— Элла! — Райлен падает на колени рядом со мной и резко разворачивает моё лицо к себе, крепко удерживая его обеими руками. — Ты ранена? Я видел, тебя задело! Где?!

Я растерянно опускаю взгляд на свою руку, чуть ниже локтя — глубокая царапина пересекает ожог, оставленный быстро летящей горячей пулей.

— Пустяки, заживёт через полчаса, — ухмыляюсь я, осознавая, насколько мне повезло.

Заживёт, скорее всего, даже раньше.

Но Райлен не успокаивается. Вместо этого внимательно осматривает мою руку, а затем пробегается взглядом по дорожному платью, изучая каждую багровую каплю, пока не убеждается, что кровь не моя. Его дыхание тяжёлое, неровное, он действительно напуган.

— Строггнир тебя сожри! — выругался он низким, вибрирующим голосом, и, к моему полнейшему изумлению, ярл снова сжимает ладонями мои щеки, удерживая крепко, почти болезненно.

А затем его губы накрывают мои — горячо, безжалостно. Он целует жадно, требовательно, сразу же умоляя раскрыть губы своим языком, но через секунду что-то меняется.

Мозолистые, крупные мужские руки теперь держали моё лицо гораздо нежнее, а губы смягчились, окуная меня в водоворот диких ощущений. Он пил моё дыхание, иногда покусывая губу и оттягивая её, но делал это так горячо, сочно, нежно, но жадно, как у меня никогда не было. Его язык продолжал проникать между моих губ, требуя ответа.

Я просто растерялась. От невероятности этого поцелуя — такого умелого, чувственного, неожиданного. От своей собственной реакции. От острой, пронзившей меня электрической волны, что пробежала по спине, а затем разлилась лавой по венам, заполняя всё тело, делая его чудовищно чувствительным.

Это был он. Рей. Райлен.

Тот, с кем у меня был первый поцелуй. Тот, с кем мы когда-то, не понимая, что происходит и что мы делаем, осторожно изучали тела друг друга…

«Я не помню эту часть своей жизни. И не хочу помнить. Она меня не интересует.»

— Нет! — выдохнула я, тяжело дыша, с силой упираясь ладонями в его грудь, глядя в его шальные серые глаза, всё ещё полные тревоги, и влажные губы, к которым прилипла кровь.

Как же меня бесила собственная реакция.

Это всё потому, что так долго не было мужчины. Потому, что азарт битвы разжигает все инстинкты до предела.

— Нет, — повторила я.

— Конечно… Прости, не сдержался, — Райлен опустил руки мне на плечи — прикосновения, которые я позволяла раньше, но теперь они стали другими, почти успокаивающими. — Я был уверен, что ты серьёзно ранена. Почему ты вообще сюда сунулась?!

С величайшей осторожностью, словно я была на грани гибели, он помог мне подняться, в который раз внимательно осматривая, порой сжимая, будто боялся, что я могу исчезнуть.

— Вы должны вернуться, помочь остальным…

— Нет, — Райлен ответил так холодно и бескомпромиссно, будто даже не рассматривал этот вариант и не собирался его обсуждать.

— Я «вижу» их, я добралась сюда без единой царапины! Вы же сами видели! Из всех, кто здесь находится, у меня лучшие шансы, а остальным…

— Мне плевать, Элла, — перебил он меня, а потом, схватив за предплечье, потянул за собой — быстро, резко, не переставая осматриваться и вслушиваться в окружающие звуки. — Стоит тебе исчезнуть одной, без охраны, и я отправлюсь за тобой! Особенно если ты подвергаешь себя опасности.

Я едва не споткнулась от этих слов, набрала в грудь воздуха, чувствуя, как сильно хочу высказаться, но тут же подавила это желание. Он не был моим другом, с которым можно говорить открыто. От него зависело будущее моей семьи. Кто я такая, чтобы ему перечить? Даже с Иво я могла быть откровеннее.

— Что? — Райлен явно ждал моего ответа.

— Ничего, — покорно ответила я, чувствуя, как всплеск адреналина, что захлестнул меня в начале этой атаки, постепенно угасает, задавленный его присутствием и его стремлением ограничивать меня во всём, с чем он не согласен.

— Элла… — теперь ему не нравится уже моё молчание и покорность.

Вот что ему надо? Ему не нравится, когда я поступаю по-своему, и не нравится, когда я подчиняюсь.

