Похоже этот живой винтик системы настолько стал ее плотью, что даже перед лицом очевидных перемен верил в ее незыблемость. Впрочем, в тот момент Туся об этом точно не думала.

Когда старый лис Ларсен отпустил ее локоть и повернулся, чтобы уходить, она едва не упала. Ей не хватало воздуха, темнело в глазах, утроба просилась наружу. С этого момента она оставалась совсем одна, не считая Олежки, который пихался, что было сил, словно требуя, чтобы его мать ушла из этого проклятого места.

К счастью, Тусино поведение никого не удивило. Еще одна молодая женщина, которую привели на несколько минут позже, и вовсе упала в обморок. Охранники едва успели ее подхватить, чтобы она не расшиблась. Еще одного мужчину, который не так посмотрел на легионера, наоборот, повалили на пол и начали избивать, добиваясь покорности. Остальным вновь прибывшим велели раздеться, и занять место в очереди на осмотр и санобработку.

Теперь Туся воочию убедилась, почему на фабрике за все годы ее существования не удалось совершить ни одной диверсии. Да и добыть информацию представлялось делом архисложным. И сотрудники и, тем более, заключенные входили внутрь нагие и безоружные. Тщательный осмотр всех полостей и сканирование исключали возможность пронести в своем теле оборудование или взрывчатку. Таким образом, сведения, добытые Арсеньевым и Пабло, представляли особую ценность. Вот только цена, заплаченная за них, оказалась чрезмерной.

Хотя в одной общей очереди на осмотр, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь прикрыть срамные места, стояли женщины и мужчины, парализованные ужасом люди друг на друга не смотрели. Каждый пытался вообразить предстоящие испытания и уже заранее переживал только ожидаемую боль.

Погруженная в неотвратимый, как докучливые запахи, круговорот чужих эмоций, Туся с трудом балансировала на грани безотчетной паники и сбивающего с ног сострадания. Неужели все, кто находится рядом с ней, а процедуру фильтрации одновременно проходили несколько сотен человек, безвозвратно обречены? Осмотра и прочих неприятных и унизительных процедур она почти не боялась, воспринимая их в качестве приемлемой цены, которую она давно уже согласилась заплатить. И только вздрагивала от отвращения, когда к ней прикасались чужие, равнодушные руки.

Беспокоило другое. Если, взяв у нее кровь, змееносцы проведут анализ ДНК, это будет означать полный и окончательный провал. Ее доставят прямиком к Феликсу, и она точно станет матерью уродов или просто подопытным образцом.

С другой стороны, она почти достоверно знала от Ленки Лариной, что на этой дорогостоящей процедуре дельцы «Панна Моти» в прежние годы предпочитали экономить, что позволяло Шварценбергу под видом безвестных обитателей окраинных миров отправлять на донорство респектабельных пассажиров круизных лайнеров, предварительно получив выкуп с родни.

И точно. Когда стоявшая впереди совсем юная пленница с сильно выступающим вперед отягощенным бременем животом заплакала навзрыд при виде шприца, усталый, не выспавшийся лаборант обозвал ее дурой, а потом сурово спросил:

— Тебе что, охота рожать в одном бараке с туберкулезниками и сифилитиками?

Похоже, в «Панна Моти» все-таки следили за здоровьем матерей будущих доноров, хотя бы для того, чтобы весело проводившие с женщинами время сотрудники и легионеры не подхватили от них опасных инфекций. Заболевших сразу пускали в расход.

Кроме того, анализ крови позволял определить, на кого не стоит переводить вакцину смерти. Хотя на решение по поводу донорства это никак не влияло.

— Никак, Ларсен нам нынче гражданку Содружества притащил? — осклабился усталый лаборант, глядя на Тусины результаты.

Неужели поймет, какой ее прививали вакциной. Туся приготовилась к обороне. Хотя она сейчас стояла обнаженная и беременная перед толпой вооруженных конвоиров, она знала, в случае реальной угрозы ей и Олежке скорчеры и бетонные стены не смогут ее остановить. Жалко, обилие чужих эмоций не позволяло пока отыскать Командора. Но вытащить любимого, не погружаясь в эту клоаку с головой, было бы слишком безболезненным вариантом.

