— А давно не кормленная? — спустя минуту спросил работорговец.

Я улыбнулся в свои ладони и показал лицо:

— А?

— Давно кошка не кормленная, спрашиваю?

— Пару дней, — солгал я и пожал плечами. — Думал сегодня успею, но…

Снова пауза.

Слышу, как бомж ерзает на ящике. Раздумывает.

— Ладно, — разродился наконец он и протянул мне сотовый. — Мы тут надолго. Звони. Только быстро. И если бабка к трубке не подойдет — твои проблемы, ясно?

Я закивал головой и взял сотовый.

Держу трубу в руках. Судорожно вспоминаю код какого-нибудь города. Москва. Самый популярный.

Набираю. Идут гудки. План работает. А заключается он вот в чем.

В эти времена деньги списывают с того момента, как только происходит первый гудок. Еще несколько лет пройдет, прежде чем начнут вести учет с момента соединения с абонентом. А междугородний вызов должен опустошить счет Раневского. На это и расчет. После этого дело будет уже за Флорикой и Элаизой. Потому что в следующий раз, когда бессмертному нужно будет совершить звонок, он не дозвонится. До людей, которые бдят за Машкой. Что мне и нужно. Однако до тех, кто сидит с мамой, тоже.

— Можно еще раз? — спрашиваю я, когда соединение прерывается. — Бабушка старенькая. Ей время нужно, чтобы дойти.

Раневский снова ерзает на своем ящике. За кошечку переживает. Но чтобы телефон долго был в моих руках не хочет. Видимо, боится, что позвоню в милицию или еще куда. Разбить не могу. Это он понимает. А вот подумать о том, что на телефоне могут кончиться деньги ни бессмертный, ни другие воскресшие души в телах скинхедов не могут. На той стороне сеть не ловит.

— Звони, — хрипит бомж.

Я снова набираю междугородний телефон.

Идут гудки. Обрываются на середине. Деньги кончились.

— Алло? Клавдия Петровна? Это Костя, — я делаю вид, что разговариваю по сотовому. — Простите, что разбудил…

Мое представление продлилось недолго. Очень скоро я вернул телефон Раневскому.

— Спасибо, — благодарно кивнул я.

Горец не ответил. Засунул трубку обратно в карман и закурил. Я выдохнул.

Теперь осталось дождаться возвращения своих боевых подруг. И желательно, чтобы они оказались здесь до того момента, когда Раневскому снова нужно будет звонить своему человеку и подтверждать, что с ним все в порядке.

Время бежало предательски быстро. Совсем не так как чертовы сорок минут во время уроков в школе в прошлой жизни. Я периодически бросал взгляд на свои «Montana» и понимал, что доверился тому человеку, который однажды уже предал меня. Хоть и был под гипнозом. Но сейчас другого выхода нет. Войны кланов не избежать. А вот генерала и своих близких я спасти все еще могу.

— Куда запропастилась эта девчонка? Уже без пяти, — работорговец убрал карманные часы обратно во внутренний карман своей шубы. — Если она не приедет через четыре минуты, я позвоню куда нужно, и мы попросим твою мать рассказать Элаизе, что нужно было поторопиться.

Пятьдесят семь минут. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять.

Раневский потянулся и достал из кармана сотовый.

— Ну все…

Мое сердце бешено заколотилось.

В этот самый момент до меня донеслось карканье. Стая ворон вернулась и облепила ветки над нами. Птицы кричали, подавая сигнал. Теперь я уверен наверняка. Это Флорика.

Работорговец поднял глаза. Снова прицелился в одну из ворон, не в силах нажать на спусковой крючок.

— Чертовы птицы, — проворчал он.

Задул ветер. Впервые вымытые волосы бомжа взъерошились. Окружающая нас толпа лысых принялась оглядываться по сторонам, чувствуя присутствие еще кого-то.

— А вот и наш блудный ребенок… — Раневский встал и принялся водить дулом пистолета направо и налево. — Выходи, маленькая дрянь! Иначе я прикончу всю семейку этого пацана.

Горец набрал номер на своем телефоне. Поднес трубку к уху.

Женщина на том конце объявила на английском языке, что на счете недостаточно средств. Но бессмертный делал вид, что слушает что-то важное. Хотя я понимал, что он осознает маленькое поражение и теперь готовится к нападению.

