А Рагнвальд уже час смотрит на угольные линии и не видит их. Он потер грудь. Что-то там давило и ныло, мешая думать. И хёгг ярился, рвался в зримый мир. Сильнее, чем ночью на помосте. Злее. Рагнвальд с трудом сдерживал зверя, и внутри все болело.

— Эй, ты что?! — воины вдруг шарахнулись в стороны.

Рагнвальд глянул вниз. Угольный рисунок местности покрылся ледяной коркой, ползущей от его пальцев. Ильх вскинул голову и увидел страх в глазах друзей. Тех, с кем он не раз шел в бой, с кем стоял спина к спине. Гуннар безотчетно схватился за нож, но, поймав взгляд риара, тяжело сглотнул и медленно сунул клинок обратно в кожаный чехол.

— Прости… случайно вышло, — глухо пробормотал он, отступая.

Пергамент, скованный стужей, треснул и рассыпался кусками. Верн хмыкнул.

— В этой пещере пол заливают подземные воды, — сказал Рагнвальд. — Уголь там намокнет и погаснет. Надо найти другую, выше и суше. Гуннар, собери своих людей, раздели на четыре отряда и отправь каждый в разные стороны. Кимлет, осмотри скалы возле озера. Сквин, поговори со старым Биргом, он, как никто, знает горы.

Рагнвальд осмотрел притихших ильхов.

— Туман скоро развеется. Я чувствую, как истончается лед, скоро проснутся водопады.

Он не стал упоминать, что слышит и шепот тающего льда. Его прощальный шепот. Об этом говорить воинам Карнохельма точно не стоит!

— Сколько у нас времени?

— Немного, но есть. Мы должны успеть.

Воины вразнобой кивнули и потянулись к двери. Рагнвальд снова потер грудь. Да что с ним?

Одна из прислужниц споро начала собирать пустые кружки и кувшины. Дева кидала на нового риара взгляды, и не понять, чего в них было больше — любопытства, интереса или страха.

— Где Энни? — окликнул ее ильх.

— Чужачка с красными волосами? — дева пожала плечами. — Я ее не видела. Может, помогает Тофу или на кухне.

— Найди ее.

Прислужница кивнула и убежала, а Рагнвальд нахмурился. Дева из мертвых земель — это последнее, о чем он должен думать. Его голову должны занимать пещеры, дикая стая, Билтвейд и Карнохельм. А вовсе не распухшие губы девы, ее тело, укрытое пологом пара, и стоны удовольствия. Нет, вовсе не это должно занимать мысли риара!

Прислужница вернулась, таща за собой перепуганную девочку. И боль в груди Рагнвальда усилилась.

— Скажи риару то, что говорила мне! — прислужница слегка встряхнула девчонку. — Ты видела чужачку у моста?

— Да, она шла в Нирхёльд.

— Зачем? — нахмурился риар.

Девчонка пожала плечами.

— С ней был молодой ильх. Я не узнала его со спины. Но это точно не воин из нашей башни.

Боль вернулась и вгрызлась в ребра, перемалывая их.

— Как он выглядел?

— Я не рассмотрела, — заныла девочка, испуганно таращась на беловолосого риара. — Они были далеко. Я лишь заметила, что у ильха безрукавка из овечьей кожи и топор в руке. Я удивилась, что они идут в Нирхёльд, но потом меня окликнула Вирденга, и я ушла.

— Когда это было?

— Так еще до обеда!

Утром. А сейчас солнце уже закатилось за горы!

— Дева шла сама? Она не была связана?

— Нет, веревок я не видела. Я лишь удивилась, что они идут к этому мосту, кто же ходит в Нирхёльд? Никто из наших туда и ногой не ступает! Да и что там можно делать, развалины одни!

Делать там можно много чего. Но девочке об этом знать пока рано.

Видимо, лицо у Рагнвальда стало совсем страшным, потому что обе — и прислужница, и мелкая помощница — испуганно попятились, а вторая еще и заверещала:

— Я больше ничего не видела, мой риар! Правда-правда! Не отдавайте меня ледяному хёггу! Не трогайте меня, перворожденными молю!

Рагнвальд сжал зубы, чтобы не выругаться в голос. Кинул девочке мелкую монету, и та, поймав ее на лету, сбежала. Прислужница унеслась следом. И неудивительно — вокруг молодого риара серебром блестел иней. От грязных сапог ползли, словно щупальца, льдистые дорожки. И ветер заползал в узкие окна башни, выл под потолком, сбивал со стола кружки.

Рагнвальд потер лицо, пытаясь успокоиться. Но стало лишь хуже. Ветер уже кричал о беде.

