Ильхи расступились, и я увидела спину того, к кому шла морь.

Шторм.

Она улыбалась ему. Она смотрела лишь на него. Она тянула к нему тонкие бледные руки.

Я ощутила комок, подкативший к горлу.

«Этой ночью ни один ильх не вернется на хёггкары», – прозвучал в голове насмешливый голос Альвы. Она знала, чего ждать от полнолуния. Они все знали. Все, кроме глупой чужачки, возомнившей невесть что.

– Аслунг, – негромко произнес Шторм, и я услышала в его голосе улыбку.

Кто-то потянул меня в сторону в тот момент, когда руки Шторма и морской девы соприкоснулись. И я позволила себя увести, потому что не хотела на это смотреть.

Альва тащила меня сквозь заросли, подальше от воды и лунного света.

– Ну, ты узнала? – шепотом спросила она. – Узнала, где хёггкар?

Я обернулась на море, но его уже скрыла полоса прибрежных валунов и деревьев.

– Ты меня слышишь? – сердито зашептала беловолосая. – Эй! Что таращишься, Шторм-хёгг до утра будет занят! Эйтри сказал, что к нему в Лунную Ночь приходит сама Серебряная Аслунг, рожденная из воды и света. Они давние… знакомые! Так ты знаешь, где хёггкар?

Я отвернулась от берега, которого даже не видела. Несколько раз моргнула, чтобы убрать пелену перед глазами.

– Да, знаю.

– И где он? – жадно спросила Альва.

– В Саленгварде. Пусти.

Стряхнула чужую ладонь, желая уйти, но остановилась. С берега донесся мужской смех. Чей – я не разобрала.

– Альва, – негромко позвала я. – Что означает знак на лице Шторма?

– Знак? – удивилась девушка. – Но это ведь все знают…

– Я не знаю, – оборвала я. Может, стоило быть осмотрительнее, но осторожность и непонимание этого мира уже не раз меня подводили. Лучше знать правду. – Так что?

– Это значит, что Шторм-хёгг был а-тэмом. – Альва стояла спиной к луне, и я не видела выражения ее лица. Лишь заметила пристальный взгляд на жемчужину, лежащую на моей груди. – А-тэмом при риаре, потомке Лагерхёгга. Был его лучшим другом, верным защитником, братом. Эта связь сильнее, чем у кровных родственников. Прочнее, чем у любящих друг друга людей.

Альва на миг замолчала. Мне захотелось, чтобы она замолкла вовсе, чтобы не продолжала. Я уже знала ответ.

– Шторм-хёгг носит знак страшного преступления. Знак а-тэма, убившего своего риара.

Я даже не задумывалась, куда иду, ноги сами несли. Вечерний сумрак окутал прохладой, но я не стала заходить на «Медузу» за теплым плащом.

Я шла, размышляя лишь о том, что узнала. Знак страшного преступления… Связь, что прочнее родственной.

А ведь я подозревала, что значит линия на лице Шторма. Да и он не возразил, когда я назвала его убийцей. Но убить своего риара? У вечерних костров ильхи много болтают, и за прошедшие дни я все же успела составить представление о фьордах. Риар – тот, кто защищает, хранит, воюет за свой народ и свой город. Риар носит на шее кольцо Горлохума и пользуется беспрекословным авторитетом. О риарах говорят с уважением и любовью. Они гаранты мира и процветания. Обычно риарами становятся те, кто умеют сливаться с потомками Лагерхёгга или Улехёгга.

Альва сказала правду. А-тэм – правая рука, верный соратник, брат.

Как мог Шторм убить того, кто столько значил? Почему он это сделал?

Ответов у меня, конечно, не было.

Но я продолжала об этом думать просто потому, что эти мысли при всей их чудовищности не доставляли мне столько боли, сколько воспоминание о протянутой к Шторму тонкой серебристой руке. И о том, как с ней соприкоснулась его ладонь – загорелая и сильная.

Я давно не маленькая и поняла, зачем пришли на Последний Берег прекрасные морские девы. Ответ подсказали все многозначительные взгляды и недомолвки, двусмысленный смех и мужское предвкушение. Ильхи ждали этих дев и эту ночь! Даже Эйтри оставил красавицу Альву, чтобы провести время с серебряной морской девой!

Сейчас меня не волновала природа этих странных созданий. Меня волновало совсем другое!

Какого демона они сюда притащились? Пусть убираются обратно к кракенам!

«К нему приходит сама Аслунг… они давние знакомые!»

