— Дорогу сам найдешь, рихиор.

Армон кивнул. Указал на девушек.

— Тронете их — убью, — глухо бросил он.

— Я позабочусь о твоих спутницах, — тихо сказала за его спиной Сойлинка. — Не беспокойся, Армон, с ними ничего не случится.

Он обернулся. Девушка-птица стояла рядом, и на юном личике застыла взрослая грусть. Ее пестрые крылья изменились, став руками, и она подала ладонь Одри. Та смотрела изумленно, но руку приняла и поднялась.

Дальше оборотень уже не смотрел, он пошел, почти побежал в сторону маяка.

Внутри, за толстыми каменными стенами, царили тишина и полумрак, словно это место находилось в каком-то другом мире. Здесь не было слышно птичьих песен, шелеста трав, голосов пятнистых обитателей. Ничего, словно звуки разом отсеклись и увязли в пустоте этого здания.

Армон взбежал по спиральной лестнице в уже знакомую круглую комнату. Здесь ничего не изменилось: пустота, стол, окно. Одним прыжком он оказался у стола, схватил колокольчик и яростно затряс. Высокий бронзовый звон ударил по ушам, заметался по комнате, отскакивая от стен.

— Где ты? Покажись!

Звон заполнял черепную коробку, колотился там хрустальной арией.

— Эй, где…

Армон осекся. Звук стих, словно его отрезали остро заточенным клинком.

«Что же ты замолчал, рихиор?» — и вновь этот безликий голос в его голове.

— Мне нужна твоя помощь, — он нахмурился, рассматривая бесплотную фигуру, задрапированную тканью.

Первый молчал, в голове у Армона было тихо и пусто. Он облизал губы.

— Мне нужен портал. Всего лишь портал к моему другу. Он попал в беду. Между нами связь крови, я чувствую, что ему плохо. Я должен его найти! И как можно скорее!

Тишина.

— Ты слышишь меня? Понимаешь?

«Слышу. А понимание… Ты ищешь не его, ты хочешь действий».

— Не надо придираться к словам! — поморщился Армон. — Ты поможешь мне?

И вновь тишина. От напряжения у рихиора вылезла на загривке шерсть, пожелтели глаза. Когти непроизвольно разрывали кожу пальцев, и он загонял их внутрь. Беспокойство требовало движения и меняло его тело, и удержать обращение становилось все труднее.

— Ты поможешь? — он уже почти кричал.

«Зачем мне это, рихиор? Ты чужеземец, случайный путник, потревоживший покой моего дома. Жители пристани смущены, я жалею, что тебе была оставлена жизнь… но я против убийств…»

— Смущены? Против убийств? Ты слышишь себя? Не знаю, что тут у вас происходит, но ты немного отстал от жизни! И жителей твоей Пристани весьма активно убивают летающие воины в латах! На моих глазах только что положили шестерых!

«Ты ничего не понимаешь… — голова в капюшоне опустилась ниже. — И не имеешь права судить».

— Правда? Я здесь чужак, но пытался помочь. Хотя бы в благодарность за обед!

«Ты пытался найти способ миновать стену, — голос в его голове стал жестче. — Не думай, что можешь обмануть меня. Тобой двигало это».

— Раз ты видишь мои мысли, значит, увидел не только желание уйти, — твердо сказал Армон. — Я хотел помочь. Кто бы вы ни были, но я не желаю вам смерти.

«Ты благороден, рихиор. Это я вижу».

— Что насчет моей просьбы? — Армон шагнул ближе, опасаясь, что Первый вновь замолчит. А играть в молчанку у него не было времени. Да и не умел он. Вот Лекс в этом мастер, а оборотень предпочитает честную драку.

Лекс… Горло сжалось от дурного предчувствия.

«Я понимаю, почему ты рвешься к нему. Ваша связь слабеет. И с его смертью исчезнет».

Армон сжал зубы, оцарапав удлинившимися клыками губу.

«Я могу связать тебя с кем-нибудь другим, рихиор…»

— Нет! — крик больше походил на рычание. Оборотень подышал, пытаясь успокоиться. — Мне не нужна новая связь. Помоги сохранить эту.

«В тебе больше чести и благородства, чем нужно для выживания, рихиор. И, к сожалению, у благородства слишком высокая цена».

— Ты поможешь?!

«С одним условием».

— Я тебя слушаю, — Армон глубоко вздохнул.

«Ты вернешься в Пристань, если я тебя позову».