Энни нет в башне. И даже в Карнохельме. Она ушла с чужаком, с пришлым, которого надо было убить, не слушая женских глупостей.

Он хлопнул дверью, выбегая из башни. С площади Карнохельма тянуло жаром костров, над которыми запекались туши, ветер послушно приносил запах мяса и вина, голоса и смех. Какой-то воин шарахнулся в сторону, увидев Рагнвальда, схватился за меч. И, пробормотав извинения, сбежал. Но риар его даже не заметил. Он, словно зверь, втягивал воздух, пытаясь уловить тонкий запах. Легкий аромат чужачки вился лентой вдоль серых стен башни и сосен, а потом улетал к мосту. Значит, девочка не ошиблась, Энни прошла в Нирхёльд. Рагнвальд оказался там через две минуты, припал к земле, втягивая запахи. На влажном дерне остались отпечатки следов. Несколько его собственных, оставленных утром. Несколько легких, девичьих. И тяжелые следы чужака.

Судя по рисунку шагов, Энни шла сама. Ее не тащили и не волокли, и поступь ее была легкой.

Она ушла добровольно.

Ушла. С другим ильхом.

«Вернуть… Забрать… Убить чужака!» — пришло изнутри. Не мысль и не слова — чувство.

И Рагнвальд согласился.

Оскалившись, Рагнвальд зарычал. Ярость уже ломала и крушила внутреннюю клетку. И хёгг ярился, вырываясь на свободу. Ветры скалили зубы и больно кусали за руки. Ветры тоже злились, закручивались вихрями, ломали кладку старого моста. И наверху уже тоже выла стихия, просясь под крыло.

«Быстрее… Быстрее…» — шептал тающий на склонах лед.

Рагнвальд выпрямился, сжал загривок разбушевавшегося ветра. Он знал — ему не под силу догнать беглецов. Но это сможет сделать зверь. Хёгг.

И впервые Рагнвальд не сопротивлялся его приходу. Он хотел этого.

Сумерки окутывали скалы и Карнохельм, город праздновал появление нового риара. Рагнвальд выпрямился и впервые призвал своего хёгга. И удивился, насколько легко это происходит, когда не сопротивляешься.

Миг — и на разрушенном мосту уже нет человека, лишь раскрывающий крылья потомок Улехёгга. Он встрепенулся и рывком сорвался в черное небо, без усилий устремляясь к звездам.

Но в этот раз Рагнвальд не был выкинут в незримый мир. Он был здесь — в мягком полотне облаков, в сиянии света, в вечном холоде высоты. Его наполнил восторг — дикий, яростный, такой же первобытный, как сами фьорды. Стужа, убивающая его человеческое тело, сейчас казалась дивным источником, плещущимся внутри. Холод больше не протыкал иглами, он обнимал почти нежно, даря наслаждение. Ветры неслись рядом, подгоняя. Быстрее, быстрее, еще быстрее! И чем выше поднимали огромные крылья, тем ярче становились ощущения. Выше, яростнее, мощнее! Я — стужа. Я — извечное сияние. Я — звон! Я сильнее всех, я быстрее всех! Я способен ощутить под брюхом звезды, способен заморозить луну! И всех тварей, что бегают внизу, хоть на четырех ногах, хоть на двух! Я — сила. Морозная, жуткая, ледяная сила! Под моей шкурой звенит холод и воют ветры!

И это так невыносимо хорошо, что даже сравнить не с чем. Разве что…

Чужая купель, чужой дом и чужая дева. И наслаждение, сравнимое с полетом.

Сознание вернулось толчком. И ледяной хёгг болезненно зарычал, камнем падая с небес. Крылья сложились куполом, облака оцарапали брюхо. Но у самых скал Рагнвальд снова раскрыл крылья и взмыл, лишь прочертив когтями на граните глубокие борозды. Он встряхнулся всем своим огромным телом, зорко всмотрелся в угасающую линию света. Втянул горный воздух. И уверенно направился в сторону ущелья.

Дева ушла туда. Он не позволит ей уйти. Он вернет деву и разорвет пришлого вора, который покусился на его собственность. Оторвет ему голову, раздерет живот и выпустит внутренности! А деву накажет. Чтобы и думать не смела…

Хёгг согласно урчал, одобряя кровавый план.

— Энни, беги!

Куда?

Я безнадежно махнула рукой. Объяснять, что некуда, не стала. Какой смысл тратить дыхание. Лишь сжала в руке нож, который мне дал Гудрет. Возможно, он решил, что милосерднее будет самостоятельно перерезать себе горло!