Ультрамариновые волны бережно и осторожно накатывали на разноцветный песок. Три луны бросали загадочные блики на тихие воды теплой лагуны. Из зарослей на берегу долетало негромкое щебетание птиц и доносились ароматы цветов, названия которым еще никто не придумал. И хотя существовала очень большая вероятность, что эта недавно открытая и пригодная для колонизации планета вскоре превратится в модный курорт наподобие Паралайза, пока этот берег был дик, безлюден и располагал для уединения.

Поэтому пока волны ласкали песок, а неведомые птицы пели серенады своим возлюбленным, человеческие тела тоже сливались в объятиях. И хотя ладони Командора давно покрылись каменной коркой мозолей и рубцами ожогов, во всей вселенной не существовало прикосновений более нежных, а ласк более желанных. Тусе хотелось любить все его тело, покрывать поцелуями каждый его шрам. В сладостном, блаженном упоении она изгибалась, как лозы здешних лиан, и волны наслаждения захлестывали обоих, казалось, заполняя всю лагуну. Им не требовались слова, они предугадывали малейшее желание, чувствовали каждый оттенок страсти.

А потом они бросались в воду и плыли наперегонки по пересекавшимся лунным дорожкам, нагие и счастливые, первые люди в созданном для них мире…

Туся открыла глаза и вновь сомкнула ресницы, пытаясь подольше продлить сладостное видение. В последнее время безжалостная память чаще отправляла ее обратно на Ванкувер, под бомбежки или в госпиталь, где раненые умирали у нее на руках. И это при том, что ни на одном из кораблей ни во время пути, ни на Лее, где они остановились для ремонта, пока не умер ни один из тех, кого из лагеря удалось доставить живым. Но эти сны Туся еще считала благом. Ибо видения, в которых она переносилась на фабрики «Панна Моти», сжимали ее грудь парализующим страхом, заставляя давиться беззвучным криком и просыпаться в слезах.

Интересно, а эта планета с разноцветным, сияющим в свете трех лун песком на самом деле существует? Впрочем, пока подсознание навевало грезы любви на фоне сказочной лагуны, у тела едва хватало сил, чтобы совершать элементарные перемещения по каюте.

Туся повернулась на другой бок и осторожно приподнялась на постели, стараясь не разбудить Арсеньева, который спал на койке у противоположной стены. При искусственном освещении его осунувшееся лицо казалось особенно бледным и сливалось с подушкой, если не считать рубцов и глубоких теней, залегших возле глаз.

Мишель оказалась провидицей. После схватки с эскадрой Альянса и перехода сквозь червоточину в ручном режиме он провел трое суток без сознания и теперь медленно восстанавливал силы. Туся чувствовала себя лишь немногим лучше. Когда после стыковки на Лее беспамятного и окровавленного Командора принесли из рубки в каюту, она по привычке попыталась метнуться в сторону ящика с медикаментами. Однако стены и потолок закачались перед ее глазами, а тело отказалось слушаться. Вернер сначала диагностировал у нее крайнюю степень переутомления, прописал усиленное питание, сон и покой. Потом более подробно проверил сердце, помрачнел и назначил ударную дозу медикаментов.

— Что же ты, девочка, с собой сделала? — белокрылой голубкой хлопотала над ней Мишель. — Даже когда тебя снимали с платформы, ты не выглядела до такой степени замученной и бледной.

Туся предпочла отмолчаться. Она исправно принимала все лекарства, спала по двенадцать часов в сутки, честно ела калорийные десерты, а половину циклопического размера стейков и бифштексов отдавала Командору, Клоду или Пабло. Барсы, впрочем, тоже страдали от гиперопеки, которой окружила их Мишель, и скармливали излишки Шусмику. Поэтому питомец набирал вес за четверых.

— Графиня готовит вас к чемпионату по сумо? — глядя на непосильные порции еды, с невозмутимым видом поинтересовался зашедший проведать боевых друзей капитан Минамото.

— Она просто строго выполняет врачебные предписания, — вступился за супругу Вернер.