— Элла, тебе не нужно волноваться о моей реакции. Ты можешь отвечать прямо, так, как разговариваешь с другими. Я не хочу быть ярлом, далёким от своих людей.

— Хорошо. Я считаю, что, учитывая вашу силу, неразумно бросать своих людей в опасности ради одной-единственной рабыни, от которой вы и сами не знаете, чего хотите, — спокойно ответила я.

— Поверь, я прекрасно знаю, чего от тебя хочу. Что же касается моих людей, то грош им цена, если они не способны справиться с кучкой безклановых разбойников. Им нужно привыкать действовать без меня.

Без него?! С чего бы это?

Райлен, посчитав разговор оконченным, вновь ведёт меня вперёд, но я резко останавливаюсь — я ещё не всё сказала.

— Оружие иных! Нужно забрать его, уничтожить. Вы сами видите, насколько оно опасно! — Я делаю шаг в сторону оставленных тел, надеясь заодно спрятать сгоревшее тело, но Райлен даже не дёргается — просто удерживает меня на месте.

А затем, к моему полнейшему изумлению, перекидывает меня через плечо, и у меня на секунду перехватывает дыхание. Когда я наконец прихожу в себя, обнаруживаю, что вишу вниз головой, беспомощная, как мешок с зерном.

Зато вниз по склону мы спускаемся за считанные минуты.

К счастью, перед тем как вернуться обратно, он всё же ставит меня на землю, но руки с моих предплечий не убирает. А, оказавшись среди своих, рявкает людям, чтобы они немедленно отправились за оружием иных и не смели возвращаться без всех пятерых.

***

Раненых было много, и по большей части они получили ранения от пуль — именно из-за атаки разбойников с оружием землян. Райлен был прав: с ближним боем воины справились и сами, без нашей помощи. Именно поэтому я не чувствовала особой вины, несмотря на то, что Густаву сильно досталось за то, что он не уследил за мной.

Во-первых, с Густавом я особо не дружила — наоборот, тихо злилась из-за того, что он ограничивал моё передвижение, иногда даже в таких простых вещах, как поход в туалет. А во-вторых, стрелков с самого начала следовало сделать приоритетной целью — воины не знали, как вести себя против них, и глупо подставлялись, просто из-за незнания.

Среди раненых оказались и Отто, и Дирк, а погибших было двое — из числа воинов Райлена. Их тела погрузили на одну из телег, сопроводив прощальными словами, с просьбой к предкам встретить их с почестями, достойными Воинов Севера.

Иво отсутствовал — он всё ещё собирал оружие землян, отправившись туда по собственной воле и горя бешеным энтузиазмом. После того, как он лично видел, что произошло в Клане Обречённых, он загорелся ещё большей ненавистью к иным.

И это заставило меня задуматься о том, кем были его родители, которых он не помнит. Как желтоглазый херсир оказался в рабстве вместе с Райленом? Мог ли он быть одним из тех диких детей, что рождались в пещерах погибшего клана?

— Откуда ты знаешь, что это такое? — спросил Отто, стиснув зубы, пока один из людей Райлена, молодой, но совершенно безэмоциональный воин по имени Ульф, чистым кинжалом расширял рану, а затем, поддев, ловко вытащил пулю.

Надо же, какой он рукастый. Артуру бы такого помощника… но, судя по лицу Ульфа, работа целителя его не интересовала. Куда больше он хотел сражаться, быть где-то рядом с Иво, отбиваясь от местных, если понадобится.

— Видела… раньше. По мне тоже стреляли, — ответила я Отто, умолчав об обстоятельствах.

— Дальше сама? — уточнил Ульф.

Я уверенно кивнула и тут же достала нитки, смоченные в вине, готовясь закрыть рану.

Отто, хоть и был напоён медовухой до такой степени, что почти ничего не чувствовал, время от времени тихо стонал от боли. Остальные смотрели на него с благоговейным ужасом — получить ранение от оружия иных казалось им страшнее, чем самые тяжёлые порезы от мечей и топоров.

Пока я возилась с друзьями, в голове проносились тревожные мысли: всё, что произошло здесь, — ужасный знак для будущего. Аборигены боялись оружия и технологий иных, отвергали их, но, судя по всему, дойдя до определённой степени отчаяния, были готовы забыть о своих принципах.