Я с интересом вошла внутрь. Здесь осталась мебель и сундуки, но на всем лежал слой пыли и печать запустения. Углы занавесились густой паутиной. А солнечный свет с трудом пробивался сквозь ветви, закрывающие узкие окна. Когда они украсятся листьями, в комнатах станет совсем темно…

Дом оказался небольшим — всего две комнаты. Ильх медленно обошел их, касаясь стены ладонью. Он словно вслушивался в звуки дома. Мне было интересно, что ему рассказывают эти стены, но спрашивать я не стала.

— Я не был здесь много лет, — негромко произнес Рагнвальд. Присел возле пыльного сундука, откинул крышку. Внутри лежала одежда — штаны, рубашки, шерстяная безрукавка. Ильх улыбнулся, доставая их. — Тебе должно подойти.

— Чье это? — я вытащила рубашку, по горловине плелся синий узор — перья и крылья.

— Ничье. Мать шила для меня, на вырост. Но я их так и не надел.

Я погладила искусную вышивку — красиво. Рагнвальд выпрямился и качнул головой, нахмурился, словно уже жалел о том, что привел меня в этот дом. И я тронула его ладонь, глядя снизу вверх.

— Спасибо.

Он замер, втянул воздух. И кивнул.

— Из башни уже пахнет горячей едой. Пора возвращаться.

Он посмотрел на меня, все еще сидящую возле сундука. И на миг показалось — задержится, шагнет ближе, не отпустит… Но ильх торопливо пошел к выходу. Мы покинули дом и двинулись прочь от Нирхёльда. Шли молча, но это утро нас сблизило. И мне нравилось, что губы ильха изгибаются в улыбке, когда он замечает мой взгляд…

У моста я задержалась.

— Рагнвальд, а где живет вёльда Гунхильд?

— Зачем она тебе? — вопрос ильху не понравился, и глаза его снова стали колючими.

— Хотела поговорить, — растерялась я. — Она подошла ко мне на площади…

— Держись от нее подальше, — нахмурился риар.

— Я думала, в Карнохельме хорошо относятся к вёльдам.

— По-разному к ним относятся. Уважают за непонятную силу и за нее же сторонятся. Но Гунхильд — это Гунхильд. Она… вестница смерти. Так что не говори с ней, Энни. И даже не смотри в ее сторону.

Он кивнул на мост, показывая, что разговор закончен.

От башни и правда пахло едой — котел с кашей и мясом установили прямо на земле, за стенами.

— Несколько дней Карнохельм будет праздновать — есть, пить, танцевать. Часть жертвенных туш отдадут земле, часть — воде и огню. Остальное съедят или закоптят впрок. — Рагнвальд нахмурился, помолчал, а потом бросил резко: — Хочешь, я покажу тебе город? Вечером.

Словно предложил нечто стыдное или пугающее. Я сдержала улыбку и кивнула.

— Буду рада осмотреть местные достопримечательности, риар Карнохельма.

Он глянул с подозрением, но, увидев мою улыбку, расслабился. И тоже улыбнулся. Ну, почти.

Сунул руку в мешочек на поясе, вложил мне в ладонь небольшой сверток.

— Вот, возьми. Кажется, она тебе понравилась.

Оставив меня возле башни, Рагнвальд ушел. Я развернула тряпицу — на ладони блеснул хрустальный хёгг. Какое-то время я стояла возле огромного кедра, складывая в памяти события этого утра. Почему-то хотелось смеяться.

Карнохельм выглядел непривычно тихим и безлюдным, ночь выдалась бурной для города.

Прислужницы из башни тоже зевали и посмеивались. Одна Тофу, похоже, поднялась, как обычно, до зари и была по-прежнему строга. А заметив меня, что-то пробурчала себе под нос и отправила собирать шишки. Зачем они ей понадобились, я не знала, но, оставив в комнате риара сверток с одеждой и хрустального хёгга, послушно прихватила корзину и пресную лепешку, чтобы утолить голод, да пошла к деревьям.

Под широкими игольчатыми лапами снега не было, лишь ароматный наст. Звуки сюда почти не долетали, было тихо. Лишь у стволов сидели совы, рассматривая меня умными круглыми глазами.

«У твоей птицы сломаны крылья», — прозвучало в голове, и я вздрогнула. Показалось, что кто-то смотрит на меня из-за деревьев, но, обернувшись, я увидела лишь очередную сову.

— Кыш отсюда! — пробормотала я, на что птица насмешливо склонила голову набок. Старая вёльда сказала, что я смогла разорвать путы и освободить ястреба Трин. Я и сама помню, как на миг словно стала хищной птицей, увидела себя ее глазами. Но как у меня это получилось?