— Странные обычаи у вас землян: еду принимать как лекарство, — настроив модулятор голоса, изрек Цоца-Цола, взиравший на нехитрую людскую трапезу, как на некое диковинное зрелище. — Это же сколько энергии вы тратите на расщепление белков?

— Лучше еда вместо лекарства нежели лекарства вместо еды, — с блаженной улыбкой добирая с тарелки остатки грибной подливки, заметил Слава. — Я лучше на метаболизм силы потрачу, чем буду всякой химией питаться, — добавил он, имея в виду привычку сильфидских гвельфов удовлетворять потребности организма в энергии с помощью высокотехнологичных концентратов.

— Зато сильфидские пилюли таскать намного легче, чем наш сухпаек, — вступился за гвельфа Петрович.

— И в трюме они куда меньше места занимают, — с улыбкой добавил Семен Савенков.

— Не пугайте меня так! — Слава поближе подвинул к себе тарелку, словно ее пытались отнять. — Может вы и своих пассажиров пилюлями кормите?

— Если бы кормили, возможно, на орбите от змееносцев отбиваться не пришлось, — заметил Арсеньев, которому нынешнее нездоровье досаждало больше всех тягот воинской службы.

— Вот именно, — в позаимствованном у землян жесте поднял непропорционально длинный указательный палец сильфидский гвельф. — Мы потеряли в скорости как раз из-за перегрузки, которой можно было бы легко избежать.

— И нарваться на самый настоящий бунт, — горячо возразил ему Слава. — Я бы первый взбунтовался, если бы после трех месяцев в окопах мне вместо отбивной таблетку предложили. А узники в лагере и вовсе жили в скотских условиях на хлебе и воде.

— Это и был главный аргумент нашей дорогой графини, с которым пришлось согласиться, — улыбнулся Семен Савенков. — Вернеру и так пришлось выдержать настоящую битву, пока он убедил жену оставить здесь на Лее половину припасов и кучу всякого непонятного шмотья.

— Не шмотья, а одежды, гигиенических принадлежностей, игрушек и других предметов первой необходимости! — возмущенно воскликнула вернувшаяся в каюту Мишель.

— Вроде приспособлений для татуажа бровей и игровых консолей, — с ласковой укоризной глянул на нее Вернер.

— Но сейчас все эти вещи пользуются повышенным спросом, а у визажистов и косметологов от клиентов отбоя нет, — пылко возразила супругу графиня.

— У пластических хирургов тоже, — обменявшись выразительным взглядом с Арсеньевым, добавил Вернер, вспоминая женщин и детей с обожженными или посеченными осколками лицами, искалеченных бойцов, которым требовался длительный курс лечения. — А уж про психологов я просто молчу. Тут каждому, от младенцев до стариков, нужна длительная реабилитация.

— Поэтому я и привезла сюда это, как вы сказали, непонятное шмотье, чтобы у психологов было поменьше работы, — пояснила Мишель. — Для того, чтобы вернуться к нормальной жизни, мало почувствовать себя в безопасности, сытости и тепле. Мало залечить раны и увидеть живыми родных и близких, — она указала на капитана Минамото, который по сей день, кажется, боялся, как бы обрушившееся на него счастье не оказалось всего лишь сном. — Люди хотят снова стать людьми, заново вспоминают простые радости. Для кого-то это улыбка ребенка, получившего яркую игрушку. Для кого-то — новая прическа жены. А для кого-то возможность разбить змееносцев хотя бы в виртуальном мире.

— Целительную силу покоя и сна тоже никто не отменял, — осторожно обнял за плечи этот фонтан красноречия Вернер. — Особенно для моих здешних подопечных. Маргарите, Клоду и Алексу пора отдыхать. Думаю, на сегодня им достаточно визитеров.

Граф Херберштайн отнюдь не лукавил, говоря о необходимости отдыха от общения. Такого количества посетителей Туся не припоминала и в те дни, когда выздоравливала после успешного применения вакцины. А ведь тогда она оказалась первой выжившей, подарила всему человечеству надежду. Впрочем, в те дни кроме Галки и немногочисленной родни, ее навещали в основном коллеги отца, какие-то официальные представители и вездесущие журналисты.