Пока усталый лаборант сомневался, его напарник пожал плечами.

— Ну и что с того, что гражданка Содружества? По мне, так баба как баба. К тому же, не порожняком. Старый лис давно водит дружбу с пиратами, а они, как и мы, паспортов у живого товара не спрашивают. К тому же в установку мы ее, если надо, и безо всякой вакцинации отправим. Пускай пока на благо Корпорации поработает.

Он ввел в базу данные о новом поступлении, и вот уже у Туси на затылке чернел выжженный лазером индивидуальный штрих-код. Порядковый номер, заменяющий имя и превращающий человека в безвольное сырье, голову клейменого скота.

Она шла вперед и старалась не слушать криков женщин, на глазах у которых в подготовительные боксы для доноров отправляли родителей, детей, мужей. Она не обращала внимания на струи ледяной или наоборот почти кипящей воды и едкие потоки дезинфицирующего раствора. Она не сочувствовала девушкам, которые плакали, расставаясь с длинными, ухоженными волосами. Она копила в себе эти страдания и эту боль, зная, что очень скоро они ей помогут вырваться наружу.

— Так, кто у нас тут? Семьсот восемьдесят шестая, семьсот девяносто вторая, семьсот тридцать пятая, — вызывала женщин по последним цифрам порядковых номеров мордатая надзирательница, выдававшая безразмерные робы и проводившая с новенькими первый инструктаж.

После нескольких часов оформления, «дезинфекции» и осмотров, проведенных нагишом под равнодушными или, наоборот, слишком внимательными взглядами сотрудников Корпорации, выслушивая их шуточки и похабные замечания, Туся чувствовала себя не лучше, чем после жертвенника Наги или арены. А ведь это было только начало, и она не имела права отключиться, впасть в прострацию или какими-то необдуманными, импульсивными действиями погубить все на корню. Каким бы безумием не выглядел ее план, пока оставался шанс, она не собиралась сдаваться.

— Поскольку рожать вам всем еще не завтра, нечего тут прохлаждаться! — строго глянув на выпирающие животы, находящихся на больших сроках беременности узниц, сообщила надзирательница, выстраивая женщин в затылок и провожая по бесконечному коридору. — К мужикам вас выпускать, понятное дело, уже нельзя, поэтому будете делать, что велят: помогать на кухне, убираться в бараке, вывозить грязь за донорами на фабрике. На дронах тут экономят, поэтому работа всем найдется.

Измученные долгой дорогой, раздавленные унизительными процедурами, переживающие за судьбу своих близких узницы никак не реагировали на ее слова, и надзирательница решила повысить голос.

— Все уяснили? — переспросила она, прислушиваясь к звукам шагов босых ног по бетонному полу, словно пытаясь услышать в них отголосок будущего бунта. — После обеда и начнете. Хотя вам, как новеньким, обед сегодня не положен. Водички выпьете и ладно.

Она указала на внушительных размеров облезлый бак с ржавым краном.

— Ну, если только кто объедки свои отдаст. Но это вряд ли. Здесь и раньше не баловали разносолами, а в последнее время и совсем капец настал. Пустой баланды и то жалеют. Чует мое сердце, схлопнется тут скоро все, так что даже не знаю, успеете ли вы увидеть, как ваших ублюдков на опыты забирают или с ними вместе в установку отправитесь.

На этой обнадеживающей ноте она отперла дверь в длинный барак с трехъярусными нарами и указала каждой ее место. Тусе достался один из нижних топчанов возле самого сортира. Разворачивая сплющенный и потрепанный синтетический тюфяк, единственным достоинством которого была непривлекательность для насекомых, она невольно задумалась, что произошло с прежней обитательницей этого места. Впрочем, ответ напрашивался сам.

Конечно, и отец, и Ленка, и Арсеньев и Эркюль немало рассказывали о том, как обращаются на фабриках «Панна Моти» с будущими донорами и матерями «живых батареек». Да и воспоминания о «Карантинной зоне» Нового Гавра намертво врезались в память, будоража кошмарами — предвестниками нездоровья или предупреждением новых бед. Но тогда на Ванкувере она наивно полагала, что чудовищные условия, в которых влачили существование пленники, — результат неурядиц военного положения.