— Куда едем-то? — прервала молчание Сахариха.

— Подальше отсюда! — заявил Жека. — Нам тот мужик, консул, сказал, что нам надо в приграничный город Слубице, который напротив Франкфурта-на-Одере. Туда и поедем. Но сначала надо убраться подальше отсюда. Могут искать.

— Далеко этот Слубице? — спросила Сахариха.

— Думаю километров 100–150, не больше, — уверенно сказал Жека. — Мы же почти всю Польшу проехали до западной границы. Через пару часов приедем, думаю.

Дорога, казалось, тянулась бесконечно. Встречных, да и попутных машин почти не было. Фары высвечивали деревья на обочинах, небольшие деревеньки, указатели направления. Романтика! И всё бы ничего, но спустя час езды зажглась лампа низкого уровня топлива и прозвучал сигнал — противный высокий писк.

— Тьфу ты чёрт! — чертыхнулся Жека. — Про бензин забыл совсем! Надо было при выезде из города заправить полный бак. А сейчас хрен знает, есть тут заправки или нет.

Через пять километров, когда машина уже начала чихать на поворотах, показалась наконец-то заправка. Рядом с ней то ли небольшая деревня, то ли посёлок. Посреди каменных домов с высокими двускатными крышами видно высокий шпиль костела, уткнувшийся прямо в небо, и видимый в тусклом свете уличных фонарей.

— Фига себе! — удивилась Сахариха. — У этих поляков в самой мелкой деревне есть церковь.

— И на Руси до революции так же было, Свет! — заверил Жека. — Потом коммунисты всё разрушили. Тут почему-то не разрушили — всё целое осталось. Ладно, чё вспоминать… Пойду посмотрю чё там насчёт бензина.

Недалеко от заправки была устроена стоянка для дальнобойщиков — рядком стояли громадные фуры, на которых из Германии везли товары в Польшу, Украину и Россию. Рядом со стоянкой расположены кафе и гостиница, горевшие яркими огнями. Из кафе доносились громкие пьяные голоса.

Жека на последнем издыхании подъехал к колонке, остановился, вышел и сунул пистолет в горловину бака. В офисе заправки горел свет, но никого не было видно. Жека присмотрелся — на топчане у стены спал толстый лысый мужик в замызганном рабочем комбинезоне. Жека постучал в стекло, но мужик продолжал храпеть, перевернувшись на другой бок.

— Эй, мужик! — громко крикнул Жека и рукоятью пистолета ударил по стеклу. Заправщик тут же вскочил, злобно уставился в стекло, что-то прошипев по-польски, но Жека показал ему стодолларовую бумажку, и мужик нехотя проковылял к столу, нагнулся, посмотрел, у какой колонки стоит машина, и нажал кнопку насоса.

Заправив полный бак, Жека закрутил пробку, закрыл лючок и собрался уезжать, как вдруг опять увидел заправщика. Тот вышел из своей будки и подошёл почти вплотную, рассматривая машину и кто приехал на ней.

— Чё зыркаешь? — недовольно спросил Жека. — Доллары дали тебе, иди нахер, спи дальше!

Однако у мужика, похоже, были какие-то недобрые намерения. Одну руку он держал за спиной, но когда Жека велел ему отвалить, выставил её вперёд — в ней был большой и тяжёлый гаечный ключ. Что-то прогавкав, мужик дёрнул рукой в сторону, типа, отойди от тачки.

— Да ты не охренел ли? — удивился Жека. — Ты на кого наезжаешь, курва польская?

Когда Жека назвал заправщика курвой, тот, видимо, понял, что речь идёт о нём, громко заорал и пошёл в нападение, размахивая ключом. Тот не стал связываться с ненормальным — на драку времени не было. Да и Сахариха рядом — неловко при любимой драться, как дешёвому гопстопу или рэкету, поэтому Жека вытащил пистолет и выстрелил мужику в лоб. Попал точно. А так как расстояние было приличным, около двадцати шагов, кровь, выплеснувшаяся из дыры во лбу, не попала на Жекину новую одежду. Это была несомненная удача!

На звук выстрела из кафе выбежала толпа пьяных дальнобоев, среди которых были довольно мускулистые парни, но Жека выстрелил в них три раза, пока в пистолете не кончились патроны, потом сел в машину, завёл двигатель и с визгом шин тронулся с места. Дальнобои, увидев, что в них стреляют, зассали. Кто бросился назад в кафе, кто лёг на землю, хотя Жека стрелял поверх голов — эти люди ему ничего не сделали пока, и убивать их не имело смысла.