Протянула руку, глядя на сову.

— Иди сюда! Приказываю! Слушайся! Быстро!

Пернатая склонила голову в другую сторону, с интересом рассматривая наглую девицу. То есть меня.

— У меня есть еда, — пообещала я, поняв, что никакой внутренней силы не ощущаю. — Будешь?

Птица не двинулась.

— Ясно, ты предпочитаешь вкусных мышей. Или что ты там ешь на обед. А я сошла с ума, раз поверила сумасшедшей вёльде. Нет у меня никаких способностей.

Сова тяжело упала с ветки и улетела. Я покачала головой — ну вот, еще одно разочарование. Нашла во что верить!

Сильная рука закрыла мой рот, заглушив испуганный крик.

— Тише, не бойся, это я, Гудрет, — прошептал за спиной ильх. Развернул меня, и я увидела блестящие темные глаза и сжатые губы.

— Гудрет! Но почему ты в городе? Да еще и рядом с башней! Ты должен был уйти!

— Я не уйду без тебя, — глухо произнес парень. Глянул тревожно и потащил меня за колючий можжевельник.

— Но это опасно! — прошипела я, продираясь сквозь куст. Благо Гудрет придержал для меня ветки. — Если тебя увидит…

— Риар Карнохельма? — ильх с такой ненавистью это выплюнул, что я поежилась. И, заметив это, Гудрет отчаянно взъерошил волосы. И глянул на меня мрачно и решительно. Растрепанный, исхудавший и грязный, с уставшим лицом, но с блеском в глазах!

— Ты спасла меня, Энни! Там, на скале. Я бы упал, если бы ты не вытащила. Моя жизнь принадлежит тебе, и я буду за тебя бороться! Мой дед узнал хёгга из Карнохельма, и я бросился следом в тот же день! Я плыл на трех хёггкарах, а после шел через горы! Я спал на земле и ел что придется, а когда все же нашел тебя, то понял, что все сделал верно! Ты моя нареченная, Энни, и я не отступлюсь. Пойдем со мной, лирин! Я знаю, как пройти перевал, а на другой стороне гор можно сесть на хёггкар. Мы вернемся в Варисфольд, в наш дом! Прошу, пойдем со мной!

Он выдохнул и коснулся моей руки. Нерешительно. И смотрел так, словно видел перед собой самую красивую девушку на земле.

Я глянула на темную стену башни, которая виднелась сквозь колючие заросли. Гудрет только что озвучил мою давнюю мечту. Разве не этого я хотела, отправляясь на фьорды? Вот же он — мой жених, добрый булочник. Зовет в прекрасный Варисфольд, в наш дом. Подальше от Карнохельма со всеми его загадками. И разве не должна я с радостью последовать за Гудретом?

Увы. Я совершенно не хотела следовать за ним. И уезжать из Карнохельма я тоже не хотела. Сияющий Варисфольд, бесспорно, прекрасен, но здесь я обрела свой дом. А самое главное — себя.

Проблема в том, что я изменилась. Кажется, именно здесь я неожиданно встретила самого важного человека в своей жизни. И что бы ни думал Гудрет, этот человек — я сама. Я впервые начала понимать себя и хотела узнать больше о новой Энни.

Да и вообще… я вовсе не хочу замуж! По крайней мере — за доброго парня Гудрета.

Вот только вряд ли я смогу объяснить это ильху.

Его темные глаза стали совсем черными, рот скривился.

— Это из-за него, — выдохнул он. — Проклятый риар! Если бы я только мог вызвать его на поединок и убить! Но никто не выстоит против хёгга!

— Мне жаль, — смущенно пробормотала я. — Тебе и правда лучше уйти.

— Жаль? — Гудрет коротко и зло рассмеялся. — Ты делаешь глупость, Энни. Большую глупость. Ночью я поговорил с ильхами. Скажи, почему риар не назвал тебя своей лирин? В городе тебя считают чужачкой и прислужницей. И недовольны, что новый риар в такую важную ночь выбрал именно тебя. Он должен был позвать за собой кого-то из местных дев. Никто не знает о наречении, Энни. Никто.

— Это неважно…

— Это очень важно, — грубо оборвал Гудрет. — У нас свои законы, Энни. Молодая дева принадлежит семье или мужу, они защищают ее. А если дева осталась одна… Она принадлежит всем. Любому, кто захочет, понимаешь? Ты не сможешь себя защитить, ты просто чужачка!