И почему я вообще об этом думаю? Почему мне не все равно?

Яростно зашипев, я дернула с шеи подвеску. Тонкая цепочка обожгла руку, но порвалась, и я отшвырнула ее в сторону. Жемчужная слеза упала там, где закончился берег и начался Саленгвард.

Город, который так испугал меня в первые дни, сейчас казался единственным убежищем. Приютом, способным укрыть от всех невзгод. И от ильхов, которых я не желала видеть! Но на этот раз я обошла и воткнутые в камень мечи, и лестницу, ведущую к малахитовому дворцу. Мой путь лежал в другую сторону.

Перед глазами возникло воспоминание: купальни и балкончик, капли воды, падающие со светлых волос мужчины, ржавая тренога у парапета. Вот я смотрю в мутное стекло подзорной трубы и вижу просвет между скалами, а за ним – то ли столбы, то ли засохшие деревья. Шторм мягко ведет ладонью по моей руке, поворачивает латунную трубу в другую сторону… и я забываю о том, что увидела, потому что тело отзывается на мимолетное прикосновение…

Сделал ли он это специально, поняв, что я случайно увижу тайное? Или это вышло ненамеренно?

Я помотала головой, отчаянно пытаясь вытряхнуть оттуда мысли о зеленоглазом ильхе.

– Просто найди этот корабль, Мира! – негромко произнесла я, всматриваясь в переплетение улиц.

Конечно, где еще можно спрятать хёггкар, чтобы его не увидели любопытные глаза? Конечно, в Саленгварде! В мёртвом и проклятом городе, который все обходят по широкой дуге и боятся как огня! А вот Шторм здесь бывал неоднократно и наверняка успел его хоть немного изучить.

И найти бухту, в которую можно завести и надежно спрятать корабль!

То, что я увидела в подзорную трубу, вовсе не было столбами. Это были мачты! Сейчас я это понимала со всей ясностью.

Невероятная луна освещала Саленгвард, словно огромный фонарь. Длинные тени делили улицы на полосы. Рядом грязным кулем упал знакомый беркут, поковылял следом, но я на него шикнула, прогоняя. Странная птица осталась сидеть, разевая клюв, на мостовой.

Я шла, всматриваясь в слюдяные окна домов, в древние стены и покрытые мхом крыши. Остановилась. На скале в переплетении сухого вьюнка и терновника темнел провал. Он-то мне и нужен!

Прижала ладони к мшистому боку скалы. Выдохнула, представляя проход. И скала послушно разошлась. Каменный коридор оказался совсем узким, я едва в нем помещалась, но все же упрямо двигалась вперед. Где-то – кажется, в недрах скалы – гудело и шумело, словно под ногами рычал разъярённый зверь. И чем дальше я шла, тем раскатистее становился звук. А когда, ободрав локти, я все же вывалилась с другой стороны, то поняла, что слышала не обозленного хищника, а водный поток.

Он зарождался здесь, под Саленгвардом. Злой и вечно голодный, яростный и сильный.

Белый Ёрмун.

Вытекая из-под скал проклятого города, поток воды метелью кружил здесь – в маленькой бухте, внутри молчаливой горы. У выхода Ёрмун ревел бешеным зверем, вырываясь во фьорд. Зайти с той стороны, преодолев силу течения, казалось невозможным. И тем удивительнее было, что одному ильху это все-таки удалось.

Привязанный восьмью канатами, словно распятый в паутине мотылек, над водой застыл хёггкар. Хотя нет. Этот корабль вернее сравнить не с безобидной бабочкой, а с хищником, попавшим в силки. Черный, словно облитый дегтем от вершины мачт до угрожающей огромной стальной пики на носу. Ощетинившийся лезвиями и копьями, привставший на дыбы, как едва сдерживаемый в стойле дикий конь.

Он был прекрасен и ужасен одновременно. Он вызывал желание броситься от него прочь, забыв как жуткий кошмар, сбежать, пока чудовище, лишь притворяющееся кораблем, не сожрало со всеми потрохами. Или… остаться. И провести ладонью по смоляному боку.

Как раз там, где белела надпись: «Ярость Моря».

«За дальними скалами, за холодными водами шел за добычей черный хёггкар “Ярость Моря”. На его носу блестела огромная стальная пика, а на боках щетинились шипы и колючки. Говорили, что не хёггкар то вовсе, а живой и прожорливый зверь, безумный и вечно голодный. Но страшнее хёггкара был его капитан…» – возникли в моей голове слова.