Опять потянулась дорога, но машин тут уже было несравненно больше, чем там, откуда они приехали. В обоих направлениях тащились фуры. Всё больше у шоссе попадалось деревень и ферм — по всему видно, поблизости крупный город.

Через полчаса показались огни большого города, и Жека сердцем почуял, что это то, что им надо. Да и дорожные указатели говорили о том же. Пора избавляться от оружия. Остановившись на берегу небольшой речушки выбросил пистолет и нож — лишнее паливо было ни к чему, наверняка машину и вещи будут обыскивать пограничники. Если нужно, всем можно обзавестись на той стороне.

Дорога вывела на транспортную развязку, одно из направлений которой вело в город Слубице. Жека свернул на него и медленно покатил по городской улице, выискивая, где остановиться. Через несколько сотен метров дорога завела в старый квартал, где на одном из домов просто пылала синим неоном вывеска «Hotel». Вот и добрались…

Остановив машину на парковке, Жека с Сахарихой, усталые но довольные, что ещё один этап путешествия пройден отворили тяжёлую дубовую дверь отеля и вошли внутрь. В небольшом фойе горел неяркий свет. За стойкой дремал сонный метрдотель. Услышав что брякнул звонок на двери, он поднял голову и уставился на вошедших.

— Мы хотели бы номер на пару дней, — по-немецки сказал Жека, подавая паспорта. — Самый лучший, что у вас есть. Люкс.

— О, немцам тут всегда рады! — через сон заулыбался метрдотель. — У нас самый лучший номер для вас!

Через десять минут уже входили в громадный номер на втором этаже. Жека посмотрел на часы — примерно два часа ночи. В больших окнах видно море огней — несмотря на позднее время, в городе кипела жизнь. Сахариха подошла сзади и обняла Жеку, положив голову ему на плечо.

— Вот почти и всё, Свет, — тихонько сказал Жека, разворачивая и целуя подружку. — Осталось совсем немного…

На следующий день проснулись поздно, и сразу же отправились в душ, после которого опять был секс. Отдохнувшие молодые тела требовали своё жадно и ненасытно. А после секса жадно и ненасытно требовали пожрать.

— Пойдём похаваем чего-нибудь, — предложила Сахариха, надевая лифчик модного бренда «Секрет Виктории». — Ты обещал, как в Гермашку приедем, сосисками баварскими угостить.

— Свет, не баварскими, а франкфуртскими сосисками, с сыром, — возразил Жека. — Баварское это пиво!

— Мне плевать! — заявила Сахариха. — Пошли уже!

Вышли на улицу и только сейчас увидели, как прекрасен этот город. Он был невероятно красив и ярок, словно сошёл со страниц сказки. Даже красивее, чем Вроцлав. Мощёные булыжниками улицы с тротуарами; площади с каменными лавочками; стилизованные под старину фонари. Вывески на польском и немецком языках. Кажется, ещё немного, и из-за угла появится карета с какой-нибудь принцессой.

— Пойдём погуляем, найдём какую-нибудь харчевню, — предложила Сахариха, закуривая сигарету.

Погода стояла не по-осеннему тёплая, а может, такая и была здесь постоянно. Жека, глядя на зелёную траву и бегающих в лёгких куртках детей, вспомнил зимний Н-ск с морозом в минус тридцать пять, кучами снега на улицах, гудящей на полную катушку ТЭЦ и вонь от заводских труб. Даже поёжился от таких воспоминаний. Как будто из ада выбрался. Тут, конечно, тоже не сахар, как, наверное, и везде, но, по крайней мере, климат и погода лучше, чем в Сибири.

До сосисочной идти пришлось недолго — на каждой улице находились масса кафе и забегаловок, в том числе и летних, где кучковался народ, что удивило Жеку. В России такого рода общепит не был развит, поход в кафе в 1992 году был доступен единицам, а чтоб открыть летнее кафе, не могло быть и речи — досаждали бы бомжи, пристающие к посетителям, всякого рода алкашня и беспризорники. Глядя на европейскую сытость, Жека испытывал стыд за свою родину. И небольшую жалость, что не удалось до конца довести свои планы по улучшению жизни в родном городе. Сейчас придётся улучшать жизнь немецких бюргеров, которые и так как сыр в масле катались…