— Ах ты гаденыш, — пробубнил он, медленно опуская трубку и, в конце концов, отбросив ее в сторону.

— Сюрприз, — я пожал плечами и активировал магнетический доспех.

Вороны в небе над нами закружились и, превратившись в черный вихрь, опустились на землю. Когда дым развеялся, рядом со мной стояла цыганка.

— Сладкое яблочко, да не по зубам, — прошипела Флорика и подняла руки к небу.

Птицы слетелись с округи. Закружили над нами, ожидая ее приказа.

— Мама в безопасности? — спросил я шепотом.

— Клянусь тебе. Теперь я здравом уме.

— Тогда возьми на себя кого-нибудь, — я улыбнулся, указав на окружающих нас фанатов.

Те только рады подраться. Один из них уже затянул кричалку, которую остальные тут же подхватили.

— Он — российский, он — народный! Каждый знает — это так! Он — как рыцарь благородный! Наш кумир — родной Спартак!

Ветер задул еще сильнее. Теперь фанаты просто заорали, поднимая над головой биты, цепи и другие принадлежности для ближнего боя.

— Взять их! — приказал Раневский.

Флорика резко опустила руки и птицы пикировали на нападающих. Я дернул ладони на себя и вырвал пистолет из рук Раневского. Вместе с кастетами и цепями тех, кто планировал ими воспользоваться. Железо упало в снег недалеко от меня.

Птицы разлетелись.

Одаренные перевели дух и активировали свои щиты. Огненные, электрические, каменные.

Вот теперь точно нужна Элаиза. И где она? Чего ждет? Почему прячется?

Фанаты снова заорали и бросились на нас.

Создаю иллюзию перед первым бегущим на меня. Моя точная копия уходит в сторону. Тот бросается за ней и тогда мелькает силуэт Элаизы. Словно двадцать пятый кадр. После того, как я моргнул, девочка-призрак исчезает, а скинхед, хватаясь за горло, замертво падает в снег.

— Впервые рад твоему внезапному появлению, — хмыкнул я.

Улыбаюсь. Поворачиваюсь к Раневскому и иду прямиком на него.

Вокруг падают тела футбольных фанатов. Летают вороны, выклёвывая некоторым из них глаза.

— Ладно, пацан, — бомж снимает с себя шубу. — Переиграл меня. Ха-ха-ха! Кошку ему накормить надо! Ха! Ну? Что теперь? Убьешь?

Я взмахиваю руками. Коллекционные монеты вылетают из карманов. Кружатся вокруг. Так, что я могу разглядеть каждый профиль.

Один из серебряников вылетает вперед. На том месте возникает фигура аристократа. Я касаюсь его. Все тело пробивает электрическим током.

Раневский хочет убежать, но Элаиза снова оказывается у него на спине. Приставляет кинжал к горлу.

— Стой! — я останавливаю ее. — Есть идея получше.

Вокруг только бездыханные тела. Все фанаты мертвы. Остался один горец.

— Что ты задумал? — хмурится бомж.

Я снимаю с шеи крестик. Едва успеваю вытянуть перед собой руку и качнуть, как…

— Ну уж нет! — орет работорговец.

Душа Раневского вырывается из тела бомжа столбом света и исчезает в открывшемся разрыве.

— Проклятье! — я ударяю кулаком по стволу стоящего рядом дерева.

Загипнотизировать горца и заставить воевать на моей стороне было отличным решением. Вот только Раневский знал, что этим самым мы навсегда свяжем его по рукам и ногам. Поэтому предпочел лишиться оболочки и начать все заново.

— Я найду ублюдка и посажу на цепь, — Элаиза произнесла на языке жестов и спрыгнула с непонимающего ничего бездомного.

— Время будет, — ответил я и снова надел на шею крестик. — Сейчас нужно предотвратить кое-что по серьезнее.

— Поздно, — донеслось слева.

Я узнал голос цыганки и повернулся на него.

Флорика стояла у братской могилы с пейджером в руке. Взяла у одного из убитых аристократов.

— Что там? — я подошел ближе и выхватил у нее девайс.

— Война. Проклятая война! — зло зашептала цыганка. — Вот о чем говорила Донка в своих безумных приступах!

— Донка? — поморщился я и мой взгляд упал на экран.

Протягивая мне пейджер Флорика говорила о войне кланов.