИЛ-62 и американский Боинг-747. На авианосец руководители держав были доставлены вертолетами типа Апач с борта Эйзенхауэра. Охрана из девятки чуть с ума не сошла, решая вопросы безопасности советских лидеров, но в конечном итоге все решилось наилучшим образом, и никаких происшествий не случилось.
Авианосец типа Нимиц, если кто-то не знал, это необъятных размеров корабль со взлетной полосой на палубе. Длина его составляет 330 метров, ширина 45, осадка около 12 метров, а водоизмещение порядка 100 тысяч тонн. Это примерно, как четыре футбольных поля, состыкованных короткими сторонами. Апачи по очереди плавно опустились на палубу Эйзенхауэра, и высокие договаривающиеся стороны были сопровождены капитаном авианосца вице-адмиралом Уэйном Горовитцем в кают-компанию, где, собственно, и были намечены эти переговоры.
— Добрый день, мистер Романов, — Буш первым делом открыл бутылку с минеральной водой и налил себе полный стакан — видимо, у него случились какие-то проблемы с пищеварением.
— Рад видеть вас в добром здравии, мистер президент, — не остался в долгу Романов, также наливший себе минералки, — как добрались?
— Спасибо, все прошло без замечаний… как вам наше боевое судно? — задал Буш неожиданный вопрос.
— Впечатляет, — без доли иронии признался Романов, — огромная машина смерти… почти, как в вашем фильме про звездные войны — там была Звезда смерти, кажется…
— Смотрели «Звездные войны»? — удивился Буш.
— Да, все три серии… надо, знаете ли, изучать идеологию вероятного противника.
Буш чуть не поперхнулся от такой откровенности, но решил не педалировать этот вопрос, а свернул на наезженную тропинку.
— Я тоже недавно посмотрел одну русскую картину… со странным названием… «Иди и смотри» кажется…
— Сильная вещь, — кивнул головой Романов, — особенно меня впечатлили финальные кадры, когда партизан отказался стрелять в маленького Гитлера. Но давайте уже перейдем к повестке дня, если не возражаете…
Президент возражать не стал, члены делегации уселись на свои места по разные стороны длинного обеденного стола, и начались собственно переговоры.
— В повестке дня у нас три договора, — начал беседу министр иностранных дел Воронцов, — о запрете всех ядерных испытаний, о ракетах малой и средней дальности и о культурном обмене. С чего начнем?