Рихиор прикрыл глаза. Но лишь на мгновение.

— Согласен.

«Это не все. Ты вернешься и сделаешь то, что я скажу… На благо Пристани».

— Сдурел? — зарычал Армон.

Первый качнул головой.

«Нам нужна новая кровь. Сильная. Горячая. Такая, как у тебя. Я ведь предупреждаю… У благородства высокая цена. Но выбор за тобой. Возможно, я никогда тебя не позову…»

— Хорошо, — пришлось сглотнуть тугой ком в горле, чтобы ответить. — Согласен.

«Вот как… — эмоций в этом голосе не разобрать. Словно и не голос, а шелест сухих листьев, треск поленьев, осыпающаяся труха… — Как причудливы игры Вечных. Иди за мной, рихиор Серебряной стаи Дубовых Крон, позабытый сородичами альфа. Иди, ты выбрал свой путь».

Фигура повернулась, скользнула к лестнице, проплыла над ступеньками. Армон застыл на миг, пораженный словами Первого, что вновь пробудили забытые воспоминания. Почти забытые. Почти…

И бросился за удаляющимся силуэтом.

В башне-маяке они пробыли совсем недолго, но пятнистые успели убрать убитых. Между домами почти никого не было, только старуха глянула на них испуганно, склонила голову и проводила настороженным взглядом. Одри увидела его первой и кинулась навстречу.

— Армон! — покосилась на укутанную в ткань фигуру и схватила оборотня за руки. — Лексу хуже! Я чувствую!

— Я тоже, — он сжал ее ладони.

— Мы все это чувствует, — голос Ланты прозвучал равнодушно.

«Ваш друг умирает», — прошелестело в головах всех троих, и они одновременно вздрогнули.

Одри прижала пальчики к голове, моргнула и со злостью отдернула руку.

— Мы это знаем! Но что нам делать?

«Использовать вашу связь. Вы все связаны с чернокнижником. Кровью. Брачными узами Вечных. Клятвой. Вам надо объединить эту связь, чтобы удержать его душу. Это единственный путь…»

— Как это сделать? — зарычал Армон.

Бесплотный силуэт опустился на траву, серые тряпки разлетелись вокруг него, как крылья подбитой птицы.

«Думать. Вспоминать. Держать изо всех сил. Не отпускать, если он вам дорог. Но знайте, что удерживая чужую душу, вы рискуете своей…»

Армон упал коленями в остро пахнущие сорняки, закрыл глаза. Его когти непроизвольно вспарывали дерн, но он не обращал внимания.

Одри села рядом, до белизны сжала ладони.

Изящно опустилась на колени Ланта.

«Держите вашего друга, если хотите вернуть… Изо всех сил…»

В общем, смерть слегка разочаровала. Конечно, я далеко не праведник, очень даже наоборот, и потому не ждал ничего благостного и прекрасного, вроде долины цветущих лотосов у реки Аль-Маер, где прохаживаются с задумчивым видом те, кто прожил свою скучную до икоты жизнь. Такого загробного существования я себе точно не пожелал бы. Но я искренне надеялся, что отчаянным грешникам боги приготовили хоть какие-то развлечения.

Но нет. Пока я не видел ничего занятного. Узкая лента дороги, по которой я шел мимо высоких и неподвижных трав. Ткнул в одну пальцем, но рука прошла насквозь, словно я коснулся дыма. Дорога была бесконечна, ни спереди, ни сзади ничего примечательного.

— Похоже, грешников на том свете пытают непроходимой скукой, — пробормотал я. — Вернее, на этом.

Странно, но останавливаться мне не хотелось. Мне было не жарко и не холодно, не грустно и не больно, просто… пусто. Такой пустоты не бывает при жизни. Нас всегда одолевает множество чувств — разных, противоположных, сплетающихся и разрывающих. Мы словно утлая лодчонка на волнах: вверх к радости и наслаждению, вниз к унынию, вверх к надежде, вниз к тоске… Туда-сюда без остановки, ни одной минуты тишины, и даже во сне нас терзает эта бесконечная качка…

Правда, при жизни я об этом не задумывался. И сейчас размышлял отстраненно, без эмоций. Как о чем-то не имеющем ко мне никакого отношения.

Впрочем, так оно и было.

Сожаления о жизни тоже остались где-то там, где сейчас лежало мое тело. Глупая какая-то жизнь получилась. Прав был Шинкар — никчемная. Никому не нужная. Да и мне — никто…